Павлик Морозов [1978]
Шрифт:
— Ну, ясно, это самое, так… У него, дядь Вась, и фамилия кулацкая — Кулуканов. Дядь Вась, а когда у нас в Герасимовке колхоз будет? — спросил Яков.
— А это ты у своего дружка спроси. — Потупчик добродушно рассмеялся, положил тяжелую ладонь на плечо Павла. — Слышь, председателенок, когда твой отец колхоз устроит?
Павел не ответил. «Председателенком» Павла шутливо называли в деревне потому, что его отец, Трофим Морозов, был председателем герасимовского Совета.
— Колхоз — это вели-икая сила, — протянул Потупчик задумчиво. —
Он остановился, бросил на дорогу сверкнувший огоньком окурок, старательно придавил его сапогом.
— Многое Трофим не так делает, как надо, — прибавил Потупчик со вздохом. — Ох, не так…
— А что, это самое, не так? — спросил Яков и покосился на Павла.
— Он думает, что председатель сельсовета — так ему все можно… Да что ты у меня спрашиваешь? Ты вон у председателенка спроси…
— Ну что ты пристал, дядя Вася! — громко и резко сказал вдруг Павел, и голос у него задрожал.
Яков удивленно потянул приятеля за рукав:
— Пашк, чего ты?
— Не лезь!
Павел круто повернулся и через кусты зашагал к блеснувшим огням деревни. Потупчик остановился, развел руками.
— Постой, парень, ты чего осерчал? — виновато забасил он.
Павел шел, не оборачиваясь. Яков шепнул:
— Не любит он, когда его так называют.
— Так я же в шутку, вот чудной-то! — покачал головой охотник. — И чего тут обидного?
Глава II
ОТЦОВСКИЕ КОНФЕТЫ
Семья Морозовых ужинала. На ужин пришли гости, родители Трофима Морозова, — дед Серега и бабка Ксения, а с ними — девятнадцатилетний Трофимов племянник Данила.
В избе было жарко и душно. Открыли дверь наружу. На свет налетели мошки — болотный гнус. Вокруг жестяной лампы гнус клубился серым роем.
Трофим Морозов сидел распаренный, красный, с хлебными крошками в усах. Рядом с ним — дед Серега с белесыми, посоловелыми от выпитого вина глазами.
Стар дед Серега, седьмой десяток. Голова серебряная, на лице ручейки морщинок. Стар, но еще крепок дед, не сравнишь с бабкой. У той нос совсем по-старчески повис над шамкающими губами, голова ушла в плечи, за плечами — горб. А дед, подвыпив, иной раз еще и сплясать может, ничего, что ноги кривые.
В молодости, при царе, дед Серега жил в Витебской губернии, служил там тюремным надзирателем. Жил в ладу с начальством, копил деньги. А потом переехал с семьей в Герасимовку на пустующие уральские земли, стал обзаводиться хозяйством.
Второй его сын, Трофим, скоро женился, отделился, построил рядом с дедовым двором свою собственную избу. Остался дед с бабкой и Данилой — внуком от первого умершего сына. Хозяйство ладное, а деду все мало, все копит да стяжает и Данилу тому же учит.
…Павел поднялся на крыльцо, заглянул в открытую дверь. Дед хрипловато пел, потряхивая головой и жмурясь:
— Бывали дни весе-лые, гулял я, молодец… и-их!..
Все чему-то смеялись. Тоненько и заливисто хохотал на печи младший брат Павла, восьмилетний Федя. Только совсем маленький, шестилетний Роман удивленно таращил на деда круглые глазенки.
Федя увидел на пороге старшего брата, соскользнул с печки.
— Братко пришел! О, гляньте, карасей сколько!
Дед поднялся:
— А-а, рыболов! Ну, поди, поди сюда, внучек.
Павел на ходу шепнул брату, косясь на сидящих:
— Отец не злой?
— Веселый, Паш, с дедом песни поет.
Отец дожевал кусок мяса, старательно вытер ладонью рот.
— Ты что же, сынок, так поздно?
— Далеко зашли, папанька… На той стороне озера были.
— Смотри, потонешь когда-нибудь. Ну, садись, ешь. Налей-ка ему, Татьяна.
Мать подала миску со щами, села рядом с сыном.
Была Татьяна худой и бледной, прожила она свои тридцать пять лет в постоянном труде, радостей видела мало. В детстве не пришлось учиться: батрачила у богатого соседа. Замужество не принесло облегчения. Хозяйство и дети отнимали здоровье и силы, но в детях находила Татьяна свою материнскую радость. Вон Пашка какой большой и разумный вырос! Лучший ученик в школе. Учительница Зоя Александровна говорит, что ему обязательно нужно учиться дальше. Может, доктором или учителем станет. Домой носит всякие книжки и все читает газеты. И мать по складам читать и расписываться выучил. Сначала смешно было, думала — впустую все занятия, а потом приятно стало складывать из букв слова и понимать их.
Все бы хорошо, да только Трофим суров с детьми, особенно почему-то недолюбливает Павла.
Татьяна ласково смотрит на сына, поглаживает твердой рукой по его жестковатым черным волосам:
— Не хлебай, Пашутка, быстро — захлебнешься…
Павел ест, обжигаясь и морщась, дует в ложку, искоса поглядывает на двоюродного брата Данилу. Тот сидит, развалясь на скамье; глаза, как у деда, помутневшие и узкие. На верхней губе у него растет, да никак не вырастет редкий рыжеватый пух. Павел знает, что Данила часто скребет бритвой под носом, чтобы усы лучше росли. Хочется ему походить на взрослого мужика. Вот и сейчас сидит он и крутит непослушными, пьяными пальцами папиросу. «Задается», — решил Павел.
Данила так и не скрутил папиросу: рассыпал табак. Поманил кивком Федю и сказал шепотом, протягивая стакан:
— На… допей.
Федя делает круглые глаза, качает головой:
— Пей сам. Пашка говорит — нельзя ребятам. — И он с тревогой взглядывает на старшего брата.
Федя преданно любит Павла и во всем старается ему подражать. Ведь с осени Павел будет учиться уже в четвертом классе, а он, Федя, только пойдет в первый. И потом еще, Павел — вожак в отряде у пионеров, его все ребята слушаются. Через два года и Федя тоже будет пионером!