Паутина
Шрифт:
— А чего ему сделается? Над златом чахнет, от пыли чихает, а так живее всех живых.
— Ас ютами он как? Мирно живет или с Гарь Яном ссорится?
— Ясно, что ссорится. По семь шкур с одного юта спустить пытается. Не зря его Доходягой прозвали — до того уж доходы любит, ха-ха-ха!
— У ютов золота навалом, не обеднеют.
— Да мне тоже их не жалко. Думаешь, я ютов пожалел? Нашел ютострадальца!
— А я в дороге слыхал, — доверительно, будто великую тайну, сообщил, понизив голос до еле слышного, Кам Рой, — будто патрули-лесичи с тройниками перессорились. Юты будто бы лесичей громобоями не то порезали, не то чуть не порезали, стражники и взъярились, отлупили ютов, причесали
Мусаил, так чуть башку себе не сломал: как свою армию делить, раз патрули не с севера и юга либо там с запада и востока, а из одного Дома стражи?
Лес удивился, как ловко Кам переврал события вчерашней стычки в кабаке, но поправлять наставника не стал. Полагал, что тому виднее. А слушателей убедила подробность с Мусаилом. Они магу поверили и принялись обсуждать шансы той и другой стороны. С одной стороны — лесичей в патрулях много больше, а с другой стороны — у ютов громобои, могут и порезать к Матушке! Но все равно патриотизм победил прочие соображения. Решили, что лесичи-патру-ли победят, если до серьезной брани дойдет. Первых ютов одолели, а тех было вона сколько! И ничего, кого не убили, тех в плен взяли, шапки железные пообломали, гонору поубавили. То-то вторые юты такие вежливые явились, стали наш язык учить, в патрули наниматься. А князья наши, слава Батюшке, не совсем уж дураки, не дают бельмоглазым большого хода, выше тройника никогда не ставят.
— А еще я слышал, — сказал Рой, — что появился богатырь сильномогучий…
— Это Еленя, что ли? — перебили его. — Так Еленю мы давно знаем. Кому она нужна, его могучесть? Везде, где ни появится, деревья начинают на корню сохнуть. Только с помощью чародеев от него и спасаемся. Придурок он, твой богатырь.
— Да я не про Еленю, а про совсем другого богатыря…
— И другого знаем. Его Усыня зовут. Этот полудурок похуже даже Елени будет. Что делает: по весне, когда рыба на нерест идет, перегородит усами русло и радуется, паразит, что всю повыловить может. А того не понимает, ежели рыба икромет не произведет, так ее и вовсе не станет, на другой год ловить нечего будет. Тут уже, кто первый Усыню углядит, враз бежит за подмогой: «Беда, братцы! Усыня опять поток перекрыл!» Мужики батогами вооружаются и бегут к воде. Давай его лупцевать, а тот усы из реки вытащит и ну мужиков хлестать, ноги им путать. Навалит, бывало, кучу-малу и скалится: экой я ловкий!..
— Да я вовсе даже не Усыню имел в виду! — рассердился Рой. — Того богатыря, которого я имею в виду, зовут Кам Рой из комариного рода. Он, говорят, где юта ни повстречает, давай им сейчас уши резать. Ходят слухи, что уже половина тройников из Западного Дома стражи без ушей щеголяют. Да еще друг перед другом хвастаются: дескать, мода такая пошла! Тоже мне модники! А Кам Рой из комариного рода объявил всем ютам войну. Юты же как про войну услышали, тотчас в штаны наложили. Они, юты, всегда, когда напуганы, в штаны накладывают. Да вы и сами знаете про то:- к юту же подойти противно — воняет…
Юноша удивлялся тому, как вдохновенно врет залетный маг. То утверждает, что он коренной лесич, то вон придумал какого-то сильномогучего богатыря… Хотя бы узнал сперва, как народ относится к сильномогучим. Зачем-то соврал, что половина тройников из Западного Дома стражи без ушей ходят, хотя таких всего-то трое. И вряд ли они этим хвастаются. Чем же тут гордиться? А соврать лесичам, будто от ютов воняет, когда даже ему, молодому парню, известно, что юты очень чистоплотные, вон у них какие бани с дождем из трубок и банщики такие жесткие, трут грязь до посинения. Лес восемь лет с ютами общался, ни разу не видел, чтобы хоть один из них в штаны наклал. Кам лжет, а эти почему-то верят, что юты и вправду с полными штанами ходят…
И вдруг до юноши дошло, чего же в самом-то деле добивается маг. Того, чтобы выставить ютов в глупом и смешном свете, превратить их в посмешище. Отсюда и мода ходить без ушей, и вонь из штанов, и анекдоты. «Это я на сук напоролся…»
— А тебя-то самого как зовут? — спросили Роя.
