Павел I
Шрифт:
– Государь строг, вспыльчив и, пожалуй, причудлив, но вместе с тем он отличается рыцарскими чувствами в отношении женщин, и потому графиня Скавронская может быть вполне безопасна от всяких со стороны его преследований, хотя бы она и нарушила его волю…
– Я допускаю, что в отношении к ней император поступит снисходительно, но разве вы можете быть уверены, что он, узнав о вашем намерении идти наперекор ему, не распорядится о высылке вас из Петербурга в течение нескольких часов? – внушительно заметил аббат.
– Этого не может быть! – с жаром перебил Литта, – государь не решится на подобную меру…
– Пусть будет так, как вы говорите, но подумайте, Божий воин, что вы из любви к женщине, и притом схизматичке, решаетесь покинуть орден и сложить с себя принятые вами священные обеты, то есть нарушить клятву, данную вами во имя Господа!.. Остаётся сожалеть, что и церковь, и рыцарство лишаются в тяжкие для них дни поборника, на которого
– Но это невозможно, уставы ордена не допускают моего брака… – возразил Литта.
– Вы ссылаетесь на уставы вашего ордена, но позвольте спросить вас: соблюдаете ли вы самые существенные из них? По этим уставам вы дали три главных обета: смирения, нищеты и целомудрия. Хорошо, однако, смирение, когда вы украшаетесь почётным титулом и жалуемыми вам орденами! А ваш торжественный въезд в здешнюю столицу разве был выражением смирения?.. Вы дали обет нищеты, а сами, между тем, пользуетесь тремястами тысячами ежегодного дохода. Наконец, какое значение имеет для вас обет целомудрия, если все ваши мечты направлены на пленившую вас красавицу?..
Литта молча слушал аббата, который продолжал:
– Уставы действительно не допускают вашего брака; но разве не существует в Риме в лице наместника Христова власти превыше всяких уставов?.. Доверьтесь мне, и я ручаюсь, что его святейшество разрешит вам в виде особого исключения, без примера в прошедшем и без повторения в будущем, вступить в брак, дозволив вам при этом оставаться по-прежнему в рыцарском звании… Святой отец не откажет в этом, если признает, что подобной уступки требует настоящее положение ордена, а вы, с вашей стороны, не преминёте заслужить беспредельною преданностию церкви ту необыкновенную милость, какую окажет вам святейший Пий VI…
– Я полагаю, что попытка склонить его святейшество к подобному отступлению от орденского устава не будет иметь никакого успеха… – безнадёжно проговорил Литта.
– А я так не сомневаюсь в успехе, – самоуверенно заметил аббат.
– Но кроме того здесь встречается ещё и другое препятствие… – заговорил Литта.
– Нежелание государя, чтоб графиня Скавронская вступила во второй брак? Пожалуй что устранить это препятствие будет труднее, нежели получить согласие его святейшества. Следует, однако, попытаться: нужно будет уловить благоприятную минуту для объяснения с. императором по этому предмету. Я, к удивлению вашему, любезный граф, буду с вами вполне откровенен; говорю «к удивлению», так как все убеждены, что откровенность не в правилах и не в обычаях нашего общества. Это правда, но бывают случаи, когда приходится отступать от этого. Вы знаете, какое положение занял я при императоре: только граф Кутайсов и я, скромный аббат, имеем право входить к его величеству без доклада во всякое время. Такое исключительное право даёт мне возможность постоянно беседовать с государем и вести с ним разговор, применяясь к настроению его духа. Я прежде всего воспользуюсь удобным случаем, чтобы устроить ваше дело, в возмездие за это я потребую от вас полного, неразрывного со мною союза единственно для блага святой церкви. Вы согласны на это?
– Согласен… – проговорил Литта.
На лице аббата мелькнуло выражение удовольствия; он обнял Литту и громко поцеловал его в обе щеки.
XIV
При наступлении каждой осени император Павел Петрович переезжал на некоторое время в Гатчину. Имение это вскоре по вступлении на престол Екатерины II было пожаловано князю Григорию Григорьевичу Орлову. Когда новый владелец получил Гатчину, там находилась только небольшая мыза, к которой было приписано несколько чухонских деревушек с сенокосами и пашнями. Орлову чрезвычайно полюбилась Гатчина, как местность, бывшая в ту пору самым удобным подгородным местом для охоты. Там сперва он выстроил небольшой каменный дом, так называемый ныне «приорат», сохранившийся и теперь в первоначальном виде. Архитектура этого строения напоминает небольшой замок средневекового барона. Всё это здание составлено как будто из отдельных, слепленных между собою домиков с высокими покатыми кровлями, на гребнях которых, в виде украшений, виднеются шары и железные флюгеры. Над зданием возвышается высокая круглая башня с остроконечною крышею. Небольшой этот замок стоит среди берёз, елей и сосен и красиво смотрится в запруду, вода которой подходит под самый его фундамент.
