Паутина
Шрифт:
На другой год та же история. И на третий. Девки со свистом замуж вылетают, сколоты их еле-еле рожать успевают. Тут уж не до войны, когда у каждого воина на шее по два внука-гансика, в одной руке — Эльза, а в другой — Гретхен. «Гросфатер, — картавят, — майне либэ поросенок!» — и сверкают розовыми попками.
Не успел Скиф и глазом моргнуть, как от некогда могущественного племени почти никого и не осталось. Растворились парадаты среди германцев. Ассимилировались, если по-научному. Только тут до него дошло, что сколотов крупно обманули, завоевали по-мирному. Собрал он жалкие остатки племени и отбыл на Днепр. А там уже лучшие
Сергей Михайлович сообщает: «О других племенах — дулебах, бужанах, угличах и тиверцах, радимичах и вятичах летописец сначала не упоминает… означенные племена явились на востоке не вследствие известного толчка от волхов… а явились особо».
Конечно, особо. Угличи и тиверцы (бедные прасла-вяне) от сарматов не бегали, а сидели на месте. Дулебы и бужане вернулись из Хорватии на восток раньше других племен, еще до массового возвращения прочих «вследствие известного толчка» под известное место. А радимичи и вятичи пришли не с Дуная, а с Эльбы и Одера. Те самые жалкие остатки парадатов, что прибыли прямиком из Германии. Но не в пломбированном вагоне, а на конях. В Западной Европе они оставили свое семя с лешачьими генами. Ох и долго потом пришлось западным европейцам с ведьмами бороться! Сколько дров сожгли, а от ско-лотской заразы так никогда до конца и не избавились.
Радимичи и вятичи, по летописцу, прозвались по именам вождей. Рад Димов и Вяч Иванов были друзьями и хотели поселиться рядышком, чтобы ходить друг к другу в гости: «За приезд! За отъезд!» Но радимичи поселились на Соже, а вятичам пришлось топать до Оки, потому что места поближе оказались занятыми.
Кое-как расселились, хорошо сидят, седоша. То древляне набьют морду дриговичам, то кривичи по пьянке всем подряд. Лепота!
«Городов, — пишет Соловьев, — было немного. Славяне любили жить рассеянно, по родам, которым леса и болота служили вместо городов… Название Киева заставило предположить имя основателя Кия (звали его Полян Кин); названия городских урочищ, гор — Щековицы и Хоривицы повели к предположению первых насельников — Щека и Хорива… предположить в них братьев… увеличило еще эту семью сестрою Лыбедью…»
Основателя звали Полян Кин, насельников — Хру Щев и Хорь Вицин, так что никакими братьями они не являлись. Разве что троюродными, пятиюродными, короче — подзаборный плетень нашему заплоту. Все трое были колдунами, но про любого парадата можно сказать, что он с другими парадатами одного роду племени. Потому никакой сестры эти не-братья не имели. И нечего зря лыбиться!
Все писатели-летописцы единодушно превозносят гостеприимство славян, их ласковость к иностранцам («Низкопоклонство перед Западом!» — осудил такие обычаи Иосиф Виссарионович). Писатели хвалят обхождение славян с пленными. Им оставляли жизнь. Пленные у славян не рабствовали целый век, как у других народов, но им давали срока (обычай сохранился до XX века), после которых они были вольны вернуться к своим либо остаться на месте вольняшкой на поселении (при Сталине говорили: «Двадцать пять и десять по рогам!»). До чего же живучи старые привычки!
Невест славяне крали в соседских деревнях, а в городах много реже. Городов было мало по соседству. Многоженство у всех племен было несомненным.
«Славянские жены, — изумлялись иностранные бытописцы, — до того привязаны к своим мужьям, что следовали за ними даже в могилы». Но не разъясняют, чем привязывали живых жен к мертвым мужикам, какими узлами вязали.
Иностранцы пишут, что жили славяне в дрянных избах (кудесниц поизвели, а привычки к красиво исполненной работе не приобрели). Соловьев такую неряшливость объясняет следствием непрерывной опасности, которая грозила и от своих родовых усобиц, и от нашествия чуждых народов.
Маврикий писал: «У них недоступные жилища в лесах, при реках, болотах и озерах; в домах своих они устраивают многие выходы (чем не стовраты?) на всякий опасный случай; необходимые вещи скрывают под землею, не имея лишнего наружи, но живя, как разбойники».
Религия восточных славян поразительно схожа с арийской: они поклонялись физическим божествам (удивлялись: «Батюшки-светы!» — а ругались: «В Мать-Первомать!»), явлениям природы («Надо же — опять зима пришла, а дров-то мы не заготовили!») и душам усопших (в XX веке это Маркс—Ленин— Сталин).
«Если у восточных славян, — пишет Сергей Михайлович, — не было жреческого класса, зато были волхвы, гадатели, кудесники, ведуны и ведьмы».
Волки, гадатели и ведьмы были, тут спору нет. Насчет кудесниц судить трудно, потому что женщин к серьезным художественным работам и близко не подпускали. Могли они себя проявить только в ткацких работах, вышивании да кулинарии. Иные удивительно готовили, другие придумывали изумительные узоры. Но эти кудеса-чудеса были столь скоротечны и преходящи, не долговечней следов берегинь на песке. А ведуны встречались настолько редко, что имя каждого можно найти в писаной истории.
В тесной связи со славянскими племенами на западе находилось племя литовское. К нему принадлежали древние пруссы, голяды, судены, корсь и будущие литовцы и латыши. У литовцев был верховный жрец Криве (он ни разу на памяти племени не протрезвел и мог перепить десяток кривичей, лишь один славянский бог пьянства Переплут мог бы с ним за столом посостязаться, кабы сумел хоть разок протрезветь, чтобы от Киева до Тракая дотрюхать). Криве был судьей и нарядником (любил рядиться в римскую тогу, судейскую мантию и женское белье).
Еще народы были: чудь, мурома, меря, весь (смеряй и взвесь), мордва, заволодская чудь, чудь-чудь, пермь, печора, угра, ямь (где гора, там и яма), зиме-гола, осеньбоса, сетгола, ливь. Все они платили дань Руси.
В конце II — начале III века от Рождества Христова скандинаво-германские дружины под именем готов спустились от берегов Балтийского моря к Черному. На Балтике дружина плавала на трех кораблях, а на берегах Понта это был уже многочисленный народ; В IV веке готский вождь Германарих; положил основание государству в тех же размерах, в каких позднее раскинулись владения Рюриковичей. По крайней мере так утверждал Иордан, весьма льстивый историк, жополиз готских королей.
Но тут в юго-восточных степях собралась гроза и разрушила громадное государство готов при самом его рождении. На берега Дона явились гунны. Откуда же они взялись? В сказках говорится, что один из готских князей сдуру выгнал в степь злых волшебниц (сибирячек с лешачьими генами), где они и совокупились со злыми духами. И родили чудовищных гуннов. Чудовища жили на восточных берегах Азовского моря, охотились, потом решили маленько пограбить соседей. Лань им показала дорогу на противоположный берег моря (наша прапрабабка с лыковым ремешком на тонкой талии).