Паутина противостояния
Шрифт:
На этот раз помолчала девушка.
— Я спрошу.
— Спасибо.
Лая отключила телефон и с улыбкой посмотрела на Грима.
— Манан хочет тебя нанять.
— Шутишь?! — Наемник приподнялся на локте. — Я думал, он меня ненавидит.
— Именно поэтому мне интересно, захочешь ли ты работать?
Грим неуверенно пожал плечами.
— Зависит от того, что он предложит.
Лая прищурилась.
— Ты был прав: он тебя ненавидит. Его бесит, что я сплю с челом.
— Возможно, если я исполню контракт, Манан переменит
— Для тебя это важно?
Грим внимательно посмотрел на девушку.
— Для меня важна ты.
Долгий взгляд, долгое прикосновение. Лая давно призналась себе, что Грим тоже стал для нее наркотиком. Не говорила вслух, но призналась.
— Мне плевать на мнение Манана. — Черные глаза шасы не лгали — ей было плевать на мнение отца.
— Но ты расстроилась, когда он позвонил.
И это тоже было правдой.
— Я делаю то, что хочу, а он не должен вмешиваться в мою жизнь.
Голос прозвучал твердо, очень твердо, однако Грима столь категорическое высказывание не устроило. Он знал, что в глубине души Лая относится к отцу теплее, чем показывает.
— Мне кажется, тебе будет легче, если наши с Мананом отношения улучшатся, — мягко произнес наемник.
Лая поджала губы, провела пальцем по плечу Грима, прищурилась и, глядя любовнику в глаза, согласилась:
— Мне будет легче.
— В таком случае, я подпишу контракт.
— У тебя есть его номер. — Девушка поднялась с кровати. — Если что, я буду в ванной.
Потянувшийся за телефоном Грим замер. Посмотрел на ягодицы медленно идущей к дверям девушки и улыбнулся.
— Может, сначала я потру тебе спину?
— А у тебя получится? — не оборачиваясь, поинтересовалась Лая.
— Вот и проверим!
— Вы приводите весьма занятные подробности, Схинки, — чуть удивленно протянул Сантьяга. — Не ожидал.
— Они вас возбуждают?
— Мне любопытно, откуда вам известны столь пикантные детали взаимоотношений Грима и Лаи? — Комиссар поправил манжету. — От кого-то из них?
— Разумеется.
— Вы расспрашивали их настолько подробно?
— Мой господин предельно внимательно подходит к отбору помощников.
— Да, я заметил.
Однако выбранный комиссаром тон не понравился собеседнику.
— Не думаю, что в данном случае уместна ирония, — насупился Схинки. — Мы в самом начале беседы, вы еще многого не понимаете. А когда поймете, возможно, пожалеете.
— О том, что был ироничен?
— О том, что поняли.
Несколько секунд Сантьяга и Схинки смотрели друг другу в глаза. Жестко. Внимательно. Затем комиссар улыбнулся.
— В таком случае, прошу, продолжайте. Поразите меня.
— Для этого придется перепрыгнуть через пару эпизодов, и вполне возможно, вы потеряете нить повествования.
— Оно становится настолько сумбурным?
— Сложным.
— Меня не смущают путаные истории. — Сантьяга вновь взялся за коньяк. — Видите ли, далеко не все оказывающиеся в моем кабинете… собеседники способны сохранять ясное мышление. Я привык восстанавливать истину по обрывистым фразам, перемежаемым…
— Всхлипами? Стонами? Криками боли?
— Нет, — покачал головой комиссар. — Четко выстроенными предложениями. — Глотнул коньяка и скромно уточнил: — Мы ведь в моем кабинете. Здесь я разговариваю.
— Но я помню, как вы мне угрожали!
— Ни в коем случае, Схинки, ни в коем случае. — Глаза нава напомнили его собеседнику черные дыры: все притягивали, но ничего не отдавали. — Вы судите чересчур примитивно, оперируете лишь двумя понятиями, двумя цветами: черным и белым. А ведь богатство мира прячется в полутонах. В оттенках…
— Конечно, конечно, я всего лишь несчастный, плохо воспитанный Схинки, которому никогда не откроется подлинная красота. Я знаю.
— Вы в силах это изменить. Поступите в среднюю школу. Выучитесь на кого-нибудь. Прочтите пару книг, в конце концов.
— Возможно, потом. — Схинки забросил ноги на подлокотник кресла. — А пока давайте вернемся на базу…
— Ты такой холодный…
Это шепот. Едва различимый, прячущийся в губах, легкий, как дыхание, но страстный, обжигающе страстный. Горячий шепот о холоде.
— Ты выходил на улицу в одной рубашке?
Поздняя осень в Нью-Йорке — не лучшее время для прогулок без пальто. Даже для очень коротких прогулок. Она беспокоилась о нем.
— Покупал сигареты…
Он брякнул первое, что пришло в голову, что пару раз слышал от нее. А она и забыла, что он не курит. Вылетело из головы, поскольку все мысли вились вокруг желания.
— Плевать, что ты там делал…
Руки скользят по плечам, губы целуют холодную щеку, холодную шею, пальцы зарываются в короткие, густые волосы. Его дыхание становится прерывистым. Он тоже заводится. К тому же сегодня он впервые дал ей почувствовать истинную температуру своего тела. Потому что сегодня они занимаются любовью в последний раз. И эта мысль возбуждает больше, чем откровенность ее желания.