Паж цесаревны
Шрифт:
И глаза всех этих жаждущих защиты и спасения обращались к скромному «Малому» дворцу истой русской величавой красавицы, сказочной царевны, царь-девицы, которую лишили злые великаны-людоеды скипетра и короны ее отца…
Но все было тихо в сером дворце-домике на так называемом Царицыном лугу, где жила цесаревна Елизавета Петровна. Там только звучала мелодичная бандура, да за душу хватающий голос Алексея Разума наполнял комнаты…
Часть III
Глава I
Невеселые думы. Предложение французского посланника. Новая обида
Нудный дождик, не переставая, бьется об окна дворца цесаревны Елизаветы, и не первый уже день стоит такая погода. Лето в 1741 году выпало дождливое, скучное.
Цесаревна почти не покидает комнат. Невесело ей, нехорошо… В то время, как в Зимнем дворце все радостно, весело, привольно, здесь, в доме цесаревны, гнет и тоска. Даже веселая Мавруша приуныла. Не смеется своим грубоватым смехом, не поддевает никого. А сегодня за обедом так и очень удивила цесаревну своей выходкой Мавра Егоровна. Только что надумала Елизавета взять с тарелки приглянувшийся ей кусочек разварной кабаньей головы, как Мавруша вырвала из-под самого носа тарелку у цесаревны и, дико глядя на нее, зашептала:
— Не ешь, не ешь, Ваше Высочество! Не ешь, говорю, отравят…
И впрямь отравят…
С некоторых пор замечает цесаревна косые взгляды правительницы. Не мудрено. Враги не дремлют и всячески стараются ее оклеветать перед Анной. Все эти Линары, Мегдены, Остерманы не могут не сознавать, что обошли короной Елизавету, что царствует почему-то внук дочери царя Ивана, сын немецкого принца и полунемки матери, а она, русская царевна, Петрова дочка, осталась в стороне, и всеми силами оговаривают ее перед Анной.
Елизавета знает доброту Анны, этой милой девочки Анюты, которую она не раз ласкала в детстве. Правительница мягкосердечна, но окружающие ее люди всячески клевещут на нее, царевну. Они чувствуют, что народ и гвардия встанут за Петрову дочку по одному ее слову. Они готовы, пожалуй, и известь ее, не боясь греха. А оскорбления, которые переживает Елизавета! О, даже при Бироне было ей во сто раз лучше, чем теперь… Ей не хватает самого необходимого; ей отказывают в деньгах. Когда она попросила заплатить ее долг, который она сделала из-за того, чтобы помогать окружающим ее беднякам-солдатам, от нее потребовали счет, не поверили ей!..
А потом этот Линар! С каким высокомерием смотрит он на нее при встречах. А принц Брауншвейгский, этот жалкий трус, он едва-едва здоровается с нею, царскою дочерью! И все они так боятся, что вот-вот Елизавета заявит свои права на престол, пожелает стать императрицей — и что тогда, конечно, всех их ждет невеселая участь, во всяком же случае, придется расстаться со двором… О, если бы они знали, как далеко ее сердце от мечты надеть на свою голову корону!..
Пусть Лесток, Воронцов, Шуваловы и даже мало вмешивающийся в политику Алеша Разум твердят ей, что настало ее время, нет, оно не настало еще! Она, Елизавета, не может изменить присяге, данной ею крошке-императору, пока России не грозит действительная опасность. Правление Анны, этой слабой, безвольной, мягкой женщины не вечно. Император вырастет и вступит на престол. И — кто знает? — может быть, он поднимет Россию до прежнего ее величия. А она, Елизавета, хочет только добра своей родине, а самой ей не привыкать терпеть!
— Что тебе, Мавруша? — неожиданно прервала свои думы царевна, увидя на пороге любимицу.
— Да опять с тем же! «Тот» к дому опять подъехал! — быстрым шепотом заговорила Мавра Егоровна.
— Кто тот?
— Да тот, что намеднясь был! Верченый такой, крученый И по-французскому только, знай себе, лается…
— По-французски?
— Нуда, гунявый такой… Тот, что виляет так туловищем, ровно его, батюшку, колики схватили!
— Так это Шетарди! Французский посланник Шетарди! — догадалась цесаревна, — а ты — виляет… гунявый… выдумала тоже, Мавра!
— А нешто не виляет? И почем я его знаю, кто он такой… Шляется здесь, шляется, прости Господи, словно одержимый мечется. Ух, подведет еще чего доброго тебя, матушка. Верь ты дуре-Мавре… Отвадь ты его от себя…
Она еще хотела прибавить что-то, но разом прикусила язык.
Эластичной, легкой походкой в комнату входил элегантный, нарядный французский посланник, маркиз де-ля-Шетарди.
С грациозным поклоном он склонился перед цесаревной, изогнув свой стан с особенной ловкостью, и произнес витиеватое приветствие на французском языке. Потом сделал вольт и в одно мгновение ловким движением очутился перед Маврой Егоровной и приветствовал ее.
— Ишь, как тебя, батюшку моего, подбрасывает! — не могла не подивиться та и, сделав очень недвусмысленные знаки цесаревне, с предупреждением еще раз не доверять «французишке», скрылась за порогом, причем бесцеремонно хлопнула дверью.
Изящный маркиз с удивлением взглянул на грубоватую, полную девушку и, сравнив ее с красавицами французского королевского двора, невольно подивился, как не умеет выбирать себе фрейлин русская принцесса.
— Вы опять решили попробовать вывести меня из моей неподвижности, любезный маркиз! — с обычной очаровательной улыбкой проговорила цесаревна. — Чувствую уже, что вы поведете снова разговор о возможности надеть на мою голову императорскую корону…
— Эта корона пристанет вам более, чем кому бы то ни было, принцесса, — почтительно возразил маркиз.
— И вы предлагаете мне прежний ваш план!
— Я не могу себе представить ничего иного, Ваше Высочество. Это так просто, так ужасно просто, принцесса. Осчастливьте меня одной минутой внимания, Ваше Высочество! Его Величество, король французский, мой повелитель, предлагает вам денег, чтобы вы могли завербовать в ваши сторонники новых людей… Шведский посол, барон Нолькен, говорит с своей стороны, что шведы помогут вам иным путем. Они подступят к русским границам, объявив, что явились завоевать силою престол в пользу дочери Великого Петра и за это, за это…
— Из-за этого я, став императрицей, обязана буду уступить Швеции завоеванные у нее Великим Петром провинции? — забывая свою обычную любезность, резко спросила Елизавета.
Молчаливый поклон маркиза был ей ответом. Елизавета выпрямилась. Что-то неуловимое, как молния, промелькнуло в ее лице.
— Нет, маркиз, — произнесла она холодно, — только крайность заставит меня воспользоваться услугами шведов. И потом, я готова вознаградить их какими угодно суммами, но ни одной пяди русской земли, приобретенной ценою крови и завоеванной моим великим отцом, я не отдам им, маркиз! Этого не разрешит моя совесть. Что же касается французских денег, которые так любезно предлагает мне ваш король, я приму их в случае надобности, если дела повернутся так, что мне придется спасать Россию, поднявшись на ступени трона.