Педагогика. Книга 2: Теория и технологии обучения: Учебник для вузов
Шрифт:
Рис. 14. Фундамент дидактической теории
Наиболее общей научной категорией является закономерность. Она может быть определена как факт наличия объективной, существенной, необходимой, общей, устойчивой, повторяющейся взаимосвязи. Если такая связь наметилась и постоянно проявляется при определенных условиях, значит, пробивает себе дорогу закономерность. Науковеды пытаются уточнить пределы данной категории, установить различия между понятиями «закономерность» и «закон». Наиболее распространенная точка зрения сводится к тому, что в закономерности подчеркивается факт существования постоянной и необходимой связи, но сама эта связь еще не изучена всесторонне. Иногда для краткости уточняют: закономерность – это не до конца познанный закон.
Законы же – строго зафиксированные закономерности. Они выражают устойчивые, объективно повторяющиеся связи. Сводя разнообразность явлений к существенным отношениям, законы максимально «уплотняют» знания: всегда предпочтительнее знать один общий закон, чем сотню фактов. Закономерности определяются как научные законы только в том случае, когда: 1) четко зафиксированы объекты, между которыми устанавливается связь; 2) исследованы вид, форма и характер
РБ
Основа всего – связь
Если явление (состояние) А влечет за собой явление (состояние) Б, значит, эти состояния находятся в связи между собой. Определяющее будет причиной, зависимое – следствием. Пожелав изменений в следствиях, нужно воздействовать на причину. Если теперь поставить вопрос: почему не достигаются намеченные изменения, почему не всегда удается обеспечить высокое качество обучения, почему, наконец, нам не удается избегнуть непродуманных решений и непредвиденных последствий, ответ будет один – мы плохо знаем или не учитываем связи, вызывающие определенные изменения. А это всегда оборачивается крупными потерями, порождает трудности, которых можно избегнуть при условии правильного учета требований причинно-следственных зависимостей.
Обнаруживать, фиксировать, описывать и объяснять связи – важнейшая функция науки. Ее стараниями раскрываются отношения между явлениями, которые, на первый взгляд, кажутся разделенными; единичные факты перестают быть чуждыми друг другу; должным образом осмысленные, они могут быть упорядочены, сведены к системе.
Что и с чем связано в учебном процессе? Лишь один ответ не вызывает сомнения – здесь все связано со всем. Обширность взаимосвязей пугает нас. Мы знаем, как они переменчивы, непостижимы, непостоянны. Появляясь на мгновенье в одном месте, они быстро замещаются другими, беспрестанно преобразуясь по непонятной для нас логике. Но логика существует, ничего ведь не происходит случайно, а тем более беспричинно. И понять ее мы обязаны, если хотим подчинить своей воле дидактический процесс и держать в руках бразды управления им. В царстве хаоса мы останемся невольниками, рабами случая, овладев познаниями причин – станем повелителями.
ПБ
Можно ли учить «по-всякому»?
Некоторые педагоги отвечают – да. Тогда что же это за дело такое – обучение, что его можно выполнять «по-всякому»? Так ли это?
Опасная иллюзия, поразившая педагогику в последние два-три десятилетия, свелась к незамысловатому утверждению: обучение – дело творческое. Отсюда как бы само собой вытекал призыв к учителям – творите, раскрепощайтесь, смело ломайте устоявшиеся каноны, отвергайте вчерашнее. Время нынче такое – впередзовущее.
Против творчества, в том числе и педагогического, выступать трудно, да и не к чему. Ценность его – первостепенной важности. Но только тогда, когда речь идет о творчестве, а не о полуграмотных, дилетантских поползновениях, проистекающих из незнания того, как обучать и воспитывать. Дошло до того, что некоторые педагоги, нарушая незыблемые основы обучения, объясняют это так: работаю, мол, творчески, нестандартно. Получается «по-всякому», кому как захочется.
Вопросы рационализации, технологизации учебно-воспитательного процесса должны ставиться жестче, принципиальнее, ибо, продолжая идти по пути «всевозможности», мы идем в никуда, фактически отрицаем закономерности и законы обучения, все, что достигнуто за долгие столетия развития педагогической науки и практики. Зачем же, спросим, собирались по крупицам педагогические знания?
Наука, в некотором роде, мать наша родная, пошутил А.П. Чехов и привел нам в назидание пример обучения «по-всякому». Помните начинающего ученого, который решил выучить французский язык? Учительница хотела начать с изучения азбуки, но ученик потребовал, чтобы обучение начиналось с чтения и перевода. Прошло три года, но кроме слова «мемуары» наш открыватель новой методы так ничего и не выучил.
