Павел Филонов: реальность и мифы
Шрифт:
Но они встретились еще раз. Вихров был у брата. Интересно, как он собирался. В Горкоме Вихров встретил ученика брата [298] и спросил, что он может сказать о Филонове. Терентьев сказал, что знал. «Правильно, — заметил он, выслушав, — кого бы я ни спрашивал, говорили так же, а спрашивал я многих». И еще спросил, правда ли, что Филонов живет бедно, надо ли ему помочь? Сказал, что хочет сам отнести ему книжку, занести яблоки, устроить брата в дом отдыха. Терентьев, с которым говорил Вихров, сказал: «Странно нести Филонову яблоки». Разговор этот слушал скульптор Гаспарян и тоже вмешался: «Филонову надо снести холст и краски».
298
Терентьев Алексей
И вот 27 ноября, через полгода после первой встречи с братом, Вихров пришел к нему с Гаспаряном и Терентьевым, поздоровался и сказал, что он новый человек, Филонова не знал, послал ему письмо (брат письма не получал и решил, что его исключили из Союза). Вихров передал профсоюзную книжку и предложил помощь горкома — двухнедельный отдых, материал для работы, еще что-то, уже не помню. Брат отказался от всего, кроме путевки, но и ту соглашался взять только в том случае, если ее можно передать жене. Гаспарян очень уговаривал его не отказываться от помощи горкома. Брат объяснил, что у него сложные отношения с горкомом, что ненависть к нему распространяется на тех, кто с ним работает, и, признавая их мастерство, работы им не дают.
В декабре Вихров позвонил по телефону и сказал, что путевка для его жены есть. И брат, и Ек[атерина] Ал[ександровна] очень рады, особенно брат, так как за все время их совместной жизни это была у него первая возможность сделать что-то для Екатерины Александровны.
Из дневника брата. 21 марта 1936 года.Был Миша (Цыбасов. — Л.П.).Завтра в ЛОССХе будет просмотр его «кавказских» работ. Он пришел условиться, как ему держаться на просмотре и что говорить. <…> Т[ак] к[ак] обычно перед просмотром художник дает пояснения своим работам и говорит о методе и принципах работы, я посоветовал Мише сказать только следующее: «Я, товарищи, ничего не буду говорить, пусть мои работы говорят за себя и за меня. Пусть за мастера говорит его работа. Если кто-нибудь предложит мне вопрос, я отвечу». Я посоветовал Мише взять себя в руки, не быть резким или грубым. Быть максимально вежливым, спокойным, тем сильнее бить тех, кто будет нападать. Вещи Миши выверены, три вещи полусырые, остальные более развитые. Вещи на подбор.
23 [марта 1936 г.].Пришли вечером Миша, Валя [299] и Дормидонтов. Миша рассказал, как шел просмотр. Он действовал согласно нашего договора. Выступая с оценкой работ Миши, Эней сказал, что он, Эней, рад, что Цыбасов ушел от Филонова. Об этом отходе наглядно говорят работы Цыбасова. Правда, не все работы равноценны. Во многих еще видно влияние Филонова, но три работы необычайно жизненны, свежи и живописны, это три по-нашему полусырых вещи, о которых я говорил Мише. В целом, сказал Эней, работы говорят о честном, упорном труде Миши.
299
Валя — жена Михаила Петровича Цыбасова.
<…> С общей оценкой всех этих работ выступал Загоскин. И работы Миши он считает мертвечиной, а Филонова — мертвецом. Филонов губит своих учеников, уйдя от него, они оказываются совершенно бессильными, а работая с ним, также дают дрянь. С Филоновым надо бороться. Это громаднейшее зло, его надо ликвидировать. Также на истребление филоновщины звал аспирант Академии (место для фамилии осталось незаполненным. — Е.Г.).Он считает филоновщину позорным явлением в советском искусстве.
Отрицательно и к Мише, и к нашей школе высказался Горбунов. Чернышев Т. П. до и после просмотра так был заинтересован работами Миши, что подошел к нему знакомиться и жал руку.
