Паутина грез
Шрифт:
Он надел пальто, подхватил меня под руку и потащил к выходу. Я заколебалась. Стоило ли являться сюда лишь затем, чтобы поужинать в городе? Ведь я собиралась сидеть с Троем… Но, возможно, Тони прав, надо поесть. И я подчинилась.
— Трой получает все необходимое лечение, — сказал он, когда мы устроились за маленьким столиком у окна. — Этот малыш каким-то образом умудряется вылезать из самых жутких переделок, которые выдумывает его организм, а уж теперь, когда с ним в Фарти живешь ты, я думаю, он и лишней минуты на болезнь не потратит.
Он потянулся через стол и погладил меня по руке.
— Надеюсь, — только и сумела пробормотать я.
— Тогда приступим к еде. Здесь готовят чудные макароны с соусом. Позволь мне сделать заказ для нас обоих.
Как же изыскан и раскован этот человек, думала я, он даже заказ делает, с легкостью произнося названия итальянских блюд. Его узнавали официанты, и сразу менялось их отношение — из вежливо-равнодушного, обычного по отношению ко всем клиентам оно становилось предупредительно-почтительным. Это было видно по тому, как наш официант наклонял голову, задавал вопросы по заказу, как двигался. Наконец он отошел, и Тони пронзил меня взглядом — пристальным и пытливым.
— Загадочное ты создание, Ли. В глазах то сияние и радость, то, через мгновение, слезы и отчаяние. Ты непостижима и непредсказуема; я бы сказал, так же, как твоя мама. Боюсь, ни один мужчина не достоин чести быть вам парой, — добавил он с легкой горечью, но не так, чтобы показать свою готовность отступить.
— Как вы провели отпуск? Удалась поездка? — спросила я, уловив некоторую натянутость в его голосе. — Мама сразу отправилась спать, так что я даже не успела расспросить ее.
— Я-то отдохнул отлично, — ответил Тони с кривой улыбкой. Затаив дыхание, я ждала, что он скажет дальше. — Твоя мама говорила, что любит лыжи, катание на коньках и вообще зиму. Но когда мы приехали в Сент-Мэрис, она решила, что для лыжных прогулок слишком холодно. Представляешь? — Он рассмеялся. — Зимой слишком холодно для лыж! В общем, я целыми днями катался по горам, а она ходила по магазинам или сидела у камина. В конце концов я заставил ее встать на лыжи, но она так много падала и так шумно жаловалась, что пришлось вернуться в отель. А уж о вечернем катании на коньках на льду горного озера я вообще не говорю… — Он махнул рукой и покачал головой. — Приговор был вынесен за десять минут. Но главное, она постоянно жаловалась, будто холодный воздух плохо влияет на кожу, а в теплой спортивной одежде ей приходится потеть, что оказалось для нее несносным. Зачем тогда было затевать такой отдых?
— Но вы же наверняка ходили в рестораны. Европейская кухня знаменита по всему свету! — воскликнула я, вспоминая, что мама всегда мечтала об этом.
— Ходили, но твоя мама ест, как птичка. Сплошное разорение! Она не в состоянии съесть полную порцию, даже детская для нее велика! Каждый раз я съедал ужин за двоих, и этим все кончалось. Слава Богу, что у меня еще была хорошая физическая нагрузка, а? — И Тони похлопал себя по животу.
— Да что ты! Ты выглядишь… очень хорошо, — произнесла я, едва не сказав «потрясающе».
— Спасибо! В общем, такова история нашего зимнего отдыха под названием «медовый месяц», — сказал он с огорчением.
Подошел официант с салатами, напитками и хлебом. Пока первый кусок не оказался у меня во рту, я не сознавала, насколько голодна. Уютный ресторан, непринужденный разговор с Тони, вкусная еда сняли душевное напряжение. Первый раз с утра я расслабилась. Мы поболтали о Европе, я рассказала Таттертону о наших прежних поездках в Лондон, затем в подробностях изложила, как мы с Троем жили в Фарти… Я так заговорилась, что забыла о времени и не сразу обратила внимание, что Тони давно изучающе смотрит на меня.
— Ой, я такая болтушка, — сразу смутилась я. — Не знаю, что это на меня нашло.
— Нет, что ты, мне очень интересно тебя слушать. Тем более до сих пор ты со мной довольно мало говорила.
От застенчивости я отвела глаза и стала рассматривать посетителей в ресторане.
— Ты отлично выглядишь. Свежий, отдохнувший вид, — похвалил Тони.
— Спасибо, — пробормотала я и, конечно, покраснела. Я еще не умела с очаровательной небрежностью принимать комплименты, как это делала мама. Впрочем, она всегда готова выслушивать слова восхищения. А для меня это было непривычно и волнительно, особенно если автором их оказывался такой красивый мужчина, как Тони Таттертон. В его устах любые слова звучали искренне, доставляя удовольствие и вызывая легкое возбуждение. После этого я даже ощутила чувство вины перед маленьким, больным Троем.
— Пожалуй, пора возвращаться, — наконец сказала я, устав от пронизывающего взгляда голубых глаз.
— Что? Да, сию же минуту.
Он подозвал официанта, расплатился. Скоро мы уже снова были в клинике. Тони немедленно поднялся в палату брата, а я осталась ждать внизу. Однако очень быстро он появился в коридоре в сопровождении врача и знаком позвал меня.
— Температура упала. Кризис миновал, — сияя, сообщил он. — Даже дыхание улучшилось. Теперь он поправится.
Я испытала такое облегчение, что заплакала. Мужчины переглянулись, рассмеялись, а затем Тони сгреб меня в объятия.
— Спасибо тебе, Ли, за твое доброе сердце и любовь к Трою, спасибо, — шепотом произнес он и поцеловал меня в лоб.
Я подняла глаза и встретила теплый, участливый, искренний взгляд… и смутилась. Неужели я так быстро обрела новую семью, дорогих людей? Непросто было разобраться в своих чувствах. Как бы ни привязалась я к Трою, как бы ни восхищалась Тони, не могла избавиться от ощущения, что предаю папу. И в то же время Таттертон покорял меня своей отеческой заботой, открытостью, нежностью. Мы встретились с ним по маминой прихоти, мы не обязаны были проникаться друг к другу теплотой и любовью, но… ненависти, неприязни не было. Более того, в его объятиях мне было уютно и хорошо. Прости, папа, но я не могу ненавидеть его.
— Может быть, ты хочешь заглянуть к Трою, Ли? — спросил Тони. — Он еще не проснулся, но побыть пару минут в его комнате можно.
— Да, конечно, спасибо.
Мы подошли к палате, и с порога я увидела малыша, который показался еще более крошечным, чем утром. Больничная койка, дыхательный аппарат, паутина трубок лишь подчеркивали его хрупкость и слабость. Сердцем я рванулась к мальчику, но сдержалась, только слезинки показались в уголках глаз. Тони заметил это и промокнул их своим носовым платком.