Паутина лжи
Шрифт:
А в остальном жизнь текла ровно и умиротворенно, без драм и крупных происшествий. Дни шли за днями, сменялись сезоны, не успевали встретить один новый год, как на смену ему уже приходил следующий. Саша все так же вел свой бизнес и отдыхал от него, Юля занималась домом и детьми. Девочки росли как-то на удивление быстро. Вот уже и Ася пошла в школу, а вот пришел и Ясин черед…
И однажды вновь случилось то, чего с таким волнением ожидала Юля. Как-то раз вечером она выбралась в ГУМ, нужно было купить кое-что из одежды детям и Саше, и там, в середине второй линии, неподалеку от фонтана, она вдруг столкнулась с Мирским. Тот в кои веки был один и, судя по всему, очень обрадовался встрече.
– Юленька, как я счастлив тебя видеть! – воскликнул он, целуя ее. – Слушай, а ты все хорошеешь! Ну что ж, пойдем посидим где-нибудь, расскажем друг другу, как у нас дела…
– Нет, – неожиданно для себя самой вдруг сказала Юля. – Извини, Ярослав, но я не могу. Меня семья ждет. Пока.
– Вот как? – похоже, он искренне огорчился. – Жаль. Но что же… Звони.
– Обязательно! – заверила Юля, наперед зная, что больше не позвонит ему никогда.
Саша в тот вечер приехал в одиннадцатом часу, дети уже спали. Юля сама подавала ему ужин и в это время вновь и вновь возвращалась мыслями к сегодняшней встрече. Встреча в ГУМе у фонтана. Как в дешевом романе, ей-богу…
– Юля? – донесся до нее вдруг удивленный голос мужа. – Ты что? Почему ты плачешь? Что с тобой, милая?
От этого простого ласкового слова, от нежной интонации, с которой оно было произнесено, и от его такого знакомого, такого родного голоса Юля разревелась еще сильнее.
– Ой, Сашенька… – прошептала она, утыкаясь лицом в его теплое, сильное, родное плечо. – Сашка, я так тебя люблю…
Чтобы разрешить проблему любовного треугольника, нужно добавить четвертый угол
В Швейцарии Лиза и Стефан поселились в новом, только что купленном доме в пригороде Лугано. Это было отличное современное здание с красивой отделкой внутри и снаружи, удобной планировкой и великолепным видом из окна. И немалых размеров – при переезде Стефан сразу выразил надежду, что вскоре по этим комнатам будет бегать ребенок, и лучше всего не один. Однако Лиза, ласкаясь к будущему мужу, стала упрашивать его подождать с детьми – куда спешить, они ведь только-только собираются пожениться, хочется пока пожить друг для друга, никто третий им не нужен, так хорошо быть вдвоем. При этом она как-то умолчала о Галине, которая не собиралась после их свадьбы возвращаться в Россию и которой Стефан снял небольшую квартиру неподалеку.
Родители Стефана сначала обрадовались тому, что их сын наконец-то создал семью, но после знакомства с Лизой их восторги несколько поутихли. В ответ на вопрос, понравилась ли им будущая невестка, отец вежливо отметил, что она хороша собой, а мама демонстративно промолчала. Зато сестра, тоже жившая в Лугано, но отдельно от родителей, не постеснялась в выражениях и открыто заявила брату, что он растяпа и просто дал себя окрутить хитрой и расчетливой стерве. Стефан, конечно, обиделся и поссорился с Иоганной, но прислушиваться к ее мнению не стал. Отношения брата и сестры давно стали очень прохладными, они оба не стремились к общению и встречались лишь изредка, в родительском доме, в дни праздников или каких-то других важных событий.
Свадьбу сыграли скромную, с минимальным числом гостей – только родственники, несколько близких знакомых Стефана да Кравчуки, приехавшие на несколько дней с обеими дочками. Лизе приглашать было некого – в Лугано она еще никого не знала, а московские друзья и подруги, конечно, не имели возможности приехать в Швейцарию на ее свадьбу. Так что народу не набралось и дюжины человек – зато были заказаны лимузины, украшенные сердечками и куклами в виде жениха и невесты, снят роскошный ресторан и даже приглашен русский тамада, которого Лиза ухитрилась где-то откопать. Юля деликатно намекала ей, что в Европе так не принято, здесь совсем другие обычаи и традиции, но невеста и слушать ее не стала. Лиза заказала себе свадебный наряд в модном доме с громким названием, но настояла на собственном проекте – и в результате, утопая в невероятно пышной юбке, длинной сзади и очень короткой спереди, была похожа на пирожное еще из советских времен, с жирным белым кремом, выложенным розочкой.
