Павел Филонов: реальность и мифы
Шрифт:
Перед нами, молчавшими, проходила симфония красок, где темы переплетались, пропадали и вновь возникали из неведомых глубин.
Композиции задумывались как циклы и часто имели общее название.
Каждая картина, ювелирно сделанная, казалась маленькой драгоценностью. Многие из них писались годы и годы. Они переписывались слой за слоем, пока шифр бытия, загадочного и опасного, не находил представимого своего образа. Гималаи труда требовались для создания любой акварели.
Мы расходились, взволнованные.
Белой ночью я провожал Веронику [803] до дверей ее дома на Кировском.
Однажды она пригласила меня к себе на литературный вечер. У Вероники, или Вероники, как мы ее называли, собирался небольшой, но тесный кружок. Обсуждали новинки литературы, входивших в моду Хемингуэя, Дос Пассоса [804] ,
803
Бостанжогло Вероника Герасимовна(1914–1987), живописец, график. По материнской линии происходила из рода князей Гагариных. Отец (по сцене Догмаров) был артистом Оперного театра С. И. Зимина. В дневниках Филонова есть запись от 22 сентября 1933 года: «Вечером <…> пришел пианист, работающий с известной пианисткой Юдиной. Одновременно с ними пришла Вероника — 17–18-летняя девушка. Обе ноги Вероники отрезаны выше колена под колесами трамвая, ходит она на протезах, с палкою. Она привела с собой товарища— оба исключены из педтехникума». См.: Филонов П. Н.Дневники. С. 222. В комментарии приводятся сведения о том, что несчастный случай произошел, когда Веронике было одиннадцать лет. С 1963 жила в Москве. См.: Там же. С. 546.
804
Произведения Дж. Дос Пассоса впервые были опубликованы на русском языке в середине 1920-х годов, но наибольшую популярность его творчество приобрело в начале 1930-х. На русском языке вышли в свет романы «42-я параллель» (1931), «1919» (1933). Романам американского писателя были посвящены многочисленные критические статьи, трактовавшие их как яркую социально-политическую литературу. Неудовольствие вызывали лишь формальные новации, увлечение фрейдизмом. В 1936 году вышел роман Дос Пассоса «Большие деньги», где образы «рядовых коммунистов» не отвечали творимому в СССР мифу. Имя писателя было надолго вычеркнуто из художественной жизни страны.
805
Первая книга стихов Н. А. Заболоцкого «Столбцы» вышла в свет в Ленинграде в начале 1929 года и сразу привлекла к себе внимание читателей. Критики обрушились на молодого поэта, обвиняя его в политической слепоте, мистицизме и причастности к буржуазному лагерю. В 1938 году Заболоцкий был арестован. Это позволяет предположить, что эпизод с литературным кружком Вероники на самом деле происходил в начале 1930-х, до знакомства О. В. Покровского с П. Н. Филоновым.
Я впервые услышал Марину Цветаеву, Анненского. Звучали полузабытые строки полузабытых поэтов эпохи символизма.
Вероника, юная насмешница, оживляла наши беседы своими шутками.
У нее был злой язычок, и ее насмешки ранили больно.
Она часто читала стихи.
Чужие, свои.
Я помню светло-лиловое платье, золотистые кудри. Молодой взволнованный голос:
«И в неведомой этой отчизне Я понять ничего не могу. Только призраки молят о жизни, Только розы цветут на снегу».Я полюбил эти вечера, первые литературные вечера в моей жизни. Было интересно в этом кружке начинающих живописцев, молодых поэтов. Мы часто собирались, мы дружили.
Тем ужасней было известие — нашей подруге разбило ноги. Выходя из трамвая, она поскользнулась, попала ногами под колеса. Истекающую кровью девушку едва успели довезти до больницы, обе ноги были ампутированы до бедер. Потянулись долгие месяцы страданий и безнадежности. Все думали, что Вероника обречена. Единственный, кто посещал ее в больнице, был ученик Филонова Вадим [806] . Я не буду называть его фамилию, она известна. Сейчас он видный московский литературный критик. Мы почти ничего не знали о ней. [Гордая девушка не хотела, чтобы ее видели больной и страдающей] [807] . Прошло более года. Для нас он был наполнен упорным трудом. Неожиданно, быть может, для меня неожиданно, на пороге мастерской появилась Вероника, опирающаяся на руку Вадима [808] .
806
Назаренко
807
Авторская приписка карандашом на обороте с. 101.
