Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
Заключительное слово почетного председателя на научном совещании врачей Обуховской больницы (Ленинград), посвященном памяти проф. А. А. Нечаева
[182]
(9 января 1925 г.)
Клиницисты давно стоят на той точке зрения, что имеется определенная область нервнотрофических расстройств. Физиологи в своих опытах иногда не могут создать всех тех уклонений от нормы, которые дают жизнь и клиника. Так обстояло дело до последнего времени с перерезкой нервов, после которой ничего особенного заметить не удавалось. В настоящее время это положение радикально меняется, и теперь можно признать, что рядом с сосудистой иннервацией должна быть признана трофическая иннервация. В недавнее время голландцу Мекке удалось обнаружить, что к поперечнополосатым мышцам идут еще какието симпатические нервы, влияющие на химием клетки; а в лаборатории проф. Орбели было доказано, чтсдражение этих нервов на обескровленной мышце освежает и восстанавливает мышцу до нормы. В другой лаборатории получены совершенно обратные результаты при
В заключение следует признать желательным систематическую разработку этого материала. Можно надеяться, что этими исследованиями сделаем большой шаг в борьбе с врагом человеческих радостей.
Предисловие к первому изданию книги Н. А. Подкопаева «Методика изучения условных рефлексов»
[183]
(1926 г.)
Учение об условных рефлексах составляет новую главу в физиологии, исполненную исключительного интереса и обещающую будущую огромную разработку. Но при разработке, конечно, существенно важна методика. Здесь же она очень нелегкая, только мало-помалу вырабатывающаяся. Поэтому появление первых проб более полного описания ее нельзя не приветствовать, тем более, что в данном случае проба исходит от давнего работника в этой области.
Академик Иван Павлов
Предисловие к книге Б. Н. Шванвича «Насекомые и цветы в их взаимоотношениях»
[184]
(1926 г.)
Автор подробно излагает в выстепени интересные опыты над насекомыми Фриша, Кнолля и Минича. Эти опыты касаются не только стереотипной, врожденной, так называемой инстинктивной деятельности их, но и деятельности, имеющей в своей основе индивидуальный опыт. Таких образом, и у этих животных два вида поведения: высшее и низшее, индивидуальное и видовое. Понятно, что механизм первого - величайшая проблема для человеческого ума и расширение исследований его на разнообразных районах животного мира - существенный ресурс для решения ее.
Академик Ив. Павлов
[От редакции: По поводу предисловия к книге А. Г. Иванова-смоленского «Основные проблемы патологической физиологии высшей нервной деятельности человека»
[185]
Предисловие в сокращенном виде опубликовано И. П. Павловым впервые в книге "Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных» (5-е издание, 1932 г.) под заглавием «О возможности слития субъективного с объективным». Предисловие в таком же виде было напечатано в первом издании «Полного собрания трудов» И. П. Павлова (том III).
В настоящем издании текст предисловия напечатан полностью в томе III, книге 2, стр. 150 - 151].
Предисловие к русскому переводу книги Р. Крида, Д. Денни-броуна, И. Икклса, Е. Лиддела и Ч. Шеррингтона «Рефлекторная деятельность спинного мозга»
[186]
Данная книга, конечно, не нуждается в какой-либо рекомендации. Главный ее автор, выдающийся английский физиолог Шеррингтон, всю свою жизнь посвятил почти исключительно изучению рефлекторной деятельности спинного мозга, выяснив ее механику с ее законами. В последние годы им вместе с его сотрудниками (они же - добавочные авторы книги) доведены некоторые пункты физиологии спинного мозга до высшей точности; он дает в настоящем изложении общий исчерпывающий, как бы заключительный обзор этой физиологии.
Академик Иван Павлов
6 февраля 1935 г.,
Ленинград
Предисловие к книге М. К. Петровой «Новейшие данные о механизме действия солей брома на высшую нервную деятельность и о терапевтическом применении их на эксперимментальных основаниях»
[187]
(1935 г.)
Позиция брома в терапии нервных заболеваний, конечно, вполне прочна и с давних пор. Однако сейчас с полным правом можно утверждать, что лечебная мощь его остается далеко
Едва ли будет преувеличенным сказать, что бром в медицине, благодаря лаборатории, сейчас вступает в новую эру своего благодетельного воздействия на больную нервную систему человека.
