Паутина грез
Шрифт:
Я сразу повеселела, тем более что программа начиналась. Загремела музыка, и на манеж выбежали клоуны. Они толкались, брызгались водой, кувыркались и всячески веселили публику. Еще не закончились их прибаутки, как из-за пестрого занавеса показалась девушка, почти девочка, наверное, моя ровесница. Одетая в золотистый облегающий костюм, она выделывала удивительные трюки, стоя на спине лошадки. Дальше номера посыпались один за другим — фокусники, жонглеры, музыкальные эксцентрики. Вдруг раздалась торжественная барабанная дробь и на круг выбежали воздушные гимнасты — двое юношей и гибкая, как тростинка, девушка. В мгновение ока они взлетели под купол цирка. Я замерла, как и все зрители, но внезапно заметила, что Люк смотрит не на акробатов, а на меня, и улыбается — ласково и одновременно лукаво.
— Нравится? Поняла теперь, почему я влюблен в цирк?
— Да! Мне в голову даже не приходило, что такое бывает… Просто чудо!
— Это только начало! Смотри, смотри, то ли еще будет!
Несмотря на восторг от шоу, я сознавала, что он давно держит в ладонях мою руку, но это меня не смущало, напротив, радовало. Музыка, взрывы смеха, грохот шутих, барабанная дробь и мгновения полной тишины перед смертельно опасным номером превратили часы в минуты, а минуты в секунды. Я потеряла счет времени, забыла обо всех своих тяготах. Казалось, мир сжался до маленького пятачка, на котором царил Его Величество Цирк. Люк сбегал и принес гамбургеров и жареной картошки. Пива себе он брать не стал, пил содовую, как и я. Затем последовало удивительно вкусное мороженое, посыпанное карамельной крошкой. За все платил Люк, а когда я предложила взять на себя часть расходов, он заявил:
— У тебя деньги под заклятием. Стоит им показаться в руках торговца, как они превратятся в резаную бумагу. Тогда жди скандала.
— Люк, но я не могу позволить, чтобы ты столько тратил. Тебе деньги не так уж просто достаются.
— Ерунда! Все равно девать их некуда, к тому же мне еще не приходилось тратиться на такое прелестное создание, как ты, Ли, и меня не остановить.
Он по-прежнему держал меня за руку. А я вдруг онемела. Да, кругом были сотни людей, но вновь возникло чувство, что мы с ним одни на свете. И прежде чем я успела сообразить, что происходит, Люк поцеловал меня в губы.
— Не сердись, — сказал он мне на ухо, — но у меня такое прекрасное настроение, что я ничего не могу с собой поделать.
— Я и не сержусь, — промолвила я, оборачивая взор на манеж. Сердце, однако, стучало так, что, должно быть, артисты слышали.
Люк ничего не ответил, лишь посмотрел в глаза и снова улыбнулся.
Только после завершающего номера я наконец вспомнила о времени. Один взгляд на часы — и я завизжала:
— Ты посмотри на время, Люк! Я же опоздаю на поезд!
— Не бойся ничего, — твердо сказал он, но его лицо приобрело серьезное выражение.
Мы попытались быстро выбраться на улицу, но не тут-то было. В проходах образовались заторы. Нам ничего не оставалось, кроме как ждать, когда схлынет народ. Мы сбегали за чемоданом, также бегом примчались к машине. Как назло, мотор не заводился. Люк сделал не одну попытку, даже в гневе стукнул по приборной доске, потом торопливо вылез, открыл капот. Пришлось повозиться, и мы наконец выехали. Улицы возле цирка были забиты транспортом — публика разъезжалась по домам. По дороге мы почти не разговаривали, но оба думали об одном и том же — время! Несколько раз застревали в пробках. Люк в сердцах бранился, потом извинялся. Я пыталась его успокоить. Короче, путь на вокзал занял в два раза больше времени, чем путь в цирк, который мы проделали в первой половине дня.
Когда мы добрались до стоянки, у меня оставалось ровно пять минут, да Люк еще никак не мог найти свободное место и в конце концов бросил машину у ближайшего входа в вокзал.
— Наплевать на их дурацкие штрафы. Вперед!
В одной руке чемодан, в другой — я… так мы и вбежали в коридор, ведущий к перрону. Народ клубился еще гуще, чем утром. Час пик, ничего не поделаешь. Коридор, поворот, лестница, перрон… и мы увидели огни хвостового вагона. Мой поезд ушел.
— Ох, как же… — выдохнула я. — Нет!
Состав набирал скорость. Я осталась в Атланте. Люк медленно повернулся ко мне:
— Прости, это я виноват. Надо было следить за временем.
— Нет, это я сама прошляпила. — Я взяла у него чемодан и понуро оглянулась на жесткие скамейки в зале ожидания.
— Послушай, Ли, — окликнул меня Люк. — Я не могу позволить, чтобы ты торчала здесь всю ночь. Особенно предложить нечего, но уж тюфяк и теплое одеяло я обеспечу. Только ты…
— Что? — Я толком не расслышала, ибо все еще пребывала в оцепенении.
— Разумеется, я буду спать на другом матраце. Но здесь тебе нельзя оставаться, — настаивал и молил он.
«А что, собственно, еще может со мной случиться, кроме того, что уже случилось», — мелькнула горькая мысль. Я, кажется, давно уже превратилась в листочек, который ветер судьбы швыряет и крутит во все стороны, листочек, давно оторвавшийся от родной ветки, где ему было так хорошо и тепло… Люк выхватил у меня чемодан, взял за руку и повел за собой. Я молчала. Доверившись ему, дала увести себя с вокзала.
Близилась ночь.
Глава 20
Моя любовь, моя опора
Так в прострации я и шла за Люком до самой машины. Он усадил меня, надежно захлопнул дверь, и мы снова тронулись в сторону цирка. Я плохо реагировала на происходящее, только прижимала к себе одной рукой чемодан и другой Ангела.
— Не расстраивайся, Ли, — бодро и уверенно говорил Люк. — Я непременно отвезу тебя на вокзал завтра утром. Поедешь другим поездом. А сейчас мы остановимся у ближайшего телефона, и ты позвонишь бабушке, чтобы она не волновалась.
Я не отвечала. Едва ли я вообще понимала его слова. У меня было ощущение, будто только что слезла с карусели — вокруг все плыло и покачивалось. Трудно было сосредоточиться на реальности.
— Ли! — окликнул он меня. — Я говорю, что надо связаться с твоей бабушкой, а то она поедет встречать тебя, не найдет в поезде и испугается.
— Ой, Люк… — выдохнула я, не в состоянии больше сдерживать слезы, которые давно грозили хлынуть потоком. — Моя бабушка и не подозревает, что я к ней еду. Я ведь сбежала из дома!