Печать льда
Шрифт:
– Вы хотите уничтожить лед? – не понял Рин, морщась от близости отвратительного лица. – Но тогда будет уничтожена и Айса! А что, если преступив пределы вольного города, Погань ринется к западному пределу земель?
– Мы не хотим уничтожать Айсу, – хихикнул Хельд. – И мы не хотим расширения Погани. Ее и так достаточно. Она нужна, парень, она словно предостережение! Ты не представляешь, как эта самая Погань служит Храму! Думаешь, прихожанам Храма нужны чудеса и свидетельства славы его? Нет! Им нужно свидетельство его гнева. И вот оно – от Айсы и до восточных пределов! Погань рождает страх, а страх рождает чуткость и готовность!
– Готовность к чему? – прошептал Рин.
– К тому, что нужно, – ответил Хельд. – Ты должен отдать мне ключ. Я знаю, что многие искали его. Я знаю, что безумец Фейр даже хотел разобрать Водяную башню, чтобы добраться до источника магии. Но что источник без того, кто способен испить из него? Что такое стальной сундук без ключа? Что такое сила без головы, которая способна направить ее? Отдай ключ, и все останется так, как было. Да, кто-то из жителей Айсы погибнет, кто-то перестанет купаться в золоте, но город станет частью Скамы, Храм возвысится, и даже язычники обратятся к его величию! Все во славу Единого! Все должно служить ему! И Погань, и кристаллы Айсы, и каждый, кто способен склонить голову перед Единым, должен склонить ее.
– Тяжеловато склонить голову, будучи притянутым к столу, – прохрипел Рин.
– Потерпи, – улыбнулся Хельд и крикну в темноту: – Урих!
Раздались шаги, и Рин увидел худого парнишку с открытыми, но невидящими глазами.
– Посмотри на него, – скривился в усмешке Хельд. – Посмотри на брата моего Уриха, Олфейн. Разве не твоя опекунша лишила его зрения? На неделю, сказала она? Даже на минуту никто не должен лишать зрения, потому что дано оно Единым и отбирается тоже им!
– А то, что вы удумали, тоже согласовано с Единым? – выкрикнул Рин.
– Мы суть клинки его, – прошипел Хельд. – Готовься, брат немой. Возьми нож. Готовься, брат Урих. Возьми за левую руку Рина Олфейна. Слушай меня, последний из рода Олфейнов, последний хранитель ключа, именуемого «печатью льда». Я знаю, что он хранится в тебе. Сейчас мы начнем резать тебя на части. Знаешь, я так соскучился по свежей крови! А если это делать осторожно, то отрезанные члены не успевают обращаться в пепел. Но рано или поздно мы либо найдем ключ в твоем пепле, либо он перейдет к самому невинному из нас, к несчастному Уриху, либо ты отдашь его сам!
– У меня нет ключа! – выкрикнул Рин.
– Начинай, брат немой, – приказал Хельд, и нож коснулся груди Олфейна. Боль пронзила его тело. Но в тот же самый миг наставник задохнулся от приступа кашля и закричал в ужасе: – Стой!
– Не нравится? – зарычал Рин, на груди которого вспухла алая лента.
– Ничего, – прохрипел Хельд. – Твоя опекунша сильна, но тем страшнее будет ее смерть! Я перенесу боль. Она не страшнее железа, что истязает мое тело. Просто немой все будет делать медленно. По чуть-чуть. С перерывами, чтобы я мог откашляться и отдышаться. Начинай, брат мой!..
И пытка началась.
Джейса пришла в себя за воротами Водяной башни. Она забилась в самый дальний угол и уже не помнила, сколько просидела в темноте, не чувствовала запаха отхожего места, которым служил закоулок древнего сооружения, не чувствовала боли в затекших ногах и холода, скрючившего пальцы.
Стояла ночь. Девушка выползла из угла и негромко заплакала. Слезы текли по щекам ручьем, но, принося облегчение раскалывающейся от боли голове, накапливали боль в сердце. В проездном дворе дул ветер. Джейса поежилась и выбралась к началу Медной улицы. Тусклые пятна фонарей показались ей вытянутыми до Северной башни бусами из желтого теплого камня, что продавали в своих лавках тарсы, но она пошла по Дровяной улице. Пошла в сторону Храма, потому что идти ей было больше некуда, и даже удар колокола, который догнал ее на полпути, заставил лишь ускорить шаг.
– Стой, – послышалось из темноты, когда громада Храма спрятала половину луны и часть по-праздничному усыпанного звездами неба.
Джейса узнала голос и замерла, ощупывая суму и пояс. Перед ней стояла опекунша Рина, та самая, которая обратила в бегство торжище и убила четырех воинов. За ней шевельнулась тень огромного воина, но в двух шагах от Джейсы стояла та самая девка, что переступила через ее счастье!
– Ты что-то ищешь? – спросила опекунша.
Джейса снова подняла голову. Тень Храма не позволила рассмотреть лицо соперницы, но ее глаза были чернее самой глубокой тени. Да, шипа не было. На поясе висела фляжка, в суме лежали раскрошившиеся и слипшиеся сладости, а шипа не было! И припоминая, где она его оставила, Джейса вдруг вспомнила голос отца, и слова его, и глаза, которые мгновение назад с удивлением смотрели на Джейсу, но тут же вспыхнули пламенем и высыпались на ее колени.
Она вспомнила и осеклась. Застыла, окаменела от ужаса.
– Возьми, – донесся откуда-то издалека голос, и Джейса почувствовала ремешок на запястье и деревяшку в ладони. – Возьми это. Вот Орлик говорит, что похожие деревяшки дают рожающим вельткам, чтобы боль не захлестнула их. Они сжимают деревяшку в зубах и терпят. Там и вправду есть выдавленные следы от зубов. Дерево очень прочное, почти как камень. Верно, его сжимали в зубах много женщин. Теперь деревяшка пуста. Ты не понимаешь, но она пуста. Она способна взять в себя много боли. Даже если бы каждая женщина Айсы подержала ее в зубах, она бы все равно не наполнилась. Но ты не рожаешь пока, поэтому просто держи ее в кулаке. И чем сильнее будешь стискивать, тем тебе будет легче. А пока иди домой, отдышись, передохни. Завтра будет тяжелый день. У Рина Олфейна поединок у Водяной башни. Приходи его поддержать…
Рин не выдержал, когда нож расчертил алыми полосами не только его грудь, но и его руки. Боль расползалась по всему телу, и, ослепленный, оглушенный ею, он заорал: «Да, да, да, да!..» И Хельд, который все то время, пока немой полосовал Олфейна ножом, катался по полу, задыхаясь от кашля и раздирая ногтями собственное горло, прохрипел: «Стой!»
Когда настоятель склонился над Рином, тот даже сквозь пробивающую его дрожь заледенел от ужаса. Лицо и горло Хельда были в крови, кровь стекала из уголков рта, из носа, но глаза горели торжеством.
– Такова стезя каждого, кто следует путем, указанным Единым! – прохрипел Хельд. – Будь больше своей боли, больше своей слабости, больше своей страсти, и ты поднимешься над собой, а, поднимаясь над собой, поднимешься и над прочими!
– Сейчас, – прошептал Рин. – Мне нужно отдышаться. Я отдам… печать льда. Только… Только пусть они держат меня за руки. Я не знаю, как это выйдет, но я попробую. Будет холодно. Надо терпеть. Только надо держать меня за руки, иначе я не выдержу. Мне потребуется сила. Его сила. – Олфейн поймал равнодушный взгляд немого.