Паутинка Шарлотты
Шрифт:
— Вы что, улетите отсюда? — спросил Вильбур. — Нельзя же так! Я тогда останусь совсем один, без друзей. Ваша мама была бы этим очень недовольна.
Скоро в воздухе парило столько малюсеньких воздухоплавателей, что, казалось, на скотный двор лег густой туман. Шарики десятками поднимались в воздух, кружились и, поднятые дуновением теплого ветерка, уплывали прочь сквозь дверной проем. Слабые возгласы: «До свидания! До свидания!» едва доносились до ушей Вильбура. У него больше не было сил выносить такое душераздирающее зрелище. Глубоко опечаленный, поросенок лег на землю и закрыл
Поросенок проснулся, когда солнце клонилось к закату, и сразу же посмотрел на мешочек Шарлотты. Тот был пуст. Затем он поднял глаза: ни одного воздухоплавателя не было видно. Все паучки улетели. Тогда он, с тяжелым сердцем, бросил взгляд в угол дверного проема, где обычно висела паутина Шарлотты. Вильбур долго стоял на одном месте, вспоминая свою подругу, как вдруг услышал тонюсенький голосок:
— Приветствую вас! Я здесь, наверху.
— И я здесь! — послышался еще один слабенький голосок.
— И я, — сказал кто-то третий. — Мы втроем решили остаться. Нам тут очень понравилось. И вы нам очень понравились!
Вильбур поднял голову. У самой притолоки он увидел три крошечные паутинки. На каждой сидела малюсенькая паучишка — дочка Шарлотты. Все трое были заняты делом: они ткали свои сети.
— Скажите, я вас правильно понял? — спросил Вильбур. — Вы в самом деле решили остаться здесь навсегда? Значит, теперь у меня будет три друга?
— Ну конечно! — подтвердили паучата.
— А как вас зовут? — дрожа от восторга спросил Вильбур.
— Я отвечу, если вы объясните, почему у вас хвостик дрожит, — сказала первая дочка.
— У меня хвостик дрожит потому, что я ужасно рад.
— Тогда меня будут звать Радди.
— А с какой буквы начиналось второе имя моей мамы? — спросила вторая дочка.
— С буквы «А».
— Тогда меня будут звать Арания, коротко Ранни.
— А как меня будут звать? — задумалась третья дочка Шарлотты. — Пожалуйста, подберите мне имя сами. Что-нибудь не очень длинное, но звонкое.
Вильбур погрузился в мысли.
— Может быть, Нелли? — предложил он.
— Замечательно! Мне это имя очень нравится, — обрадовалась третья дочка. — Зовите меня Нелли.
И она, изящным движением закрепив орбитальную ниточку на своей паутине, начала новый виток.
Сердце у Вильбура буквально трепыхалось от счастья. Он почувствовал, что просто обязан произнести короткую речь, посвященную столь знаменательному событию.
— Дорогие Радди, Ранни и Нелли! — начал он. — Добро пожаловать к нам на скотный двор! Вы сами выбрали себе место: дверной проем в нашем сарае. И в этом благословенном уголке вы будете плести паутину. Должен вам признаться, что я был беззаветно предан вашей матери. Именно ей я обязан своей жизнью. Шарлотта была красивая и умная. Она была мне верным другом. Я не расставался с ней до самого последнего дня и всегда буду хранить память о ней, поэтому вам, ее дочерям, я предлагаю свою искреннюю дружбу.
— А я вам — свою, — сказала Радди.
— И я — свою, — подхватила Ранни.
— И я тоже! — поддержала
Для Вильбура этот день стал одним из самых прекрасных дней в его жизни.
Вильбур жил долго и счастливо. Ничто не омрачало его безмятежного существования. Текли дни, месяцы, годы. Но всегда у Вильбура были друзья.
Ферн теперь редко заходила на скотный двор. Она стала старше и старалась не вести себя как маленькая. Она больше не сидела на табуреточке рядом с поросячьим загончиком: все «детские» глупости она выкинула из головы.
Потомки Шарлотты — и ее дети, и внуки, и правнуки — всегда жили в дверном проеме. Каждую весну в сарае появлялись крохотные паучки. Большинство улетало на воздушных шариках из паутинок, но два-три паучка обязательно оставались в сарае с Вильбуром.
Мистер Цукерман очень заботился о поросенке, которого часто навещали восторженные почитатели, не забывавшие ни его триумфа на ярмарке, ни надписей на чудесной паутине.
В сарае было очень уютно и зимой, и летом, и весной, и осенью, и в погожие дни, и даже в пасмурные.
«Лучше места на всем свете не найдешь», — думал Вильбур, лежа на боку в своем сарае, где было все таким родным и близким: и гогот гусей, и посвист ласточек, и мышиный писк, и блеяние овец, и запах навоза.
Здесь поросенок познакомился с паучихой. Здесь он наблюдал, как всходит и заходит солнце, как сменяются времена года. И здесь он понял, как прекрасен этот мир.
Вильбур никогда не забывал Шарлотту. И хотя он был очень привязан к ее детям, внукам и правнукам, ни один из них не смог вытеснить из его сердца память о ней. Никто никогда не смог заменить ее.
И в самом деле, не часто удается встретить паучиху, которая умела бы читать и писать и к тому же была верным и преданным другом!
Такой замечательной паучихой была только Шарлотта!
От переводчиков
Кто же был этот чудак и фантазер, написавший такие необычные истории о приключениях мышонка, который умудрился родиться в обыкновенной семье, и о девочке, набиравшейся мудрости в беседах с паучихой Шарлоттой? Книги эти сразу полюбились детям, а потом и взрослым, и вот уже полвека их читают, переводят на разные языки, сочиняют к ним музыку и ставят по ним спектакли.
Их автор, американский писатель Элвин Брукс Уайт (1899–1985), родился недалеко от Нью-Йорка в штате Нью-Джерси, окончил Корнеллский университет, служил рядовым в армии во время Первой мировой войны, ходил матросом на Аляску, а затем вернулся в Нью-Йорк и в качестве репортера стал посылать статьи в самый известный американский литературный журнал «Нью-Йоркер». Блестящие сатирические и юмористические репортажи, очерки о событиях в городе непрерывно печатались в отделе «Городских новостей», и их с нетерпением ждала вся читающая Америка. Именно эту колонку, «Городские новости», вел Уайт почти 11 лет, став сотрудником журнала.