Печать мастера
Шрифт:
Наставник так и сказал – «слабейший», нисколько не собираясь щадить чувства нового ученика. Наставники вообще не стеснялись в выражениях, обсуждая его достоинства и недостатки, и постоянно гадая о причинах, по которым Мастер Хо выбрал именно такого ученика – и искали, искали, искали… как драгоценный камень в куче соломы.
Которого там просто не было.
Потому что, если бы спросили его – он бы сказал сразу. Что Наставник Хо никого и никогда не выбирал. Это
Но его не спрашивали – и Коста – молчал. Запоминал. И слушал.
Каждый из «навыков», которые проверяли Учителя оценивался просто – «десять» – это максимум, учить не нужно; «девять» – великолепно, требует огранки; «семь-восемь» – хорошо, нужна индивидуальная программа; «пять-шесть» – это граница, ниже которой ученика следует развивать в этих направлениях только по общей программе.
Что такое «общая программа» – Косте не объяснил никто, зато пояснили, что все ученики на Острове знаний этого потока обучаются уже десять зим – и осталось шесть зим обучения, и что Косте придется догонять и догонять много.
Ему дадут только одну зиму, чтобы учиться и при этот досдать предметы, которые со – ученикам уже зачли. Но он не один такой «отстающий» – последним три зимы назад на Остров попал Семнадцатый номер и…
– Так и не сдал мне, – поморщился зельедел-алхимик. – Башка, как тыква, тупая…
– Зато как бьет, одним плетением – троих, а махом, махом то как, – довольно возражал ему Наставник по подготовке – Шрам, ковыряя босой ногой песок плаца. – Мой Семнадцатый твоих двоих укладывает только так…
– Это не делает его менее тупым, – желчно возразил алхимик. – Спроси – сколько у него по стратегии? Три? – обернулся он к старику, который, как уже понял Коста, выполнял на острове обширнейший спектр занятий – вел занятия по стратегии и философии, заведовал местной учебной библиотекой, а так же фиксировал, в качестве «секретаря» данные всех испытаний.
– Четыре у него по стратегии… Четыре.
– Зачем ему стратегия? Одну стратегию выучил и ему хватит… бей на поражение… ахахахаха… – заржал Шрам.
– До первого чаепития, – с ядовитой сладостью в голосе напомнил алхимик, а низенький сухощавый, почти полностью седой старик поднял к небу глаза и пробормотал что-то нелестное в адрес коллег.
По рисованию и каллиграфии Коста получил «восемь».
Неожиданно высокий балл – «семь», Коста получил сразу по двум направлениям – философия и Искусства. По этим предметам его проверяли дважды, не в силах поверить, что мастер Хо в провинции мог привить ему такие знания и вкус.
– Картины – понятно, Четвертый – мастер-художник, и мальчишка рисует, но стихосложение? Каким образом он мог запомнить все это? – возмущался Наставник по боевке. – Кем надо быть, чтобы заставлять учить стишки и совершенно не заниматься физическим развитием? Кем, Сейши? Он вынослив и обладает прекрасной регенерацией –
– Не стишки, – вежливо поправил его Старик. – А сочинение Алипия в десяти свитках. Наизусть. Даже в нашей библиотеке – свитков только пять. Скажи мне, Шестнадцатый, – старик называл его только так – по номеру, – где твой Учитель смог достать свитки, которые ты цитировал только что?
– А разве их нельзя достать в северной провинции? – уточнил Наставник по искусствам, который был третьим на сегодняшнем испытании – изящный сир, который даже когда смотрел в окно – а в окно он смотрел постоянно, почти не интересуясь тем, что «несёт ученик», старался встать так, чтобы утренний свет выгодно обрисовывал фигуру и подчеркивал профиль. – Это, конечно, край цивилизованного мира, но…
– Решительно невозможно, – веско бросил сухонький старичок.
– Я бы спросил, чего это Учитель по стишкам не знает стишки, – намеренно грубо уточнил Шрам, обращаясь к белокурому коллеге. Сегодня он старался особенно – пришел не только босым, но и грязно-потным, после утренней тренировки, залез, усевшись на стол, и демонстративно чистил ногти от песка, с наслаждением наблюдая, как Наставник по искусствам вытащил надушенный платочек и отошел подальше, стараясь не смотреть в их сторону.
– Именно потому что это – «стишки», – надменно отозвался коллега. – И не представляют истинной художественной ценности, сомневаюсь, что хоть кто-то в Высшем обществе будет способен оценить произведения Алиппия, а я – я готовлю Высших, которые смогут вращаться в любых кругах!
– Да-да, я помню «стишки» с художественной ценностью, восемь шекковых строчек, которые пришлось учить на плацу, потому что запомнить такое дерьмо, чтобы забить себе голову, – Шрам постучал пальцем по виску, – не может ни один нормальный… На каждую строчку – круг, выкрикивая в голос, и только тогда парни смогли запомнить…
– Они не запомнили не поэтому, – Учитель по искусствам резко обернулся от окна к Шраму – полы халата взметнулись в воздухе, – а потому что твои ученики не способны… не-спо-соб-ны запомнить даже…
– Не трогай моих учеников! – взревел Шрам.
– …им место за куполом или на острове сил… – в два прыжка учитель по боевке оказался у окна и, в одно движение накрутив белокурую косу на руку, зафиксировал Наставника по искусствам.
– Только скажи это! – рявкнул Шрам.
– Десятый! – Сейши обеспокоенно стукнул трость о пол несколько раз.
Шрам выпустил коллегу не сразу – помедлив и сплюнув, и после этого кратко поклонился старику – «Сейши».
– Что и требовалось доказать… какой учитель – такие ученики, грубиян… – Белокурый сир выпрямившись, расправлял одежду.
Коста переводил взгляд с одного Наставника на другого, пока Старик не спросил:
– Вернулись к задаче. Выясняйте отношения не здесь. Шестнадцатый, откуда твой Мастер смог достать свитки Аллипия?
– Не откуда. – Ответил Коста тихо. – Он их написал. – Никогда до этого момента не задумывался, чему именно и по какой причине его учил Мастер Хо.