Академик Иван Павлов >>>>>>>>
Предисловие к русскому изданию трактата Андрея Везалия «О строении человеческого тела»
[188]
Прорвавшейся страстью дышит период, недаром названный эпохой Возрождения, период начала свободного художества и свободной исследовательской мысли в новейшей истории человечества. Приобщение к этой страсти всегда останется могучим толчком для теперешней художественной и исследовательской работы. Вот почему художественные и научные произведения этого периода должны быть постоянно перед глазами теперешних поколений и, что касается науки, в доступной для широкого пользования форме, т. е. на родном языке. Этим вполне оправдывается появление на русском языке труда Андрея Везалия под названием «De Humani Corporis Fabrica», 1543 г. Один уже заголовок звучит бодряще. Он как бы говорит: вот строение, а теперь понимай и изучай дальше деятельность этого грандиозного объекта. Труд Везалия - это первая анатомия человека в новейшей истории человечества, не повторяющая только указания и мнения древних авторитетов, а опирающаяся на работу свободно исследующего ума.
Академик Иван Павлов
Ленинград,
12 января 1936 г.
Автобиографические материалы
Иван Петрович Павлов
[189]
[А в т о б и о г р а ф и я 2 2 [190]
Родился я в г. Рязани в 1849 г., в семье священника. Среднее образование получил в местной духовной семинарии. Вспоминаю ее с благодарностью. У нас было несколько отличных учителей, а один из них - высокий, идеальный тип, священник Феофилакт Антонович Орлов. Вообще, в семинарии того времени (не знаю, что потом) было то, чего так недоставало печальной памяти толстовским гимназиям (и теперешним, кажется, тоже) - возможности следовать индивидуальным умственным влечениям. Можно было быть плохим по одному предмету и выдвигаться по другому, - и это не только не угрожало вам какими-либо неприятностями до увольнения включительно, а даже привлекало к вам особенное внимание: не талант ли?
Под влиянием литературы шестидесятых годов, в особенности Писарева, наши умственные интересы обратились в сторону естествознания, и многие из нас - в числе этих и я - решили изучать в университете естественные науки.
В 1870 г. я поступил в число студентов Петербургского университета, на естественное отделение Физико-математического факультета. Это было время блестящего состояния факультета. Мы имели ряд профессоров с огромным научным авторитетом и с выдающимся лекторским талантом. Я избрал главною специальностью -физиологию животных и добавочной - химию. Огромное впечатление на всех нас, физиологов, производил проф. Илья Фаддеевич Цион. Мы были прямо поражены его мастерски простым изложением самых сложных физиологических вопросов и его поистине артистической способностью ставить опыты. Такой учитель не забывается всю жизнь. Под его руководством я делал мою первую физиологическую работу.
Получив кандидата естественных наук, в 1875 г. поступил на 3-й курс Медико-хирургической академии, не с целью сделаться врачом, а с тем, чтобы впоследствии, имея степень доктора медицины, быть вправе занять кафедру физиологии. Впрочем справедливость требует прибавить, что этот план представлялся тогда мечтою, потому что о собственном профессорстве думалось как о чем-то необычайном, невероятном.
Переходя в академию, я должен был быть ассистентом у проф. Циона (читавшего также физиологию и в академии) на место собиравшегося за границу прежнего ассистента С. И. Чернова. Но произошла дикая история: талантливейший физиолог был изгнан из академии. Я пристроился потом как помощник у проф. К. Н. Устимовича, читавшего физиологию в тогдашнем Ветеринарном институте. По уходе его из института, кажется в 1878 г., я попал лабораторию при клинике проф. С. П. Боткина, где пробыл многие годы, состоя по окончании курса в 1879 г. в Институте врачей для усовершенствования, и потом по возвращении из 2-летней заграничной командировки вплоть до получения профессуры. Несмотря на нечто неблагоприятное, что было в этой лаборатории -- главное, конечно, скудость средств, я считаю время, здесь проведенное, очень полезным для моего научного будущего. Первое дело полная самостоятельность и затем возможность вполне отдаться лабораторному делу (в клинике я не имел никаких обязанностей). Я работал тут, не разбирая что мое, что чужое. По месяцам и годам весь мой лабораторный труд уходил на участие в работах других.