Паутина лжи
Шрифт:
Словом, Юля остановилась именно на этой клинике. Качеству швейцарской медицины она доверяла безоговорочно, и потому на семейном совете было решено, что рожать она будет именно там, в Беллинцоне. Они поедут в Швейцарию всей семьей, заранее, где-нибудь весной, потому что ребенок должен родиться в июле. Девочкам, Асе и Ясе, поездка будет полезна, пусть попрактикуются в языке – им ведь предстоит получать образование за границей. Кстати, а почему бы не попробовать уже этой осенью отдать в какую-нибудь из швейцарских частных школ, поближе к Лугано?
Но пока до этого еще оставалось много времени. Только-только наступила зима, ударили первые морозы, выпал снег. И Саша, и Юля всегда любили это время, и не только потому, что первый раз увиделись именно в начале декабря. Оба они относились
Юля каждую неделю ездила в клинику, хотя такой необходимости и не было – беременность протекала вполне благополучно. Но все равно Юля считала своим долгом регулярно показываться врачу. Ее наблюдала, или, как говорили в старину, пользовала, Раиса Николаевна Дубаева, еще совсем не старая женщина, в возрасте между сорока и пятьюдесятью, всегда очень опрятная и ухоженная, но, несмотря на это, постоянно выглядящая печальной и какой-то подавленной. Как-то раз Юля, которая последнее время светилась от счастья, как фольга под лучами солнца, и хотела, чтобы и весь мир пребывал в таком состоянии, разговорилась с Раисой Николаевной, и та рассказала ей о своей трудной жизненной ситуации. Муж пьет, не задерживается ни на одной работе, женщине приходится одной содержать всю семью – стареньких родителей и взрослую дочь, которая учится в платном вузе и пока не зарабатывает ни копейки, но постоянно что-то требует. Бедной женщине приходится работать день и ночь, чтобы обеспечить всю эту ораву.
– Те, кто со стороны смотрит, мне даже завидуют, – откровенничала врач. – Счастливая ты, говорят, в швейцарской клинике работаешь, раз в полгода за границу ездишь. Знали бы они, как я живу на самом деле… Здесь, конечно, платят прилично, но мне все равно еле удается сводить концы с концами.
– А вы действительно раз в полгода в Швейцарию ездите? – спросила Юля. Она и рада была бы поддержать собеседницу, сказать что-нибудь утешающее, но совершенно не могла подобрать нужных слов. И правда – ну что тут скажешь?
– Да, – кивнула Раиса Николаевна. – Я работаю и в головной клинике тоже. Поеду в Швейцарию в апреле.
– Это здорово! – обрадовалась Юля. – Мы тоже с мужем решили, что я буду рожать в Беллинцоне. Очень хорошо, что вы будете там. Ведь лучше всю беременность наблюдаться у одного врача.
– Согласна с вами, – кивнула Раиса Николаевна, опуская взгляд в Юлину карту. – Знаете что, голубушка, а сходите-ка вы на УЗИ…
– Что-то случилось? С малышом что-то не так? – тут же встревожилась Юля.
– Да что вы так сразу всполошились? Успокойтесь, все в порядке и с вами, и с ребенком. Просто уже подошел срок повторного УЗИ, двадцатая неделя. Понаблюдаем развитие, пол определим. Вам же интересно, кто будет, мальчик или девочка?
– Мне, если честно, абсолютно все равно, – призналась Юля. – Кто родится, того и буду любить. Но муж аж трясется, как хочет сына.
– Ну, вот видите… Тем более надо проверить.
В тот момент, когда позвонила Юля, у Саши шло совещание с руководителями подразделений. Пришлось сбросить вызов, но в душе поселилось смутное чувство тревоги – вдруг жена звонит, чтобы сообщить нечто важное? Едва дождавшись перерыва, он тут же набрал ее номер.
– Извини, что отрываю, – зазвучал в трубке ее радостный голос, – но новость очень важная, и я решила не ждать до вечера. В общем… В общем, Сашка, это мальчик!
– Какой мальчик? – будучи весь еще мыслями на совещании, он не сразу понял, о чем она говорит.
– Как какой? Мой ребенок! Наш ребенок! УЗИ показало, что будет сын. Саш, алло? Ты здесь? Саша? Ты слышишь меня?
