Паутина противостояния

Панов Вадим Юрьевич

– Это высшая форма власти.

Ортега увел семейство Турчи из подвала, повез на один из верхних этажей Цитадели, в комнату с окнами и мягкими креслами. В комнату с настоящим зеркалом. Однако побыть одному Сантьяге не удалось. Едва закрылась дверь, как из противоположной стены медленно вышел князь Темного Двора. Длинная фигура, закутанная в бесформенный черный плащ с низко надвинутым капюшоном.

– Это высшая форма власти – власть над разумом.

Лучшие маги Великих Домов не знали способов тотального управления. Умели сделать врага идиотом, исковеркать мозг

до полной непригодности. Умели держать под контролем некоторое время – «Заговор Слуа» давал весьма неплохие результаты, хоть и требовал серьезных усилий. Но переделать Лаю так, как получилось у Ярги, не смог бы никто.

– Он восстановил древние техники.

– Он готов на все ради власти.

– Нет. – Капюшон качнулся. – Он пойдет на все ради власти.

– Да, – согласился Сантьяга. – Пойдет.

– У тебя есть план войны с ним?

Комиссар повернулся и еще раз посмотрел на разгромленную камеру. На размазанную по полу и стенам пищу, на сделанную кровью надпись: «Ярга вернулся!» Черные глаза непроницаемы, губы сжаты в узкую полоску, а уши… уши едва заметно заострены.

– Плана нет, – тихо произнес Сантьяга. – Зато есть огромное, всепоглощающее желание уничтожить даже память о нашем первом князе.

* * *

Этот кабинет разительно отличался от того, что погиб на базе. Тоже большой, тоже черный, темный, но, увы, лишенный ставшего привычным лоска. Мебель не красивая, а функциональная. Книги расставлены небрежно, да и мало их, книг. Вместо стационарного компьютера ноутбук – программисты не успели оснастить хозяина так, как он того требовал. Единственное, что радовало – кресло. Точно такое же, как и раньше.

Именно в нем сидел Ярга, забросив ноги на стол и бездумно изучая шрам на руке – след катаны. Через два-три дня от него не останется и следа, однако сейчас розовая полоска напоминала о поражении. Напоминала, но… Но Ярга уже успокоился.

Небрежная, расслабленная поза. Господин директор слегка утомлен, господин директор изволят отдыхать в конце рабочего дня. С виду и не скажешь, что господин директор получил весьма и весьма увесистую оплеуху.

Шрам, быстро затягивающийся шрам. Не знак провала, а повреждение тела, просто шрам – вот и все, что волновало Яргу. И даже раздавшийся из угла рык не заставил его вздрогнуть.

Ждал. Знал, что услышит.

Крупный орангутан, до сих пор безвольно полулежащий в гостевом кресле – то ли мертвый, то ли под действием наркотика, – неожиданно забился, скатился на пол, зарычал, царапая пол когтями, поднялся на четвереньки, пошатнулся – лапы не держали, закашлялся, изрыгая из себя сгустки крови, упал, перекатился на спину и глубоко задышал, уставившись в потолок. Глазами, в которых светился разум.

– Я вижу, Схинки, ты снова умер, – небрежно заметил Ярга, продолжая созерцать оставленную японцем метку.

– А я вижу, нас отбросили на несколько месяцев назад, – проворчал орангутан.

– Наверстаем. Главной цели мы добились.

– Ага… добились. – Схинки поковырялся во рту, с отвращением изучил вытащенный палец – кровь и какая-то слизь, – вновь глубоко вздохнул

и поинтересовался: – Можно я покурю? Они меня пытали – не давали сигарет.

– Посмотри в кармане, – милостиво разрешил нав.

– Спасибо. – Схинки поднялся, присел, прислонившись спиной к стене, вытащил из кармана шорт пачку сигарет, зажигалку и закурил, жадно глотая дым. – Хорошо дома.

– Каким ты нашел Сантьягу?

– Злым.

– А каким ты его оставил?

– Еще более злым.

– Не растерянным? – В голосе Ярги послышалось удивление. – Он что, не понял послания?

– Все он понял… – Схинки огляделся, не нашел подходящего сосуда и стряхнул пепел на пол. – Только ему плевать. Он за тобой и без помощников пойдет. В одиночку.

– Это хорошо… – протянул Ярга. – В горячке допускаются самые интересные ошибки.

– Я бы на это не рассчитывал: комиссар продемонстрировал весьма обдуманную, несокрушимую и очень холодную злобу. А ваше послание привело к тому, что он будет просчитывать каждый свой шаг не дважды, а трижды.

– Значит, будет терять время.

Схинки покрутил головой, прищурился, оценивая позу Ярги, почесал в затылке, припоминая, как шел разговор и каким тоном произносил фразы хозяин, после чего осведомился:

– Я что-то пропустил?

– В смысле?

– Мне кажется, тебя не особенно волнует Сантьяга?

– Волнует, – чуточку рассеянно ответил Ярга. – Однако появилось смутное ощущение, будто мы упустили нечто более важное.

ЭПИЛОГ

Ночь принесла на обожженную солнцем сковороду Нью-Мексико долгожданную прохладу. Черное стремительно упало на землю и камни, спрятало дороги и редкие деревья, обволокло настолько густым сиропом, что в нем, казалось, умирали даже звуки. И свет фар патрульного автомобиля мог протаранить мрак не больше чем на пару ярдов.

– Зачем мы забрались в эту глушь? – спросил молодой полицейский, неохотно выбираясь из салона.

– Ты у нас новенький, к тому же не местный, – медленно протянул шериф, облокачиваясь на внедорожник. – Должен кое-что увидеть.

– Здесь?

– Ага.

Далеко впереди, почти в миле от них, стояла ветхая бензоколонка Вербы. Ее очертания терялись в захватившей Нью-Мексико тьме, виднелся лишь квадратик окна. Маленький, но удивительно стойкий. Не сдающийся. В одиночку противостоящий мраку.

– Считай это обрядом, сынок, – продолжил шериф. – Я привожу сюда всех молодых полицейских нашего округа. А до меня привозил старый Бен, а до него – Горбатый Хью… – Полицейский помолчал. – Ах да, ты ведь не местный, о Горбатом небось и не слышал… А шерифом он был крутым…

– Мне рассказывали, – поддакнул молодой.

«Обряд»? Старый Бен? Горбатый Хью? Что за ерунда?!

Парень отработал смену, планировал зайти в бар, пропустить стаканчик да отправиться спать, но шериф приказал ехать: «Есть дело!» Думал, что-то важное, думал, опять наводка пришла на мексиканских перевозчиков, а в итоге – обряд. Что за обряд, твою мать? Стоять под миллиардами звезд и пялиться на полуразрушенную хибару?