Павел Филонов: реальность и мифы, Коллектив авторов

Павел Филонов: реальность и мифы

на обложку

Коллектив авторов

Шрифт:

Богема.

Ненавистная и до боли понятная.

Остановилось время в этом кабачке безнадежности.

Все вместе и каждый одинок.

Разговоры ни о чем, разговоры богемы.

Никуда и никогда не уйдут они от этих столиков.

Одинок человек, одинок среди людей, одинок наедине с собой. Они вспоминают.

Они вспоминают свое будущее, которое уже прошло.

Они надеются на прошлое, которое не наступит никогда.

У Мунка есть графика, аналогичная по сюжету и настроению, «Копенгаген — Богема».

У Филонова — с большим надрывом, пожалуй.

В пьесе Беккета — «В ожидании Годо» — тоже настроение бесплодного ожидания.

Люди ждут свое прошлое.

Эпиграфом к этой графической работе может служить афоризм Серена Кьеркегора, ставшего известным в России в самом начале века: «Говорят, время идет, нет, время стоит — и я вместе с ним».

Наступают тридцатые годы. Художник пишет тревогу.

«Звери» [779] .

Сфинксы

ХХ-го века, вставшие над пустынным городом.

779

П. Н. Филонов. «Животные». 1925–1926. Бумага, масло. 35 x 43. ГРМ. Подробнее см.: наст. изд. Гор Г. С.Замедление времени. Прим. № 8.

Порождение города. Смертельно опасные, ненавидящие, ненавидимые и бессильные.

Нечеловеческая и такая человеческая мука в глазах у зверя.

Можно броситься, прикрыв глаза, вонзить клыки, убить. Что изменится в этом городе, в этом мире?

Ничего не изменится. Кругом город, равнодушный ко всему. Застывший в своем безразличии.

Кристаллический, кубистический город вокруг.

«Львы» [780] .

Торжествуют звери над поверженными людьми.

780

Очевидно, речь идет о рисунке П. Н. Филонова: «Без названия (Люди и звери)». 1923–1924. Бумага, тушь, перо, графитный карандаш. 19,8 x 25,4. ГРМ.

Львы, мудрые мудростью хищников. Подстерегают они любое движение поверженных людей, готовые раздавить их сильной когтистой лапой. Энергичные, умные звери.

«Каторжник» [781] .

«Каторжник в колпаке шута».

Одна из многочисленных графических работ тех лет. Невесело шутить с ненавистью и смертью.

Те, кому не до шуток, шутят со смертью. Шуты Шекспира несут ту же муку, что и короли.

Не шутку, а страх и ненависть бросает в лицо сильных. Шут-каторжник. Шут Филонова.

781

П. Н. Филонов. «Каторжник». Бумага, чернила. 10,2 x 5,5. ГРМ.

Против волны

К концу 20-х годов — все резче и резче расходятся пути Школы Филонова с путями Академии художеств. Это самое тяжелое время для Академии. Была потеряна высокая формальная подготовка, как бы то ни было дававшаяся старой Академией художеств.

Среди студентов назревало глухое недовольство. Оно вылилось в знаменитый «бунт 23-х» [782] . Группа 23-х учащихся в Академии подала заявление об уходе из нее. В этом заявлении были резкие нападки на ректора Академии — Эссена, которого обвинили в подавлении нового искусства.

782

С 1925 по 1929 год ленинградский Вхутеин возглавлял Э. Э. Эссен. «Придя в Академию с целью воссоздать серьезную школу искусства, вместо былых свободных мастерских, где гласно или негласно признавалось, что учить искусству нельзя, Эссен, однако, ставил знак равенства между школой и старой Академией, полностью отождествлял эту школу с программами и методикой дореволюционной Академии». См.: Рабинович Л. С.//Александр Иванович Савинов: Письма, документы, воспоминания. Л., 1983. С. 293. Он пригласил к преподаванию старых профессоров академического толка, в том числе В. Е. Савинского, восстановил рисование с гипсов, что вызвало особенно бурное недовольство и части профессуры, и студентов. Их требования заменить гипсы живой натурой, пригласить новых преподавателей встречали сопротивление руководства и студентов. Как вспоминает участница событий тех лет, Л. С. Рабинович, «буря все нарастала и зимой 1928 года вылилась в общестуденческое собрание, на котором после доклада Эссена выступили члены студенческого исполкома и пришедшие на собрание члены объединения „Круг“. Все это получило тогда название „Большой бузы“. В результате одиннадцать студентов старших курсов подали заявление о выходе из Академии». См.: Рабинович Л. С.Указ. соч.

