Печать бога

Теоли Валерий

– Требует?
– процедил он. Почуявшие неладное младшие послушники напряглись.
– Всеотец не для того усадил меня за этот великолепный стол, полный яств, чтобы я прерывался ради какого-то невежды! Пусть подождёт!

В этот момент дверь распахнулась, и вошёл высокий поджарый стражник, облачённый в лёгкие, начищенные до блеска доспехи. На кирасе ярко светился герб города - крестообразное лавровое дерево, достигающее кроной облаков; именно лавр, коими изобиловали окрестные леса, дал название городу.

– Прошу простить за беспокойство, Ваше Священство, - выпалил стражник.

– В чём дело,

капитан?
– повысил голос ди Вижен.

– Циркачи в городе, Ваше Священство! Со вчерашнего дня!

Командор поперхнулся.

– Ты хочешь сказать, вчера Лаврац посетили бродячие исчадия нечистого, а ты докладываешь мне сейчас?!

– А... э...
– замялся Жюмо.
– Не совсем так, Ваше Священство. Вечером они проникли через Северные Врата, я тут же послал вам сообщение, однако, вы заснули слишком рано, посланца не допустили к вам.

Младшие послушники переглянулись. Прекративший есть командор отложил столовые приборы, дыхание его сделалось прерывистым, лицо потемнело, на гладко обритой макушке вздулись жилы. Он водил головой из стороны в сторону, явно не находя слов.

– Они до сих пор свободны?
– выдавил ди Вижен.

– Так точно, Ваше Священство!
– гаркнул капитан.
– Ожидаем ваших приказов, Ваше Священство! Слишком у них главный языкатый, прям змий-искуситель, чтоб его. Без вас никак, Ваше Священство!

Вот идиот! Неужели вся пехота королевства такая? Да, арест еретиков производится по указанию духовных лиц, расследующих содеянные еретиками преступления. Согласно указу короля Жофре Светоносного, да пребудет в вечном покое душа его, городские власти обязаны всячески способствовать деятельности представителей Церкви. Еретики, конечно, бывают разные, большинство вообще под добропорядочных прихожан Матери-Церкви нашей маскируется. Но циркачей-то разве трудно вычислить? Чай, не торговцы, не паломники блаженные. Ворюги да проходимцы, думать нечего!

– Вы не переживайте, Ваше Священство, - успокаивал Жюмо.
– Я к ним соглядатаев подослал, следят за ними с этим, ну, штукой волшебной, Оком Всевидящим.

– Задержать! Немедленно!
– прохрипел командор.

– Поражён вашей выдержкой, уважаемый!
– восхищался Аполли.
– Другой на вашем месте, завидев Берка в плохом настроении, лишился бы чувств. Наш пёсик почему-то производит весьма сильное впечатление на городских жителей. Его, конечно, стоит опасаться; в Энгвине, северном портовом городке, он загрыз двоих жуликов, решивших нас обокрасть. Но не знают же об этом случае везде, куда мы приезжаем! Вы, случаем, не больны, уважаемый? Бледны, точно покойник, дрожите. У меня кроме книг лекарства имеются дешёвые, не желаете?

– Нет-нет, благодарю, - отказался Виктор.
– Я здоров. Во всяком случае, был здоров, пока вас не встретил.

– Как вам угодно, уважаемый, но выглядите вы и впрямь неважно. Быть может, глоток вина для успокоения души и тела?

– Буду признателен, если вы перейдёте к ознакомлению с главным товаром, - немного резко прервал горбуна старший послушник.

– Воля ваша, воля ваша, уважаемый. О вашем здоровье пекусь, а вы нервный, недоверчивый. Один знакомый лекарь говорил, беспокойство происходит от избытка желчи, лучшее средство против этого кровопускание. Правда, лекарь тот все болезни таким образом лечил, оттого, верно, мало кто из его пациентов выздоравливал. Нет, определённо, вы больны, уважаемый! Вон как позеленели вмиг!

Виктора затрясло, ноги стали ватными. Он не мог пошевелиться, разом как-то уменьшился, съёжился. Выпученными от страха глазами он смотрел на горбуна. Тем временем тот извлёк из-под тряпья внутри повозки пузатый глиняный кувшин, вынул кукурузную затычку и протянул сосуд послушнику.

– Не вздумайте отказаться! Пейте! Бегемот!

Гигант перехватил кувшин, двумя пальцами раскрыл рот вяло сопротивляющемуся Виктору и влил содержимое. Остро пахнущая жидкость полилась в горло, обжигая язык, нёбо. Послушник закашлялся, из носа полетели алые брызги вина. Циркачи хором захохотали.

Ох, забористое вино! Окружающий мир заколебался, точно по водной глади пруда пошли круги, монах-ведун покачнулся. Когда зрение прояснилось, страх исчез. Кто он такой? Виктор Сандини! Слуга Творца, демон побери! Он не уступит жалким циркачам, не позволит им насмехаться над старшим послушником величайшего ордена Виталийского королевства! Они убьют его? Пускай! Всеотец позаботится о нём, помянёт в Царствии Небесном, а клирики назовут мучеником, погибшим от лап врагов Матери-Церкви! Во рту остался необычный солёный привкус, захотелось ещё. Виктор ловко выхватил кувшин у Бегемота, приложился к узкому горлышку. В желудок падал жидкий огонь, тепло от него разливалось по телу.

– Хватит!
– приказным тоном воскликнул горбун.

Великан вырвал опустевший сосуд, закинул в повозку.

Нет, вы посмотрите! Сначала потчуют вином, а потом забирают обратно! Нехорошо, воспитанные люди так не поступают.

– Ты чего творишь, нехристь?
– угрожающе прорычал старший послушник.
– Ты вообще знаешь, у кого, ик, последнюю каплю отнимаешь?!

Циркачи народ ушлый, душу человеческую знают получше обывателя, но вряд ли им раньше попадался монах-ведун, особенно старший послушник Ордена Мудрости. Обычные монахи были готовы добровольно отдать что угодно ради сохранения в целости собственной персоны, а вино использовалось, как правило, чтобы слишком впечатлительный "клиент" не свалился без чувств. Немногие, впадавшие после ободряющего глотка в буйство, всё равно теряли способность к действенному отпору. Опьянение замедляло движения и реакцию, потому захмелевшего человека бойцом не считали. Впрочем, циркачи по возможности избегали конфликтов на улицах, даже пустынных. Поэтому горбун попробовал унять готового разбушеваться монаха словами:

– Нижайше прошу простить моего недостойного товарища, он ни в коем разе не хотел отнять у вас последнюю каплю чудесного напитка и тем паче не хотел вас чем-либо обидеть, уважаемый! Он счёл кувшин пустым и подобрал выпадающий из ваших рук сосуд.

– Я ронял кувшин?
– удивился Виктор.
– Ты меня за дурака держишь, уродец? Или хочешь сказать, у меня руки дырявые?

Горбуна передёрнуло, он с трудом сохранил самообладание.

– Мой нерадивый товарищ полагал, вы специально бросили сосуд, поскольку он уже пуст, а не уронили его, - непринуждённо сказал он, будто бы пропустив оскорбление мимо ушей.
– Прошу, не сердитесь на него, уважаемый. Как вам вино?