Павел I

Крестовский Всеволод Владимирович

Петербургская сторона давно спала. Здесь и рогатки не выставлялись на ночь: некого было задерживать. Огоньки в маленьких домиках были давно погашены. Фонари в этой части города попадались нечасто. Только издали светились огни на валах Петропавловской крепости. Не видно было и будочников. Из-за заборов лаяли собаки. «Точно Шклов… Совсем деревня», – думал Штааль, давно не бывавший на Петербургской стороне. Он хотел кратчайшей дорогой выйти на Васильевский остров, но заблудился, плохо разбираясь в темноте. «Кажется, не туда свернул… Авось ли здесь извозчик попадётся… Экая глушь…» Небольшие деревянные дома, дощатые заборы, палисадники чередовались с пустырями. Штааль шёл наудачу, крепко сжимая в кармане пистолет. «Вот до чего дожил, вот оно, паденье души, – вздрагивая, думал он. – Предатель!.. Иуда!..»

Ветер выл, разбрасывая сугробы, разнося снежные столбы. Мутная луна то скрывалась, то выплывала из-за чёрных облаков, окаймлённых узким жёлтым ободом. Ноги у Штааля коченели всё больше; ему было трудно идти. Уши над воротником стыли. Он вынул правую руку из кармана, с сожалением оторвав её от пистолета, стащил перчатку и приложил руку к уху. Боль усилилась, потом ухо стало отходить. Штааль, искривившись, принялся обогревать той же рукой левое ухо. В двух шагах от него собака отчаянно завыла и заметалась вдоль забора, яростно царапаясь лапами о доски. Впереди, в светлой полосе, шедшей от фонаря, что-то большое стремительно пронеслось, пригнувшись к земле, странным, не собачьим, бегом. Штааль задрожал быстрой дрожью, уронил перчатку и мгновенно опустил руку в карман с пистолетом. «Волк!.. Ей-Богу, волк!.. Что, ежели стая!..» – промелькнуло у него в голове. Он расширенными глазами смотрел вслед пробежавшему зверю. В эту холодную зиму волки нередко забегали по ночам на безлюдные улицы окраин. Ветер подхватил и понёс по снегу перчатку. «Ну и времена… Волки в императорской резиденции! – подумал Штааль успокаиваясь. – Волки в столице Екатерины Великой!..» Эта фраза, однако, ему самому показалась глупой. Он невесело засмеялся, хотел было разыскать перчатку, наклонился, но её не было видно в белом вихре. «Бог с ней… Ну и забрался я в глушь!.. Может, нынче умирать, да не от волков же…» Штааль вернулся назад и, ориентируясь по огням крепости, вскоре вышел на правильную дорогу. Ещё минут через десять он подходил к кадетскому корпусу.

XXVII

– Сейчас доставить кадет? Ночью? – с недоумением спросил дежурный офицер, подозрительно глядя на Штааля.

Вид измученного, с воспалёнными глазами человека, с ног до головы покрытого снегом, с перчаткой на одной левой руке, действительно внушал мало доверия.

– Так мне приказал государь император, – сказал Штааль. – Через генерал-адъютанта Уварова, – отрывисто добавил он, сняв шляпу и стряхивая с неё снег. От сапог его расходилась на полу лужа. – Впрочем, мне велено лично доложить князю Зубову.

– Так бы вы и сказали, – немного смягчившись, заметил офицер. – Снимите здесь шинель. Я вас провожу к его сиятельству… Ну и погода!..

Они пошли наверх по слабо освещённой лестнице. Офицер молча с опаской поглядывал на Штааля. Пройдя по длинному коридору, он остановился в нерешительности.

– У нас его сиятельство мало во что вмешивается, – нехотя сказал он. – Делами ведает генерал Клингер…

– Так что же?

– Так вот, видите ли, вы извольте сами доложить дело его сиятельству, а я тем временем сообщу генералу… Как раз и кадет поднимем. А то ведь все спят.

– Сделайте милость.

– Тогда будьте добры, – с видимым облегчением сказал офицер, – поднимитесь до той площадки и позвоните: это квартира его сиятельства. А я пойду к генералу.

Не дожидаясь ответа, он звякнул шпорами и быстро пошёл назад.

На площадке было довольно темно. Шаги офицера затихли вдали. Нервы Штааля были очень напряжены. Он постоял, повернувшись ухом к двери и почему-то поднявшись на цыпочки. За дверью слышались голоса. Но разобрать слова было невозможно: говорили далеко. Штааль резко дёрнул ручку шнурка и вздрогнул: так сильно прозвучал звонок. Голоса мгновенно замолкли. Прошло не менее двух минут. Штаалю показалось, что кто-то на цыпочках прокрался к двери. «В щёлку, что ли, смотрит?..»