808
В опубликованном варианте воспоминаний О. В. Покровского: «Вероника пришла к Филонову на протезах, пришла, опираясь на костыли… Драма Вероники тяжело отразилась и на всех нас. Павел Николаевич стал еще сдержанней и суровей. <…> Она выжила, она преодолела апатию и меланхолию, у нее появилось желание стать художником.
Сейчас, через столько промчавшихся десятилетий, я думаю, что Веронику спасло творческое начало, которое умел пробуждать Филонов в каждом…
Как ни к кому, бережно и внимательно относился он к девушке. Она имела возможность приходить к нему не только по пятницам на общие занятия, но в любое другое время. Вопреки всему Филонов будил в ней художника, будил личность. Вероника поверила в себя. Преодолев свое несчастье, стала много работать в области графики». См.: Покровский О. В.Высшая мера жизни. С. 507–508.
— Здравствуйте, Павел Николаевич, — Вероника сделала вид, что ничего не было, что прошла лишь неделя с последней встречи.
— Здравствуйте, Вероника. — Голос Филонова чуть дрогнул, но он тотчас же овладел волнением. — Садитесь.
Он указал ей на кресло своей супруги, единственное в комнате, в которое никто никогда не садился. Оставив руку спутника, девушка сделала несколько неловких шагов. Она подала принесенную с собой графическую работу.
Павел Николаевич взял лист в свои спокойные, сильные руки и долго внимательно его рассматривал.
Потом так же спокойно показал нам.
На угольно-черном фоне белые скелеты лошадей кусали друг друга, переплетясь в отчаянной схватке.
— Вероника, — обратился Филонов к девушке, — вы мужественный человек. Поверьте в себя.
Вероника поверила в себя, она много работала как график. Я не знаю, стала ли она профессиональным художником или журналистом, я знаю, она была всю жизнь мужественным человеком. Кружок Вероники распался, после войны я ни разу не видел ее, не знаю, жива ли она.
Иногда я встречал ее в Эрмитаже в зале Рембрандта, она копировала «Падение Амана».
Ее неизменно сопровождал Вадим, носивший за ней ящик с красками и мольбертом.
Верность любимого спасла Веронику. Ее спутник остался ее спутником на всю жизнь.
Я не знаю, жива ли Вероника? И если когда-нибудь эти строки дойдут до нее, пусть они будут данью уважения примеру жизненной стойкости, который дала эта девушка всем нам.
О чем бы мы не спрашивали загадочное и опасное бытие, мы неизменно и для себя неосознанно задаем вопрос самый глубинный, горький и безответный.
Вопрос, глухим подтекстом звучащий во всех иных.
В чем она, тайна трагедии?
Страдание — хаос, несчастье — хаос, и нет законов беды.
Но если есть алгоритм горя и боли, если есть скрытый механизм конфликта с самим собой — то где он?
Какое сцепление судьбы и беды, неверность этих сцеплений делает драму необратимой?
Когда трагедия подлинно трагедия, она непознаваема. Хаос мира отражается темными шифрами в сумрачных зеркалах тревоги.
Тот далекий темный год, год смертей и утрат, памятен мне еще одной тайной драмой, которую я не силах ни забыть, ни изжить.
Молодой поэт и живописец Эдик познакомил меня со своим другом Юрием Филипповым.
Юрий мертв.
В тот давний год он ушел из жизни нежданно и ненужно. А Эдик? Сейчас этот Эдик — седой заслуженный профессор, историк Польши.
Встречаемся — к нам приходит минувшее, злое, неразгаданное.
Юрий Филиппов был самым молодым и самым сильным из всех нас. Юноша, почти мальчик пережил тяжелую утрату. 37-й год ударил по его семье так же, как по семьям многих и многих. Он многое обещал, этот мятущийся юноша. Юрий не мог найти себя ни в чем.
Он часто менял учебные заведения. Поступал и бросал. Переходил от одного художника к другому. Он хотел уйти от себя и не мог.
Сейчас понятно, но это сейчас понятно, что за метаниями, за резкостью суждений стояло желание заслониться от пережитого.
Юра много, но лихорадочно читал. За начитанность, за резкость суждений его иногда в шутку называли Гегелем. У него была большая библиотека, доставшаяся ему от отца. Он охотно давал нам свои книги.
Я помню старинные издания «Государя» Макиавелли и томики любимого Юрием Шопенгауэра. Как и все мы тогдашние, юноша страстно увлекался психоанализом. В термины психоанализа каждый вносит свое.