РБ
Новые технологии разрабатываются на «старых» законах
Люди во все времена стремились в своем познании к истине. Истина переживала века, заблуждения рано или поздно отвергались, как и ложные постулаты наук.
«Все науки, сколько их есть на свете, имеют один и тот же паспорт, без которого они считают себя немыслимыми: стремление к истине! Каждая из них, – писал А.П. Чехов, – даже какая-нибудь фармакогнозия, имеет своей целью не пользу, не удобства в жизни, а истину». Закон движения к истине простой: сколько проселками ни плутай, а на дорогу выходить надо. К желанной цели – созданию эффективных педагогических технологий нас приведет путь, являющийся безошибочным во все времена, путь логики, объективности, расчета.
Когда совершается прорыв в новую технологию, неизбежно возникает вопрос: на каком теоретическом фундаменте удалось получить недоступные ранее результаты? Обычно предполагается, что это должны быть новые открытия, и мало кто думает, что не менее революционные преобразования могут быть достигнуты путем переосмысления уже известных знаний. Новый угол зрения предпочтительнее новых знаний. В педагогике так много вечных и великих, но забытых или невостребованных знаний, что открывать новые нет смысла, пришло время к ним повнимательнее присмотреться.
Наука покоится на великих истинах, для которых не существует срока давности. Краеугольным камнем преемственности научных знаний является принцип, согласно которому глубинная сущность явлений остается неизменной. Б. Прус говорит об этом в своем «Фараоне» так: «Сколько за три тысячи лет сменилось в Египте династий и жрецов, сколько городов и храмов превратилось в развалины, на которые наслоились новые пласты земли! Все изменилось, кроме того, что дважды два – четыре, что треугольник – половина прямоугольника, что луна может закрыть солнце, а кипящая вода выбрасывает камень в воздух. В преходящем мире остается неизменной только мудрость».
Педагогические знания идут из глубины веков. Сперва как опыт, позже – как теоретические обобщения, в наши дни – как неопровержимо действующие закономерности и законы.ИБ Порядок из хаоса
Рассмотрим результаты длительных поисков в области дидактических закономерностей и законов. Это позволит нам, с одной стороны, отдать дань уважения огромному труду подвижников-педагогов, по крупицам собиравших, обобщавших и систематизировавших драгоценный опыт обучения, с другой – окинуть взглядом тот исторический научный фундамент, на котором зиждется здание современной теории.
В первобытном обществе человечество постепенно накапливало практические знания по обучению подрастающих поколений. Видимо, уже в то время были выработаны и передавались из поколения в поколение практические правила обучения, позволявшие все более успешно решать задачи подготовки молодежи к жизни.
Античные ученые Платон, Аристотель и особенно Квинтилиан делают первые попытки обобщения практики обучения в виде свода рекомендаций-правил. Специально вопросами обучения античные философы не занимались, и их во многом правильные философские воззрения не привели к началам дидактической теории, подобно тому, как они привели, например, к созданию логики.
Платон и Аристотель верно поняли, что для обнаружения законов необходимо выйти из мира непосредственных ощущений и ознакомиться с фактическим порядком явлений, в которых те обнаруживаются. Однако обучение они понимали как искусство обучать другим наукам, как практическую деятельность людей, владеющих знаниями, как ремеслом. Искусство же законам не подчиняется. Можно говорить только о правилах исполнения обучения, которые должен знать каждый обучающий. Многие из правил, сформулированных в античные времена, действуют и в современной школе, например, такое: «Кто наилучшим образом чередует гимнастические упражнения с мусическим искусством (умственным воспитанием) и в надлежащей мере преподносит их душе, того мы вправе были бы считать достигшим совершенства» (Платон). Сократ высказал блестящую мысль, которая как нельзя лучше соответствует современному духу обучения: назначение учителя – помочь родиться мысли в голове его ученика. Сам себя Сократ называл «акушером мысли». Квинтилиан в «Наставлениях к ораторскому искусству» подметил, что дать образование может не всякий, а только тот, кто знаком с необходимыми для этого приемами и условиями духовной жизни питомца.
Были попытки считать правила, сформулированные в древности, научными закономерностями и даже законами. Это неверно, так как они не имеют отличительных признаков последних. Скорее всего это практические обобщения, подчеркивающие существенные взаимосвязи отдельных моментов обучения, которые можно классифицировать как регулярности, составляющие аксиоматические положения дидактики.