Он слышал. Но отвечать был уже не в силах. Стоял, прижимая сотовый к груди, и только улыбался, как идиот. С этого мгновения весь мир для него перевернулся с головы на ноги. Так вот он, смысл жизни, вот она, связующая нить судьбы! Всего полгода назад он, заблудившись в потемках собственного сознания, впервые подумал о сыне, глядя на свое отражение в мутной воде осеннего пруда. И теперь, когда раздался звонок и Сашка услышал радостную новость, то показалось, что сам Бог держал вторую трубку и оказался с ним на связи. Вечером они отправились вдвоем в шикарный ресторан на двадцать втором этаже отмечать столь знаменательное событие. Назаказывали уйму вкусностей, и почти все вернулось на кухню нетронутым. Обоим было не до еды – столько важного вдруг понадобилось обсудить. Они решали, как будут воспитывать сына, как насладятся каждой минутой его жизни, договорились, что будут запечатлевать на фото и видео каждый мало-мальски значимый эпизод. Боже, сколько планов они настроили в тот чудесный вечер! Даже придумали, в какой институт будут подавать документы сына. Вот только имя ему Юля наотрез отказалась выбирать, утверждая, что делать это заранее – плохая примета.
– Чего это ты вдруг? – недоумевал муж. – Помнится, Настю мы назвали сразу, как только узнали, что ты в положении. И Ярославну ты придумала задолго до рождения Яськи, кто бы что ни пытался возразить, никого не хотела слушать. А теперь стала суеверной?
– Да, стала, – кивнула Юля. И лицо ее было очень серьезно.
Время пролетело незаметно, и вот уже настала пора ехать в Швейцарию. В Москве к середине апреля погода еще не устоялась, снег только-только стаял, было прохладно, шли дожди – а в Лугано уже бушевала настоящая весна. Переезду была рада вся семья Кравчуков – и Юля, и дети, и больше всех, конечно, Сашка, который успел здорово соскучиться по другу. В первый же вечер они со Стефаном встретились в баре и за рюмкой коньяка рассматривали УЗИ-снимки своих будущих сыновей – Эггеры тоже ждали мальчика, и он должен был появиться на свет почти одновременно с сыном Кравчуков. Стефан вглядывался в снимок так, словно перед ним лежал «Черный квадрат» Малевича, а сам он был искусствоведом, которому обещали Нобелевскую премию, если он разгадает, что там изображено. В итоге ему показалось, что он нашел даже маленькую пипиську, то есть подтверждение тому, что должен родиться мальчик, которого он так хотел… Взрослые мужчины возились с этими снимками, как два идиота, то и дело показывая их друг другу и передавая из рук в руки. Выпито в тот вечер было немало, и через какое-то время окончательно запутались, чей снимок где. Но это было уже неважно – ведь у обоих все складывалось замечательно. Два закадычных друга понимали, что вот-вот один станет снова отцом, а другой наконец тоже обретет счастье, и у него родится первый ребенок. И все будет хорошо…
А ночью Саше приснился кошмар. Впервые в жизни. Обычно он вообще спал так крепко, что не видел снов – ни плохих, ни хороших. А тут вдруг увидел всех – себя, Юлю, Стефана, Лизу, Микаэлу и еще множество знакомых и незнакомых людей, висящих в воздухе в какой-то темной пещере. Их всех оплетала огромная паутина, нити которой были прочны, как прутья или даже как стальная проволока, сколько ни барахтайся – не выберешься. Все вокруг кричали от ужаса, предвидя неминуемую гибель, и Саше было не менее страшно, чем другим. И это при том, что того монстра, видимо, огромного паука или кого-то еще более жуткого, кто поймал их всех и держал здесь свои жертвы, пока нигде не было видно. Но при одной только мысли о нем или попытке представить, как выглядит, из груди вырывался истошный вопль.
Саша чувствовал, что именно он должен, просто обязан спасти всех запутавшихся в паутине, прежде всего – Юлю, любимую жену, которая ждет его ребенка… И одновременно понимал, что никак не может этого сделать. Не может потому, что каким-то непонятным, неведомым образом сам виноват в том, что они все здесь очутились. Вот только чем именно виноват – неизвестно. Сны редко подвержены логике.
Впервые в жизни Саша на себе испытал, что значит проснуться в холодном поту. Очень не хотелось рассказывать сон Юле, но во время кошмара он кричал, разбудил жену, и теперь она не отставала, пока не узнала, что же такое ему снилось. Вместе решили, что сон не предвещает ничего плохого, просто Саша слишком устал, замотался, ему надо отдохнуть… Но с тех пор между изящно очерченных бровей Юли залегла тонкая складка, которая, похоже, и не собиралась исчезать.