Паутина противостояния
Шрифт:
— Всем нужны деньги, — вздохнул прагматичный Контейнер. — А тебе, великофюрерское превосходительство, больше всех.
— Молофец, — расплылся в ухмылке Кувалда. — Вижу, вешаться не хочешь?
— Нет.
— Я тоже вешаться не хочу, — тут же обозначил свою позицию шустрый Иголка. — Лучше я тебе служить буду, великофюрерское высочество, чем вешаться.
— Правильно, — одобрил великий фюрер. — Но служить мне нафо… эта… как ево…
— Честно, — уныло подсказал Контейнер.
— Можно и так, — согласился Кувалда. — Смекаете, о чем я?
— Смекаем, — не менее уныло, чем приятель, отозвался
Причина, по которой Иголка и Контейнер оказались на ковре гостеприимного Кувалды, была проста, как плохой коньяк: бойцы неприлично разбогатели. Причем настолько неприлично, что в настоящий момент их совокупное состояние раза в два превосходило богатство всей семьи, включая долговые расписки шасам и деривативы «Средства от перхоти». Разумеется, отнестись к такой ситуации спокойно великий фюрер не имел никакого права — подданные бы не поняли.
— Липкие пальцы человских банкиров сомкнулись на горле нашей свобофолюбивой семьи и уфушают ея ими кризисом, — высокопарно, но несколько путано продолжил одноглазый. — Концы грозят профавать виски только по префоплате…
— И шасы тоже суки, — добавил Иголка, который понял, что политически верно винить во всех свалившихся на семью бедах липкопальцых чужаков.
— Шасы тоже суки, но не такие, — благосклонно кивнул Кувалда. — Наф шасами Темный Фвор стоит, типа, как я наф вами. Навы знают, что им в Тайном Горофе еще жить фа жить, а потому если шасы начнут свопами наглеть, или, там, сабпраймами какими, навы их прифавят, как асуров, и буфут потом фруг у фруга спрашивать: вы шасов не вифели? А кто это? Вот так… — Великий фюрер отыскал на столе кусок газеты и принялся проверять остроту клинка с его помощью. — А человские банкиры политиками вертят, как эти… в цирке которые…
— Жонглеры? — подсказал Контейнер.
— Фурак ты, боец, а потому буфешь вешаться, — строго ответил Кувалда. — Фрессировщики, мля, это же всем ясно. Вертят, как фрессировщики.
Иголка верноподданно выкатил глаза, всем своим видом демонстрируя, что полностью разделяет недоумение великого фюрера: ну, где, скажите на милость, видано, чтобы жонглеры чем-нибудь вертели? Ясень пень, речь идет о дрессировщиках. Дурак Контейнер, редкостный дурак!
Однако на душе бойца скребли кошки.
Колоссальную добычу, которую Иголке, Контейнеру и Копыто подфартило извлечь из таинственного подземелья, дикари поделили поровну, на четыре части. Копыто сказал, что оставлять великого фюрера без доли тупо, небезопасно и пахнет виселицей. Сообразительный Контейнер согласился с уйбуем сразу, а вот скандальный Иголка попытался оспорить предложение, за что был бит до принятия согласия и едва не лишен доли. В конце концов, все образовалось. Бойцы спрятались на заброшенном складе и почти сутки увлеченно делили богатство, после чего продали оставшийся от разделки добра крупный изумруд человскому барыге и закатили трехдневную пирушку в «Дворянском гнезде», плавно завершившуюся дебошем в «Средстве от перхоти». Вот тогда-то слух о внезапно разбогатевших Шибзичах докатился наконец и до великого фюрера — каждый из бойцов успел «по секрету» поведать о свалившемся счастье как минимум десятку соплеменников, и Кувалда затребовал везунчиков к себе. Однако посланный
— Мы буфем противостоять кризису всеми фоступными срефствами, — твердо заключил великий фюрер. И в подтверждение своих слов воткнул кинжал в столешницу. — Понятно?
Связанные бойцы дружно сглотнули и дружно кивнули.
— Вот и хорошо. — Кувалда извлек кинжал из стола и повторил процедуру. — Тогфа поговорим о срефствах. Гфе они?
— Попрятаны, — вздохнув, признался Контейнер.
— Мы ведь не дураки такое богатство в Форт тащить, — поддакнул Иголка.
— Фа уж, не фураки… — протянул Кувалда. — Гфе попрятаны?
— Трактора пошлешь? — поинтересовался Иголка.
— Сам поефу, — качнул головой одноглазый. — Такие фела контролировать нафо, и контролировать сурово.
— Это правильно, — торопливо согласился Иголка. — Поедем вместе, и мы честно покажем, где сокровища попрятаны. Правда?
И ткнул Контейнера локтем.
Тот не очень хорошо понял замысел Иголки, но на всякий случай кивнул. Кувалда улыбнулся и согласился:
— Поефем…
Иголка расцвел. Он уже представлял, как вцепляется великофюрерскому превосходительству в глотку, желательно сзади, после чего хватает спасенное богатство и бежит с ним подальше от Тайного Города… К примеру, в Крыжополь.
— Только я три фесятка бойцов с собой возьму, — добавил Кувалда.
— Зачем? — растерялся Иголка. — Они ведь тебя…
— Офну фесятку Фуричей, офну фесятку Гниличей и офну фесятку Шибзичей, — невозмутимо перечислил великий фюрер. — Межфу собой они точно не фоговорятся, и мы спокойно привезем наше богатство в Форт. Смекаешь?
Со стратегией у одноглазого вождя все было в порядке.
Иголка тоскливо вздохнул. Контейнер, который понял только то, что ничего не получилось, засопел.
Кувалда же нацарапал на столе еще одно неприличное слово, парное к первому, несколько секунд медитировал над получившимся сочетанием, а затем, словно вспомнив нечто крайне важное, громко поинтересовался:
— Кстати, а гфе Копыто?
— В натуре, Трактор наш дурак такой, что даже Спящему небось тошно, что он его выдумал, — продолжил Копыто, утирая губы после свежепринятого стакана виски. — Трактор, едва услышал, что меня доставить надо, дык сразу решил, что я уже товой — вешанный болтаюсь. Помчался в «Средство» радостный, как депутат, и давай тама топать. Ну, я и проснулся. Не сразу, но потом проснулся. Слышу, они в потемках шарят, и один другого спрашивает: ты Копыто узнаешь? А тот отвечает: конечно, мля, узнаю, он же великий герой, всей семье известный…
— Так прямо и ответил? — недоверчиво прищурился слушатель.
Уйбуй немедленно набычился:
— Я что, врать стану?
— Нет, я так не сказал.
— Тогда молчи ваще в натуре, а то рассказывать перестану. — Копыто плеснул себе еще виски и веско подтвердил: — Так и сказал.
В действительности посланные Кувалдой бойцы назвали искомого уйбуя не «великим героем», а обидным и неприличным словом, даже несколькими словами, однако цитировать их случайному собутыльнику беглый Копыто не собирался. Как и все великие воины, он хорошо знал, что такое гордость.