– Кто такой? – спросил дрожащий голос за дверью.

– По приказу его императорского величества, – громко сказал Штааль: уж очень было трудно не произнести эту звучную фразу.

За дверью она, по-видимому, произвела чрезвычайно сильное впечатление. Кто-то слабо ахнул. Послышались бегущие лёгкие шаги, взволнованный шёпот, затем опять шаги, но другие, очень тяжёлые.

– Кто здесь? – спросил густой бас.

– Поручик Штааль… Имею поручение к князю, – сказал уже несколько смущённо Штааль.

– Ах ты, Господи!.. Я его знаю, открой, – сказал первый голос (Штааль теперь признал голос Платона Александровича). – Впусти его… Ложная тревога…

Дверь приоткрылась, затем открылась совсем. Штааль вошёл в переднюю. Гигантского роста человек без мундира, в белой рубашке, с обнажённым палашом в руке, изумлённо посмотрел на Штааля, покатился со смеху и вложил палаш в ножны. Это был Николай Зубов. Он произнёс с хохотом несколько очень крепких слов. Штааль почувствовал себя немного оскорблённым, хоть слова эти, собственно, ни к кому не относились. Хозяин, стоявший боком в конце передней, с неудовольствием покосился на своего брата, подошёл к Штаалю и быстро поздоровался. Лакеев в передней не было.

– Что случилось? – тревожно спросил Зубов.

– Ничего такого, князь, – с достоинством сказал Штааль. – Имею поручение.

– Наверное, ничего такого?.. Скажите прямо, ради Бога.

– Да нет же, князь.

– Прошу вас, войдите, – вздохнув с облечением, произнёс Зубов. – Позвольте вас познакомить… Поручик (он скороговоркой произнёс фамилию)… Мой брат…

– Имею честь знать графа Николая Александровича.

– Ладно, ладно, я тоже теперь имею честь, – сказал Николай Зубов. – Так говори, в чём дело, отец мой. Зачем пожаловал?

От него сильно пахло вином.

– Поручик наш, – недовольным тоном сказал Платон Александрович, не совсем уверенно глядя на Штааля. Штааль кивнул головой с лёгкой улыбкой, показывая, что понимает эти слова и что сомневаться в нём никак не приходится. Он только теперь заметил, что не снял в передней оставшейся у него перчатки; по возможности незаметно он стащил её с руки и быстро сунул в карман.

– Войдите, голубчик, – повторил Зубов, пропуская гостя в большую, ярко освещённую комнату. У стола, заставленного бутылками, стоял пожилой, высокий, сухощавый, очень прямо державшийся генерал, с аккуратно зачёсанными вниз волосами, с задумчивыми добрыми глазами. Штаалю, который не знал его в лицо, бросился в глаза белый крест на шее у генерала. Немногие имели Георгия третьей степени, да и мало кто носил в царствование Павла этот бывший в немилости орден.

– Поручик Штольц… Барон фон Беннигсен, – познакомил хозяин. – Поручик – наш… Голубчик, не томите, скажите, в чём дело.

Штааль передал приказание государя и то, что поручил ему сказать Уваров. Николай Зубов покатился со смеху:

– Пажей, говоришь? Пажей на эту ночь? Ах, забавник…

Беннигсен приблизился к Штаалю и спросил с сильным немецким акцентом:

– Так ви говорите, тшто он в свою опатшивальную комнату уходиль?

– Государь? Так точно, ваше превосходительство, – ответил Штааль и решил больше никого не титуловать: в таком деле все равны.

– Hochst wichtig, [312] – многозначительно сказал Беннигсен, обращаясь к князю. – И ви вашими глазами видели, тшто карауль с конной гвардии смениль?

– Собственными глазами… Дежурный по конногвардейскому караулу корнет Андреевский мой бывший сослуживец, и я…

– И конногвардейски карауль с дворца уходиль?

– Ja wohl, ja wohl, – фамильярным тоном подтвердил Штааль по-немецки, чтобы не говорить ни «уходиль», ни «ушёл». – Ja wohl, Excellenz, [313] – добавил он, хоть и решил никого не титуловать: «Excellenz» было хорошее слово, которое приходилось употреблять не часто. – Gewiss, [314] – добавил он не вполне кстати, но заботливо произнося «i» как «ы».

312

Чрезвычайно важно (нем.).

313

Так точно, так точно… ваше превосходительство (нем.).

314

Верно (нем.).