Орлов не удовольствовался этим тесным жилищем и в 1766 году принялся строить в Гатчине по плану знаменитого архитектора Ринальди громадный дворец наподобие старинного замка, с двумя высокими башнями по углам. Весь дворец строили из тёсаного камня, и постройка его продолжалась пятнадцать лет. Он был окончен только в 1781 году, и тогда Гатчина, на которую были затрачены Орловым несметные суммы, сделалась самым великолепным частным имением в окрестностях Петербурга. Роскошная меблировка комнат, собрание картин, статуй, древностей и разных редкостей придавали жилищу князя Орлова вид настоящего царского дворца. Через громадный парк, наполненный старыми развесистыми дубами, вился ручей, прозрачный до такой степени, что, когда его запрудили и обратили в обширные пруды, то на дне их, на двухсаженной глубине, можно было видеть каждый камешек. Весь Петербург в восьмидесятых годах прошлого столетия заговорил о Гатчине как о чём-то ещё небывалом и невиданном, а приезжавшие в северную нашу столицу иностранцы спешили взглянуть на роскошь, окружавшую вельможу-помещика. Недолго, впрочем, привелось князю Орлову пользоваться этой роскошью: в 1783 году он умер в припадке страшного бешенства, и императрица, купив Гатчину у наследников князя, подарила это имение великому князю Павлу Петровичу.
В продолжение тринадцати лет Гатчина была постоянным местопребыванием наследника престола, и так как он не любил приезжать в Петербург, то жил здесь и зимою. В это время Гатчина стала обращаться в маленький городок, обстраивавшийся по регулярному плану, одобренному её владельцем. Будучи императором, Павел любил проводить осень в Гатчине, устраивавая в окрестностях её большие манёвры. В Гатчину он приглашал гостей из Петербурга, а иногда вызывая оттуда к себе сановников, с которыми желал заняться в уединении какими-либо особенно важными делами.
В одно из таких его пребываний в Гатчине, ранним осенним утром, когда только что начинало рассветать, в приёмной государя, находившейся в нижнем этаже дворца, были два посетителя. Один из них, мужчина лет шестидесяти, но ещё бодрый и статный, с заметной выправкой военного служаки, был одет в суконный кафтан пурпурового цвета, доходивший почти до пяток; на нём были шерстяные чулки такого же цвета, а на голове бархатная скуфейка, подходившая под цвет кафтана. Его смелый взгляд, его добродушное лицо и яркая одежда казались совершенною противоположностью тому, что представлял собою другой посетитель императорской приёмной. Этот последний был какой-то съёжившийся старикашка, сутуловатый, с огромною, не соответствующею его росту головою, в его больших и тёмных глазах, опущенных вниз, виднелся какой-то зловещий блеск. Одетый в длинную чёрную поношенную сутану, то есть в рясу католических священников, с огромной чёрной войлочной шляпой в руках, он стоял в углу приёмной, смиренно прижавшись к стене и сложив опущенные вниз руки, как будто стараясь выказать своё ничтожество перед другим посетителем, который горделиво расхаживал по приёмной твёрдыми и мерными шагами и время от времени, останавливаясь у окна, пристально посматривал на площадь, ожидая чьего-то на ней появления. Заметно было, что оба посетителя царской приёмной не только не чувствовали взаимного влечения, но и тяготились присутствием один другого, уклоняясь от всякого разговора.
Приёмная государя была небольшая комната в два окна, выходивших на полукруглый коридор, обращённый окнами на площадь. Белые, из простого полотна, низко опущенные занавеси с широким шерстяным басоном и такою же бахромою отнимали много света у этой и без того уже довольно мрачной комнаты. На стенах её висели в золочёных рамах большие, почерневшие от времени картины, а всё убранство её состояло из простых деревянных, окрашенных тёмною краской стульев, обитых зелёной кожей, и простого, о двух складных половинках стола. С потолка спускалась люстра в виде стеклянного круглого фонаря, с одною свечою, а в простенке между окнами было большое в вызолоченной раме зеркало. Как-то неприветливо и сурово, особенно среди мёртвой тишины, выглядывала эта царская приёмная, и много в ней в разное время было перечувствовано и волнения, и страха, да и настоящие её посетители, несмотря на их наружное спокойствие, не без тревожного биения сердца поджидали появления государя. Оба они встрепенулись и вопросительно взглянули друг на друга, когда на гауптвахте, расположенной под окнами приёмной, раздался барабанный бой, возвещавший о приближении ко дворцу императора.