Паутина
Шрифт:
Назир покачал головой.
— Это нехорошо. Если закрыть ваш дом, Бухара переполнится безумцами. Но мы не допустим этого. Завтра… завтра же, — подчеркнул он, — приходите в Назират здравоохранения. Мы выдадим вам специальное удостоверение и работайте, как работали прежде. Никто не посмеет вам препятствовать.
— Дай бог вам здоровья, мой господин! — поблагодарил шейх и, улыбнувшись, добавил: — Не мешал бы господин Кори со своей милицией, а других я не боюсь.
— Мы сказали — Кори вам мешать не будет.
— Когда вы получите удостоверение, — засмеялся Кори, — вы станете нашим шейхом, шейхом джадидов,[9] и тогда мы не мешать — мы помогать вам будем, достопочтенный друг.
Мухитдин-Махдум налил вина и протянул пиалу шейху.
— Берите, «советский» шейх, пейте — это вино дозволено шариатом.
Шейх сначала не соглашался, потом уступил просьбам собравшихся и, поблагодарив, неторопливо высосал пиалу.
— Вах, вах, вах… — в восторге закачал он головой, облизывая усы. — Райское вино! Вино для гурий!
— Тогда еще одну!
— С удовольствием! — На этот раз шейх сразу же взял пиалу. — Грех не пить такое вино.
После третьей пиалы он почувствовал себя легко и свободно и разошелся настолько, что даже снял чалму.
— В молодости, — говорил он, — я не чужд был мирских утех. О, сколько я выпил тогда вина, сколько гурий побывало в моих объятиях. Я не пропускал веселых вечеринок, играл в азартные игры, даже иной раз дрался на ножах… Но никогда не терял рассудка, никогда не переступал через повеления всевышнего и его пророка на земле…
— Не зря, значит, вы стали шейхом, мой господин, — иронически бросил Ахрорходжа.
— Да, не зря! — громко сказал Назир и, испытующе глядя на шейха, добавил: — Мы знали, что вы мастер на все руки, поэтому и пригласили вас сюда.
Шейх выдержал взгляд Назира.
— Мудро поступили, мой господин! — ответил он.
— Мы ничего для вас не пожалеем, — спокойно продолжал Назир. — Но мы ждем, что и вы будете готовы…
— Я готов!
— Ваш дом умалишенных должен служить нашим целям! Иначе говоря, там должны содержаться, то есть лечиться те люди… те безумцы, — снова поправился Назир, — на которых мы вам укажем.
Шейх зажал бороду в кулак и задумался.
В комнате воцарилась напряженная тишина.
Первым нарушил ее Мухитдин-Махдум.
— Нам приказано, — сказал он, предварительно кашлянув, — арестовывать и расстреливать всех контрреволюционеров, всех ишанов и шейхов.
— Мой господин, нет необходимости в ваших словах, — тотчас же ответил шейх. — Я принял из ваших рук пиалу с вином и осушил ее. Я согласился со всем, что вы говорили, и полагал, что вы поняли меня. Сейчас я думал над тем, как лучше лечить ваших сумасшедших.
— Посадить на цепь, бить, держать на воде и хлебе. А потом…
— Но прежде всего, — прервал Махдума Назир, — вы должны приложить все усилия для того, чтобы никто, никогда не узнал ни их имени, ни происхождения. Этих людей нужно разумно изолировать от всего мира.
— Об этом не беспокойтесь, — заверил шейх. — Как-никак у меня на этом деле борода поседела. Хоть с завтрашнего дня присылайте своих больных. А выйдут они оттуда или нет — это уже будет зависеть от вас…
— Завтра же с утра и приступайте к делу, — приказал Махдум. — Подберите двух-трех подлинных безумцев. Это ничего, это даже лучше… Придет час, и мы вам дадим знать… Вы будете получать два золотых… десять рублей в месяц, а также муку, сахар, масло, рис и все прочее… Только помните: «Красный язык может погубить зеленую голову…»
— Знаю…
— Вы поняли нас?
— Понял! — ответил шейх.
Назир улыбнулся…»
…Я собирал материалы для задуманного мною большого романа[10] и с этой целью приехал в Бухару. Меня пригласили в дом известного и уважаемого человека, заслуженного учителя Остонзода. Он потерял зрение и доживал свой век на пенсии. Остонзода увлекался поэзией, отличался тонким умом и большим вкусом. Узнав, что я писатель, он обрадовался.
— Я одно время тоже пописывал, — сообщил он. — Моя покойная жена была женщиной умной от природы, и когда я… вынужден был оставить школу и стал сидеть дома, она начала уговаривать меня взяться за перо, рассказать о пережитом… Наверно, хотела сделать из меня второго Николая Островского, да не успела…, — с печальной улыбкой закончил Остонзода.
— Но вы все-таки пробовали писать? — спросил я. — У вас что-нибудь есть?
— Да, ответил старый учитель. Он пошарил на полке в стенной нише, достал портфель, извлек оттуда толстую тетрадь. — Вот здесь начало, не знаю, как вы назовете, — то ли рассказ, то ли просто записки, а конца нет, — когда потерял жену, уже не мог продолжать…
Я взял тетрадь, прочел заголовок — «Тори анкабуд», что в переводе означает «Паутина», пробежал первые страницы — и уже не мог оторваться. Я забыл о том, что нахожусь в гостях. Так я прочитал всю тетрадь. Она обрывалась на фразе: «Назир улыбнулся…»
— И это все? — спросил я.
— Все, — вздохнул Остонзода. — Остальное в голове.
— Пока вы не расскажете мне, я не уйду отсюда! — решительно заявил я хозяину. — Пишу я быстро и не буду прерывать вас. Давайте завершим начатое. Расскажете?
Я с откровенным восхищением смотрел на Остонзода. Он улыбнулся. Мои чувства как бы передались ему и, немного подумав, он сказал:
— Все это я пережил сам. Был день, когда я попал в сумасшедший дом, и с этого дня начнется мой рассказ… Если бы вы знали, как это ужасно, когда враги бросают в дом умалишенных совершенно здорового человека! Сам по себе, просто так, человек никогда не потеряет рассудка. Для этого должно произойти нечто ужасное и невероятное… Вы спрашиваете, откуда я это знаю? Нет, я не был сумасшедшим, но чуть им не стал, — вы понимаете, — я чуть не сошел с ума. Эх, как тяжело вспоминать все это…
1
…Сейчас, брат мой, кое-кто из молодых да горячих взял себе за моду: чуть что не так, хвататься за голову и кричать, будто он сходит с ума. Это нехорошо. Упаси, как говорится, бог от безумия! Дни, проведенные с сумасшедшими, когда меня оклеветали… о, это страшные дни! И сегодня, почти через сорок лет, вспоминаешь о них с ужасом. Как только мне удалось выдержать?.. Своим счастьем я обязан Лютфиджан, моей покойной жене… Любовь чуть не свела меня с ума, — но любовь и принесла мне избавление! Я не хотел бы рассказывать об этом, но вы так настаиваете… Хорошо, я расскажу. В назидание нашей молодежи, которая растет в счастливое время, и, что греха таить, порой не ценит выпавших на ее долю благ, — ей в назидание расскажу я историю о том, как был «сумасшедшим»…