Когда все высказались, Миша взял слово для ответа. Он сказал, что он не «бывший филоновец». Он работал, работает и будет работать с Филоновым. Он считает Филонова за крупнейшего из мастеров современности и за честнейшего человека. Он счел бы позором для себя уйти от Филонова. Все выставленные здесь вещи сделаны под руководством Филонова, но никакой «филоновщины» в них нет потому уже, что Филонов никакой «филоновщины» никому не навязывает и не «филоновщине» учит. Он дает высшую школу мастерства, и никто другой ничего подобного не дает
В это время Эней крикнул с места: «Я не предлагал вам уходить от Филонова. Зачем уходить? Хорошо сделаете, если не уйдете, держитесь его. Это не полицейские меры. Никто вас не заставляет». <…> После просмотра Эней подошел к Мише и начал разговор. <…>
Я сказал Мише, что он держал себя правильно. И что расчет наш был также правильным… [300]
Из дневника Филонова. 25-ое марта [1936 года].Была сестра Дунюшка, сказала, что в Академии отв[етственный] секретарь] Круглов [301] по какому-то поводу сказал, в присутствии Глебова: «Филоновщину надо истреблять». Глебов ответил: «Не истреблять „филоновщину“ надо, а учиться у Филонова надо. Надо понять, что Филонов говорит».
300
Филонов П. Н.Дневники. С. 360–361.
301
В 1930-е годы К. Круглов был секретарем парторганизации АХ.
До этого, когда тот же Круглов нападал почему-то на «филоновщину» и на Филонова, а Глебов стал защищать Филонова, — Круглов возразил: «Ты потому защищаешь Филонова, что он твой родственник». На это Глебов ответил: «У меня нет родственников. У Филонова тоже нет!» [302] .
Однажды — это было в феврале 1936 года, — вернувшись с работы, муж сказал мне: «Бродский хочет навестить Павла Николаевича и предлагает ехать к нему вместе».
302
Филонов П. Н.Указ. соч. С. 363. Н. Н. Глебова-Путиловского часто упрекали в необъективном отношении к Филонову. Иногда такие обвинения попадали и в печать, вызывая резкие отповеди Глебова. См.: наст. изд., Критика. Род Б.Споры о Филонове; Глебов-Путиловский Н. Н.Письмо в редакцию.
Так как муж не знал, как отнесется брат к этому визиту, то попросил меня съездить к нему и выяснить это. Сказал — в случае согласия завтра они будут у брата.
Когда я приехала к брату и рассказала, что к нему собирается Бродский, он спросил: «Кто кого звал — Бродский Глебова или Глебов Бродского?» Я ответила, как и было: Бродский Глебова. «Пусть приходит, правильно поступит, но чтобы при этом была и ты», — сказал он.
Встреча брата с Бродским была для меня очень интересна, и я охотно согласилась. Уходя, я оставила брату поесть, чтобы он был в хорошей форме.
На другой день [303] , приехав к брату раньше гостей, поздоровавшись, я уселась в «знаменитое кресло», чтобы все видеть и слышать.
Как всегда, у брата было очень холодно, и, как всегда, он был в своих бумажных брюках и вигоневой [304] куртке, потерявших от стирок свой цвет. Бродский был в пестром, довольно светлом сером костюме, в красивом пальто на меху и меховой кепке. Они поздоровались так: «Здравствуйте, Павел Николаевич», «Здравствуйте, товарищ Бродский. Рад вас видеть». Заметив, что Б[родский] снимает пальто, брат сказал: «Не снимайте, замерзнете». Б[родский] все же снял свое пальто и хотел повесить его на мольберт, но, быстро отойдя от него, повесил на гвоздик, вбитый в шкаф. В этот момент ко мне подошел муж, и я не заметила, что заставило Бродского изменить свое намерение. Спросить потом об этом забыла. Брат, видя, что он вешает пальто, сказал: «Ну, какой еще черт увидел бы этот гвоздик!»
303
Посещение И. И. Бродским мастерской Филонова состоялось 18 февраля 1936 года. См.: Филонов П. Н.Дневники. С. 341–352.
304
Вигонь — название дешевой полушерстяной ткани.