— Зовите Фомой Беренниковым.
— А имя-то зачем соврал? — недоумевал Лес. — Послушай, Фома. Ты почему-то ютов недолюбливаешь…
— Я — ютофоб, — сказал Кам. — Это значит — объясняю для всех сразу, чтобы потом каждый по отдельности не спрашивал, что да как, — я ненавижу ютов. Они нас, лесичей, не уважают, за придурков держат. Слышали, как своих же сослуживцев, наших патрулей, громобоями порезали? А ведунов и чародеев кто поизвел?
— Да никто, — зароптали в толпе, облепившей стол.
— А много ли их осталось? Вот ты, ты самый, — Рой выдернул из толпы первого попавшегося, — скажи мне, ежели у тебя какое несчастье случится: корова пропадет или вещь дорогая, — ты к кому обратишься?
— Ясное дело, что к ведуну.
— А легко ведуна находишь?
— Да в Холмграде их человек пять.
— Ладно, это в столице. А в деревнях?
— В деревнях-то? Что-то я их там не встречал. В деревне если что пропадет, то прежде чем ведуна отыщешь, требуется у другого ведуна о нем спрашивать.
— Вот! А теперь пусть мне скажут: куда ведуны подевались?
— Может, бабы меньше рожать стали?
— Почему — меньше? Неужто лесичи как мужики ослабли?
— Ну, ты скажешь! Вот я, например…
— А я знаешь сколько за раз могу?..
— А я, думаешь, меньше?
— Вот видите, — подвел итог Рой. — И мужики мы все хоть куда, и леснянки наши привлекательны и не прочь родить пару-тройку ребятишек. Так где же, спрашивается, ведуны?
— И где же?
— А их всех в ютшколу позабрали да за паутинную границу угнали. Считай, что в полон. Или даже хуже, кидают их там в бой, убивают почем зря. Вот ведь что окаянные юты придумали: забирают наших пацанов, детей еще, и с лютыми врагами сражаться заставляют. А сами сидят в сторонке, трофеи после победы собирают. А если кто видел выпускников школы ютов, которые назад в Лесное княжество вернулись, тот подтвердит: возвращаются наши ребята все израненные. А за что они там бились? Что наше государство с ютских войн имеет? Детей раненых и покалеченных!
— Ой, а ведь и правду говорит Беренников. Точно, у меня сват от ютов вернулся, так на нем места живого не было, до того израненный.
— И долго он потом в мирной жизни пожил? — спросил Кам.
— Да года три. Совсем молодым от старых ран скончался.
— А сват твой чародействовать умел?
— Еще как! У нас в Малиновке, пока жив был, дожди только по заказу шли, ведьмы у коров молока не отдаивали. Ну, разве что самую малость. А как сволокли свата на погост, тут-то и началось. Те же ведьмы распоясались. Ты ей пару слов, а она на тебя — хомут. А теперь, говорят, ведьмачье новую моду взяло: собираются на Лысой сопке не победу над ютроллями праздновать, а опытом делиться, как честной народ дурить.
— Вот вам и вся загадка, — сказал Рой, — куда ведуны и чародеи подевались. Попомните мои слова: когда юты всех чародеев за паутинную границу угонят, колдуны да ведьмы нам на шею сядут и ножки свесят. Сейчас-то шибко распоясаться боятся: знают, что любой чародей за злодейские дела ведьмака в небо вверх ногами подвесит и оставит сушиться, пока злыдень в разум не придет. А без чародеев будем все ходить с хомутами на носах и на грудях, и заклятье снять некому станет. Тогда спохватимся: где же чародеи? Да поздно будет.