Паук
Шрифт:
– Посмотри на меня, - Паук пальцами поднял мой подбородок.
– Зачем?
– прошептала я, охрипшим от слез голосом.
– Так было нужно. Прости меня, я не хотел причинять тебе боль. Просто, когда ты рядом, мне тяжелее контролировать себя.
Я вновь зарылась лицом в рубашку. Паук извинялся и было ясно, за что. Не за убийство, нет. За ту ночь, после которой мне удалось сбежать. Эти извинения вызвали новую порцию слез. Какое имеет значение то, насколько убийца сожалеет? Паук все равно собирался закончить начатое.
– Ты принадлежишь мне, малышка. Можешь бежать, можешь плакать, можешь ненавидеть меня. Но
– Я слишком люблю тебя, чтобы отпустить.
Я молчала, понимая, что это самое искреннее признание в любви, которое когда-либо слышала. Паук любит меня настолько, что готов убить, лишь бы я принадлежала только ему. Безысходность затапливала душу, тоска, смешанная с ненавистью и страхом поглотили разум. Но несмотря на это, я не могла заставить себя выбраться из надежного кольца рук. Презирая собственное безволие, мне хотелось прижиматься к мужчине, ощущать запах тела, чувствовать, как его тепло разливается по коже. Ненавидеть и любить одновременно, как же это вообще возможно? Паук был ненормальным, отвратительным, пугающим, но в то же время заботился, спасал и оберегал, пусть и по-своему. Сейчас он убил человека у меня на глазах, но что он сделает в следующую минуту? Достанет стилет и перережет горло? Или продолжит изощренную пытку нежностью дальше, заставляя снова и снова переживать самые ужасные моменты?
Сейчас не хотелось ничего решать, слишком потрясенной и уязвимой я себя ощущала. Быть может, Паук рассчитывал именно на это. Можно было поздравить его с безоговорочной победой, ведь сил на борьбу у меня не осталось. Еще никто и никогда не умирал на моих глазах и уж тем более не умирал для того, чтобы я получила ценный урок послушания. Осознание причастности к смерти этой женщины делало меня еще более несчастной. Лучше уж умереть самой, чем становиться невольной виновницей чужих страданий.
Подняв глаза, я встретилась с взглядом Паука. Мы стояли на обочине дороге, словно вырванные из пространства и времени. Мимо проносились редкие машины, ночную темноту разбавлял лишь свет шоссейных фонарей, редких и тусклых. Каким-то непостижимым образом, я прекрасно видела выражение его глаз в неверном свете. Так мог бы смотреть хищник, непостижимым образом влюбленный в свою жертву — голодный, но страстный взгляд, пугающий и завораживающий одновременно. И было невозможно понять, какое же решение он принял? Съесть жертву или позволить своим чувствам одержать верх хотя бы на время?
Паук склонился и я почувствовала его дыхание на губах. Было ясно, что сейчас произойдет и время словно замерло. Можно было отстраниться, вырваться из его рук, не позволять касаться моего тела, но я не двигалась. Одна часть меня безумно боялась того, что сейчас происходит, но другая часть желала поцелуя, стремилась почувствовать хотя бы иллюзию тепла. Несмотря на то, что мы уже целовались той ночью, сейчас все было по-другому. Тогда это было наваждением, безумной попыткой изменить хоть что-то. Сейчас же поцелуй означал мою безоговорочную капитуляцию.
Горячие губы коснулись моих. Чужой язык осторожно скользнул по нежной кожице в чувственной ласке и я безропотно пропустила его дальше. Этот поцелуй ничем не напоминал те, которыми он награждал меня в ту ночь, когда его пальцы насиловали мое тело. Сейчас он был наполнен нежностью, лаской и безысходностью. Я ощущала сладковатый
В этот момент, полный страха и наслаждения, я поняла, что Паук добился своего. Убийца сломил мой дух. Теперь моя жизнь зависела от его желания и я больше не хотела с этим спорить. Желания бороться больше не было. Ненависть еще жила где-то внутри, но больше не было сил к сопротивлению. Страх и безысходность опутали сознание, заставляя согласиться с единственной новой эмоцией, с горячей потребностью человеческого тепла и любви, пусть и приправленной безумием.
Его руки проникли по футболку. Прикосновение горячих ладоней к моей прохладной коже вызвало колючий заряд тепла, заставивший вздрогнуть. В эту же секунду вернулось воспоминание о тяжести его тела на моем и боли унижения. Это было странно, но мне больше не хотелось вспоминать об той ночи, словно поцелуй сметал негативные эмоции и воспоминания. Не все ли равно, что он уже сделал со мной, когда впереди еще столько возможностей сделать что-то снова?
Наконец, наши губы разомкнулись и я взглянула в лицо Пауку, ощущая, как слезы вновь катятся по щекам. Мне было страшно, чтобы он вновь сделает со мной что-то подобное, чтобы воспользовался своей силой и вновь указать на положение жертвы.
Мужчина провел ладонями по моим щекам, смахивая соленую влагу. Кожа на талии еще хранила тепло его горячих рук и какая-то часть меня хотела, чтобы он продолжить обнимать и ласкать мое тело.
– Ты так прекрасна, малышка, - прошептал Паук, вновь прикасаясь к моим губам. Я не отодвинулась, принимая момент таким, каким его подарила судьба.
– Я люблю тебя.
Стоя на обочине дороги посреди ночи в объятиях маньяка, я ненавидела себя за слабость, но ничего не могла поделать с нахлынувшими чувствами.
– Пойдем. Нам нужно ехать, - голос мужчины звучал как-то иначе и, приглядевшись, я поняла, что в уголках его глаз тоже сверкают слезы. Это было настолько ошеломительно, что мои слезы тут же прекратились. Но Паук быстро отвернулся и пошел к машине, не дав мне окончательно утвердиться в увиденном. У меня не было объяснений его слезам. Ведь не раскаивался же он?
Чересчур много эмоций и открытий для одной ночи. Все внутри меня бурлило, но нужно было успокоиться и забыть обо всем. Вздохнув, я села в машину и пристегнулась. Между нами что-то изменилось навсегда и у меня все еще не было уверенности, что эти изменения принесут мне счастье.
16.
Мы ехали по шоссе уже несколько часов. После той остановки на обочине я погрузилась в размышления. То, что происходило между нами ставило логику в тупик. Сначала Паук сделал все, чтобы уничтожить любое проявление тепла по отношению к нему, а затем пылко признался в собственных чувствах. Это приводило меня в замешательство. Постепенно наваливалась оглушающая усталость, словно тяжесть прошедших дней разом опустилась на плечи. Если бы не было сбивающих с толку чувств, было бы проще. Они лишь все усложняли.