Средние века представляют собой трудный период в развитии педагогической мысли. Школы катехизиса, монашеская жизнь, уставы, мистицизм, схоластика, нищенствующие ордена – с этими словами связаны мрачные страницы в истории педагогики. Правила обучения в те времена также действовали, но, в отличие от античности, где они проистекали из естественной жизни и деятельности людей, были плодом иезуитских измышлений, мистического воображения аскетов и вечно враждующих отцов-настоятелей.
В XVIII в. педагогику рассматривают как прикладное естествознание и считают, что она подчиняется законам биологии. Полную перестройку педагогики на натуралистических началах произвели Я.А. Коменский и Д. Локк. Под их влиянием законы педагогики (они выступали одновременно и принципами, и правилами) определяются в трех аспектах: общественно-историческом, естественно-историческом и психологическом. Позже Песталоцци, Руссо, Дистервег, Ушинский, Толстой уже не ограничиваются общими принципами, а пытаются установить конкретные закономерности, что выливается в стремление превратить педагогику в сумму конкретных предписаний.
В соответствии с современным пониманием категорий законов, принципов и правил в педагогическом наследии этого периода мы не обнаруживаем попыток строгого выявления взаимосвязей и взаимозависимостей между дидактическими явлениями. Первичные обобщения, порой очень широкие, смелые, сделанные на основе осмысления опыта, можно классифицировать как регулярности, а вытекающие из них практические руководства к действию – как правила обучения. Впрочем, это понимали и сами великие педагоги прошлого, скромно пытаясь представить педагогику в виде системы правил, практических руководств. Так, Коменский представляет дидактику в виде системы правил, сгруппированных по тематическому признаку: «Основные правила легкости обучения и учения» («Великая дидактика», гл. XVII); «Основные правила естественного учения и обучения», «Девять правил искусства обучать наукам» (гл. XX) и т. п. Дистервег, доведя количество правил до 33, группирует их по объектам, к которым они относятся: первая группа – правила по отношению к учителю; вторая – правила по отношению к предмету преподавания; третья – правила по отношению к ученику. При этом некоторые из правил автор называет законами. Ниже мы напомним те из них, которые действуют и в современной школе.
У Коменского и Дистервега было очень много последователей, пытавшихся изложить дидактику в виде памяток, состоящих из ряда правил, сгруппированных вокруг очень узких тем: как готовиться к урокам; как ставить вопросы ученикам; как проводить упражнения; как закреплять материал; как задавать задания на дом и т. п.
Песталоцци сформулировал закон умственного развития ребенка – от смутного созерцания к ясным представлениям и от них – к ясным понятиям. В процессе познания проявляется также великий, как он говорит, закон: «Каждый предмет действует на наши чувства в зависимости от степени его физической близости или отдаленности»; познание истины, по автору, вытекает у человека из самопознания.
Отдавая должное педагогическому гению Песталоцци, заметим, что не все из сформулированных им законов имеют необходимые признаки закономерной связи. Это скорее обобщения практики, не лишенные, однако, субъективных представлений исследователя о сущности и развитии процессов обучения.
Пожалуй, одним из самых ярких в истории педагогики примеров научного заблуждения является заявление французского ученого Селлерье об открытии педагогических законов. В своей книге «Очерки научной педагогики. Факты и законы педагогики», отмеченной, кстати сказать, золотой медалью французской Академии моральных и политических наук, он формулирует два основных закона:
1. Всякое действие обусловлено природой ученика.
2. Всякое обучение должно считаться не только с приспособлением к среде в общем смысле, но, по мере возможности, и с приспособлением к специальной среде.
Здесь Селлерье повторяет распространенную ошибку: он не различает понятий закона и принципа, закона и практического положения. Поэтому законы, им сформулированные, являются не только положениями разной степени общности, но и разнородными понятиями. В первом случае понятие закона устанавливает некоторую, хотя и не очень определенную связь природы ученика и воздействия на него, во втором – никакой закономерной связи не раскрывается. Содержание этих законов совершенно не отражает тех факторов, от которых зависит воспитание [25] .
Особое место в истории мировой и отечественной педагогики занимает педагогическое наследие К.Д. Ушинского. Анализируя его, не перестаем удивляться тем гениальным мыслям и обобщениям, которые составляют содержание главных сочинений автора. К.Д. Ушинский почти не употребляет слов «закономерность», «закон», скромно называя свои многочисленные обобщения и выводы правилами и наставлениями. Одно из них: «Чем больше фактических знаний приобрел рассудок и чем лучше их переработал, тем он развитее и сильнее». Что это, как не один из самых общих законов обучения? Нельзя автору приписывать того, чего он не сказал сам, не рискуя при этом впасть в нелепость, но можно смело утверждать, что общие закономерности дидактики нашли свое отражение в трудах К.Д. Ушинского.