Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том 6

Павлов Иван Петрович

Но в душе Владимира Валериановича жила и другая струя: его тянуло к более сложной жизненной деятельности. На празднике его 25-летнего юбилея в ответной речи он отметил, как казалось, не без горечи, это свое как бы отступничество от чистой науки. Зачем же горечь? . . Не главный ли наш долг дать выход, найти приложение (лишь бы общественно-полезное) всему тому, что вложила в нас природа? Первое полупрактическое дело Владимира Валериановича - это основание им русского журнала научной медицины. Несмотря на всю вложенную Владимиром Валериановичем энергию, оно разбилось частью о косность, а частью о бедность (материальную) нашей врачебной среды.

Затем Владимир Валерианович взял на себя труд устроить открывавшийся в Одессе медицинский факультет. Надо было добыть достаточные материальные

средства (а до Государственной Думы это было очень и очень нелегко) и выполнить в высшей степени сложную строительную задачу; а затем следовал соответствующий подбор профессорского персонала. И то, и другое, и третье было достигнуто Владимиром Валериановичем вполне.

В последнее время Владимир Валерианович организовал Русский отдел на Международной гигиенической выставке в Дрездене. По всем отзывам, отдел этот по полноте и интересу непосредственно следовал за отделом хозяев выставки, и это должно быть признано за очень высокую оценку. Умер Владимир Валерианович среди приготовлений к Всероссийской гигиенической выставке. Все давало основание верить в ее полный, больше блестящий успех.

Разве все это - не служение тому же медицинскому делу, которому покойный посвятил себя с молодых лет? Удачное устройство нового рассадника медицинских сил в нашей, столь бедной медицинской помощью, родине - большая заслуга. А гигиеническая выставка? Ведь это благодатный посев в широкую человеческую массу доступных медицинских сведений из могущественного отдела медицины, предупредительной медицины.

Во всей жизни покойного отражаются следующие общие черты: Владимир Валерианович неизменно оставался на всех позициях жизни одним и тем же. А это - многостоящая черта между нами, которые так легко и недостойно меняемся в различных положениях и отношениях. Но поистине поразительны были в Владимире Валериановиче его доброта и отсутствие памяти зла. Вы сегодня могли притти с ним в очень крупное столкновение, а назавтра от этого не оставалось и следа, и вы получаете от него что-либо приятное или полезное, как будто между вами ровно ничего не произошло.

Наконец это был в высшей степени живой человек как в слове, так и на деле, можно бы сказать - почти суетливый. Сначала, при первом знакомстве, это производило даже иногда отрицательное впечатление; мы ведь так нетерпимы в отношении всякого особенного проявления личности. . . Но затем вы убеждались, что это - действительно только выражение неугомонной деловой энергии.

Дорогой товарищ! Ты принес в нашу жизнь свою частицу пользы и добра. Из этих частиц складывается великая основа и краса человеческого общежития - общественное благо, а потому спи спокойно, спи удовлетворенным. Из твоего последнего жизненного этапа, Института экспериментальной медицины, тебя провожает общая любовь... А нам, естественно, остается печаль утраты, столь неожиданной и преждевременной, достойного соработника в жизни. . .

Предисловие к русскому переводу книги Вильяма Гарвея «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных»

^[178]

Физиологи, натуралисты вообще да и все образованные люди должны быть очень благодарны за появление этой книжки доктору-физиологу К. М. Быкову, сделавшему перевод ее с латинского подлинника.

Эта книжка есть одно из великих творений английского ума, английского ясновидения действительности. Триста лет тому назад (до точного юбилея книжки осталось 4 года - как бы хотелось дожить до этого!) среди глубокого мрака и трудно вообразимой сейчас путаницы, царивших в представлениях о деятельности животного и человеческого организмов, но освященных неприкосновенным авторитетом научного классического наследия, врач Вильям Гарвей подсмотрел одну из важнейших функций организма - кровообращение - и тем заложил фундамент новому отделу точного человеческого знания - физиологии животных. Таким образом, юбилей этой книжки будет вместе с тем и юбилеем этой науки. Читатель книжки имеет в ней перед собой высокий образец естественно-научного мышления: зоркое, не затуманенное предвзятостью наблюдение действительных явлений и

сейчас же анализ, проверку наблюдаемых отношений простым, но вполне целесообразно рассчитанным опытом.