В тезисах доклада на собрании во Вхутеине Филонов упоминает о «двадцати с лишним» студентах, подавших заявление о выходе из Академии, что больше согласуется с версией Покровского о «большой бузе» и об уходе из института двадцати учащихся. См.: Филонов П. Н.Кому это нужно. (Педагогика живописного факультета Ленинградской Академии Художеств) // РГАЛИ. Ф. 2348. Оп. 1. Ед. хр. 17. В 1928 году в журнале «Жизнь искусства» был помещен ряд статей, где указывалось «на происходящую во Вхутеине реставрацию дореволюционной Академии художеств и на реакционную его роль в <…> художественной жизни». См.: «Художества» в Академии художеств // Жизнь искусства. 1928. № 36. С. 4. В статье с красноречивым заголовком: «Пора положить этому конец» С. К. Исаков указал, что в отличие от московского Вхутеина, стоящего на «производственной платформе», в ленинградском вузе «культивируются

старые академические традиции», а обучение ориентировано на поддержку станковизма. См.: Жизнь искусства. 1928. № 46. С. 4–5.

Для обсуждения этого заявления был создан Совет Академии, присутствовали все педагоги и все студенты. Был приглашен Нарком Луначарский, но за занятостью присутствовать не мог. Обсуждение вылилось в митинг [783] .

Эссен покинул пост ректора. К сожалению, заменивший его Маслов проявил себя только тем, что дал уничтожить некоторые картины Рериха и слепки античных статуй из Музея скульптуры при Академии [784] .

783

В марте 1928 года в Ленинград приехала комиссия Наркомпроса во главе с А. В. Луначарским. Состоялось закрытое собрание институтского коллектива ВКП (б) и ВЛКСМ, что возмутило студентов, жаждавших разговора с наркомом. Они организовали собственное открытое собрание, в резолюции которого назвали Эссена «реакционером в вопросах изобразительного искусства». Главное обвинение состояло в том, что «стоя во главе ВУЗ’а, т. Эссен своим диктаторским зажимом, управляя единолично, не дает возможности развернуть работу в ВУЗ’е как наиболее культурным силам профессуры (Петров-Водкин, Карев, <…> Матвеев и др.), так и студентам, предпринимая демагогическими приемами выживание названных профессоров из Академии или сведение их педагогической значимости на нет, а равно не привлекая новые силы». См.: Жизнь искусства. 1928. № 36. С. 4. На ближайшем собрании профессоров Эссен выступил с заявлением, что «в ВУЗ’е часть профессоров совместно с частью студенчества ведет работу, аналогичную с шахтинскими вредителями». См.: Там же. С. 5. (Эссен намекает на известное «шахтинское дело», одно из первых судебных процессов против «врагов народа», май — август 1928 года). Э. Э. Эссен был отстранен от должности в 1929 году.

784

В 1929 году Вхутеин был преобразован в Институт пролетарского изобразительного искусства (ИНПИИ). Руководил институтом (1929–1932) Ф. А. Маслов, чье правление за начавшееся наступление на традицию получило название «маслобойка». В эти годы «…система учебы совершенно переменилась. Решительно сократились сроки обучения с пяти до четырех лет. Вместо живописи и рисунка — работы над натурой — был введен метод проектов, то есть проектирование росписей несуществующих объектов на монументальном отделении и педагогический уклон — на станковом. Защита дипломов была отменена». См.: Рабинович Л. С.Указ. соч. С. 293–294. Музей Академии художеств был расформирован, а ведущие педагоги освобождены от работы.

Один из группы 23-х — Кушаков — стал впоследствии одним из руководителей ЛОСХа. Некоторые из этой группы вошли в группу Филонова, присоединились к Кибрику, который еще раньше ушел из Академии и перешел к Филонову [785] .

Время уходит на иные пути.

Уже Филонову и его школе нужно идти против волны.

И тем знаменательнее, что в 1929 году в Русском музее организуется персональная выставка. Его работами был занят весь нижний этаж, выходящий на Инженерную улицу. Показано все, что им сделано за долгие годы, — сотни работ.

785

См.: наст. изд.: Кибрик Е. А.Работа и мысли художника.

Кто скажет теперь — почему только к этому году решил художник показать свои работы? Быть может человек, привыкший всю жизнь идти против волны, был увлечен самой трудностью задачи? Или же темы его работ нашли свое выражение в законченных циклах. Авторитет Филонова был настолько высок, и личное его влияние было настолько сильно, что Русский музей отдал свои залы под его полотна.

Но время было иным. Левое искусство везде, во всем Мире.

Для широкого зрителя выставка открыта не была, допускали только художников, самый ограниченный круг людей.

Вопрос о том, показать или не показать картины Филонова народу, обсуждался на специальном Совещании в Русском музее.

В интересных мемуарах Глебовой (однофамилицы сестры художника) есть описание этой дискуссии.

Вопрос был прекращен.

Кто может осуждать прошлое?

Время вновь становилось предвоенным — страна начинала жить нормами военной дисциплины.

Художник тревог мог вызвать тревогу.

Выставка открыта не была.

Конным взводом мчатся годы. Бьет тревогу медь. Глушит медь оркестров, тяжелый, все время нарастающий гул танковых моторов на дорогах Европы.

Еще не объявлены войны.

Смерть Маяковского — неразгаданная смерть. Умирает Малевич. Остается в нашей памяти супрематистом — философом абстрактной живописи.