Печальная улыбка
Шрифт:
– За бабочками значит?! Боже дай этой несносной девчонке немного разума! Дети в твоём возрасте гуляют со своими сверстниками, а она, видите ли, за бабочками! – скептически высказалась Линда. Ей хотелось избить свою дочь чем-нибудь увесистым. Желательно скалкой по пятой точке.
– Да оставь ты её. – проворчал Генри, не поднимая голову от газеты. – Пусть следит себе за бабочками, это лучше чем шляться с кем попало. И не так уж она поздно и пришла.
(Было всего-то девять часов вечера, мама любила драматизировать и часто перегибала палку.)
Генри был по натуре добрым человеком. И не мог подолгу сердиться на кого-то. Тем более на дочь. Это был человек чуть полноватый в области живота, с еле заметной лысиной на макушке и с глубоко посаженными бледно-голубыми глазами. Орлиный нос и чуть выпирающий подбородок придавали ему добродушный вид. Он работал главным механиком на заводе по обработке лесного материала. И был любителем почитать газету. Чем он занимался и сейчас.
Он поднял голову и подмигнул дочери, а она невольно улыбнулась ему. Она знала, что отец всегда был на её стороне, как и сейчас.
– Генри, – совсем рассердилась Линда. – Она и так шляется где попало.
– Но не с кем попало. – заметил он.
– Анна девочка моя, – снова переключилась на дочь мама. – Тебе уже семнадцать. Не пора ли повзрослеть? Оставь ты этих бабочек, покамест они тебе не навредили.
Взгляд Анны потемнел. Цвет глаз стал не различим от угольно-чёрного.
С рождения у неё была такая способность. Её глаза меняли оттенок, при каких либо испытываемых ею эмоций. Если это были хорошие эмоции, то они светлели. Причём каждая эмоция имела свой собственный оттенок. А когда она испытывала отрицательные чувства, то оттенок глаз темнел. Врачи не смогли точно понять от чего такая метаморфоза, но здоровью она не вредила. Сделали вердикт, что её глаза хамелеоны.
Впервые её эта способность была обнаружена матерью в трёхлетнем возрасте. Тогда маленькая Анна и Линда находились на заднем дворе. Было лето. Мать сидела на коврике, застеленном на траве, и читала книгу, а Анна играла со своими игрушками, как резвая овечка, несясь по двору. Вдоль забора в клумбах росли красивые кусты роз, разноцветные тюльпаны и ромашки. Маленькая девочка подошла к клумбе и принюхалась. Зажмурилась и улыбнулась от приятного запаха цветов. А когда открыла глазки, то заметила ярко-оранжевую бабочку на одном из белых тюльпанов. Бабочка лениво махала крылышками. Улетать не собиралась. Анна беззвучно хихикнула, бросила игрушку, медленно подкралась и протянула руку. Но бабочка заметила этот порыв маленькой девочки, вспорхнула и улетела куда-то, подальше от назойливой человечки.
– Мама! – позвала она звонким детским голоском и растерянно повернулась к Линде.
Мать подняла голову от книги. И тут случилось это. Серые глаза дочки металлического оттенка начали темнеть. За секунду они стали похожи на грозовые тучи. Линда пару раз моргнула, думая, что это блики, но глаза оставались тёмными. Тогда она встала и подошла к дочери. Но когда заглянула ей в глаза, они были прежнего оттенка.
Линда, посмотрела по сторонам, подобрала игрушку, а потом подхватила дочь на руки и скрылась в доме.
И тогда родители привыкли к такой странности своей дочери.
Угольно чёрными её глаза становились, когда она была в ярости. И именно из-за этих переменчивых глаз, некоторые горожане недолюбливали, и даже боялись девушки.
– Так значит навредили?! Да скорее твои люди мне навредят чем, чем… неважно! – с отвращением выпалила Анна, выходя из себя. Тема про «оставить бабочки», была для неё болезненной. Тем более, худо-бедно, а парочку знакомых друзей у неё было. Пусть даже она не часто с ними общалась.
– Если бы ты перестала вести себя странно и вела как все нормальные люди! – воскликнула мать.
– Линда! – отдернул жену Генри.
– Что?! Что тогда мама? Пусть я ненормальная, мне так больше нравится, чем быть… – она не нашла что ответить и отвела взгляд. Стремительно пересекла гостиную, влетела по лестнице на второй этаж, распахнула дверь в свою спальню и с громким хлопком закрыла его.
Глава 2. Быть призрачным это ни как.
Не успело солнце лениво подтянуться и выглянуть с горизонта , а Анна уже была на ногах. Сходив в душ и хорошенько помывшись, она распахнула дверцу своего не многочисленного гардероба. Чуть призадумавшись, выбрала тёмные джинсы-шортики и лёгкую футболку серого цвета.
Причесала волосы и пристально посмотрела на своё отражение в зеркале. Оттуда на неё смотрела худая девушка, с большими серыми глазами и блестящими каштановыми волосами до лопаток. Круглое личико, прямой вздёрнутый носик и тонкие губки, которыми Анна скептически фыркнула. Какая же она всё-таки уродина. Но что поделать. Так уж она устроена с самого начала. (И денег, на пластическую операцию, просто нет, а жаль.)
Окинула свою комнату оценивающим взглядом. Всё было как всегда. Кровать с балдахином рядом с окном. Возле трюмо с зеркалом. Шкаф напротив. Дверь, ведущая в ванную комнату и противоположная стена вся сплошь занавешенная бабочками в узорчатых рамках. Возле каждой была маленькая табличка с названиями того или иного крылатого. Рядом стоял стол с ящиками, доверху забитыми книгами, и стул. На столе завалялись книги, ручки, бумаги и ноутбук.
Взяв маленькую сумочку-почтальонку, она вприпрыжку спустилась вниз.
– Мам, ты уж прости меня, за вчерашнее… я просто… – начала было оправдываться она.
– Ничего – перебила её Линда. – Всё в порядке. – она улыбнулась дочери. – Лучше садись и позавтракай, покамест блинчики не остыли.
Анна радостно поцеловала мать в щёку, потом поцеловала и отца в лоб, а Генри всего лишь улыбнулся в ответ, не отводя взгляда от сегодняшней газеты.
Анна села за стол и быстро начала уплетать блинчики за обе щёки и запевать их апельсиновым соком.
– Куда ты так торопишься? Ты же подавишься так! – запротестовала Линда, сев за стол.
– Мам, мне надо срочно бежать. Утренние бабочки не ждут! – возбуждённо воскликнула девушка.
Генри усмехнулся. Линда покачала головой, вздохнула, но ничего не сказала.
Доев свои блинчики, уже полу-стоя, запила всё это последним глотком сока. Вскочила и вприпрыжку направилась к входной двери.
Но Линда её остановила.
– Постой Анна, возьми хотя бы эти бутерброды. Вдруг проголодаешься. – настойчиво проговорила мать.