После свадьбы она с восторгом занялась обстановкой и оформлением нового жилища. Видя, какое удовольствие получает жена от этого занятия, Стефан так радовался, что даже не обращал внимания на сами вещи, заполнившие их дом, – все сплошь очень дорогие, претенциозные, крикливо-безвкусные, крайне неудобные в использовании и совершенно не подходящие друг к другу по стилю. Так, в их спальне соседствовали обтянутые белым шелком в мелкий цветочек кресла с гнутыми ножками в духе Людовика XIV, умопомрачительная люстра в стиле модерн, переливающаяся всеми цветами радуги, и низкая китайская кровать черного лакированного дерева с золотыми драконами, на которую Лиза приказала водрузить водяной матрас. Стены украсили огромный персидский ковер с толстым ворсом и несколько постеров с изображением Лизиных любимых эстрадных звезд, а на окне повисла прозрачная занавеска, сплошь прошитая блестящими цветными нитями. Но Стефан первое время ничего этого не замечал. На Лизу он по-прежнему не мог надышаться – а вот присутствие тещи уже начало напрягать.
Лиза не знала ни одного иностранного языка, но с ее памятью освоиться в новой языковой среде не было серьезной проблемой. Уже через неделю своей жизни в Лугано она выучила небольшой набор итальянских слов, необходимый для того, чтобы объясниться в магазине, а через две – болтала с соседкой и понимала почти треть из того, что та говорила. Зато Галина – та не могла запомнить ни единого словечка, даже из таких общеизвестных, как ciao или grazie. А так как любимым ее времяпровождением были походы по магазинам, то она постоянно таскала с собой дочь в качестве переводчика. И потому почти каждый день Стефан, спешащий побыстрее увидеть молодую жену, возвращался пораньше из офиса, но заставал пустой дом – Лиза до вечера шаталась с матерью по магазинам. Возвращалась усталая и, отказавшись от ужина (они с мамой уже поели в кафе или ресторане), отправлялась спать. А голодный Стефан, дожидавшийся ее в предвкушении романтичного ужина вдвоем с любимой, вынужден был есть один.
Впрочем, когда теща не совершала набег на магазины, а приезжала к ним, это было еще хуже. Она готовила жирную жареную еду, которую, кроме нее, никто не мог есть, или убиралась, включая при этом на весь дом какую-то невыносимую попсовую музыку. После такой «уборки» Стефан никогда не мог найти своих вещей. Он много раз пытался говорить теще, что ее «помощь по хозяйству» никому не нужна, для этой цели у них есть приходящая домработница – но все впустую. А ссориться с Галиной не хотелось. Он знал, что Лиза очень любит свою мать, часто слышал рассказы жены об их тяжелой жизни в Торжке, а потом в Москве и понимал желание любимой сделать нечто приятное для близкого человека. Вот только было очень обидно, что сам он почему-то не попадал под определение близкого человека, которому хотят сделать приятное. С каждым днем, присматриваясь к Лизе, он с грустью замечал, что она не любит его – лишь старается играть роль любящей жены. Да и вообще, он нет-нет да и наталкивался на мысль, что, возможно, ошибся с выбором и что, возможно, Саша с Юлей и его собственные родные были правы – Лиза вовсе не та женщина, которую он создал в своем воображении и с которой хочется строить семью.
Об этом он как-то в очередной раз и размышлял в тихий субботний день, сидя в открытом кафе на Пьяцца Федерале, попивая пиво и подставляя лицо послеполуденному солнцу. Домой идти не хотелось, да и нечего было там делать, потому что Лиза с мамой снова отправились на целый день по магазинам. День был теплым и солнечным, но в голове у Стефана роились самые что ни на есть серые, пасмурные и слякотные мысли. О том, что Лиза, которая в Москве соловьем пела о своей любви к искусству, за пять месяцев жизни в Лугано не то что не удосужилась посетить церковь Сен-Лоренцо, местный Национальный музей или знаменитый парк «Швейцария в миниатюре», где представлены действующие макеты всех самых известных швейцарских зданий, – она даже не заметила статуи Вильгельма Телля на набережной! Неужели там, в России, она только притворялась, обманывала его? Так не хочется в это верить…