Кроме того, для читателя становится очевидной одна методическая истина, очень важная для успеха физиологии, но, к великому сожалению, еще до сих пор упорно не усвояемая и даже очень образованными людьми. При физиологическом исследовании неизбежна вивисекция, т. е. наблюдение и опыт на живом животном, подвергнутом в большей или меньшей степени рассечению. При чтении книжки становится несомненным, что Гарвей выдвинулся своей мыслию над сотнею других, и часто немалых, голов в значительной степени благодаря тому, что главным образом имел дело не с трупами - машинами, прекратившими свою работу и разрушающимися, а с живыми организмами - машинами в ходу, в работе, - что он вивисецировал.

Труд Гарвея - не только редкой ценности плод его ума, но и подвиг его смелости и самоотвержения. Так, через крест поношений прокладывала себе дорогу в те времена научная истина. Это можно видеть и чувствовать в его книжке.

Профессор Ив. Павлов

Март 1924 г.

Предисловие к книге профессора Цур-штрассена «Поведение человека и животных в новом освещении»

^[179]

Настоящая брошюра представляет собою одну из удачных теоретических попыток обосновать строго естественно-научное понимание жизни вплоть до ее крайнего предела в виде психических явлений. Было бы, однако, достойным сожаления недоразумением видеть в идее ее автора близорукий материализм, который грубо и преждевременно упрощает предмет и тем принижает его в глазах трезвых и цельных натур. Истинно активный ум в строгом естественно-научном понимании всей целостной, без малейшего остатка, жизни видит только признание действия основного условия всего существующего - закона причинности. Тема жизни все же остается для него и теперь необозримо сложной и величественной, но вместе с тем постоянно воспламеняющей его энергию на неизбежное, неукоснительно подвигающееся вперед углубление в ее механизм, чтобы сделать нашу жизнь все более и более сознательно самоуправляющейся, иначе сказать научно рассчитанной, и, стало быть, все более и более целесообразной и счастливой.

Проф. Ив. Павлов

Апрель, 1924

Предисловие к книге Б. Н. Бирмана «Экспериментальный сон»

^[180]

Настоящая экспериментальная работа доктора Б. Н. Бирмана значительно приближает к окончательному решению вопрос о физиологическом механизме гипноза. Еще две-три добавочные черты - и в руках физиолога окажется весь этот механизм, так долго остававшийся загадочным, окруженным даже какою-то таинственностью.

Проф. И. Павлов

Ноябрь, 1924

Предисловие к книге акад. Н. П. Кравкова «Основы фармакологии»

^[181]

Настоящая книга, конечно, не нуждается ни в какой посторонней рекомендации. Автор ее - выдающийся естествоиспытатель, привлекший к себе чрезвычайное внимание в особенности своими последними, к величайшему сожалению, преждевременной смертью оборванными работами. Книга за себя говорит уже своими многими изданиями. И это издание, как и предшествующие, к печати подготовлено перед смертью самим автором, постоянно ставившим себе задачей новое издание приводить в полное соответствие с современным состоянием науки.

Я позволил бы себе только подчеркнуть следующее. В фармакологии, конечно, должны иметь первенствующее значение анализ физиологического действия лечебного вещества и соотношение этого действия с этиологией и симптомами патологических состояний. А это в данном случае достигнуто в высшей степени, помимо крупного таланта и страстной исследовательской энергии, благодаря еще и предварительной первоклассной как физиологической, так и патологической школе автора.

Проф. Ив. Павлов

Ноябрь, 1924 г.