Пехота вермахта на Восточном фронте. 31-я пехотная дивизия в боях от Бреста до Москвы. 1941—1942

Предпринятые в недавнее время попытки объяснить провал немецкого наступления против России в конце 1941 года суровым русским климатом не были первыми в военной истории; подобные тенденции были заметны в военной литературе и после поражения наполеоновской армии в 1812 году. Однако уже в прошлом столетии был положен конец легенде о том, что причиной проигрыша войны 1812 года стала холодная русская зима. Истинную причину неудачи следует искать в завышенных политических и военных притязаниях Наполеона.

Его Великая армия пала жертвой несоответствия между ее стратегическими задачами и ее фактической боеспособностью. Наполеону не удалось добиться военного разгрома России в ходе быстротечной летней кампании 1812 года в самом ее начале, воспользовавшись большим численным превосходством [1] . Русскому военному командованию удалось избежать желательного для Наполеона решающего сражения на границе России, вывести армии из стратегического охвата и – хотя это и не было запланировано в самом начале – отвести главные силы в глубь страны.

Даже полководец такого масштаба, как Наполеон, должен был понимать, что ни один военачальник не может безнаказанно нарушать немногочисленные, но непреложные для всех времен правила военного искусства. Пренебрежение законом «истощения сил наступающего» (Клаузевиц) отомстило в 1812 году Наполеону, а 129 лет спустя – Гитлеру. Чем больше император удалялся от своей исходной базы в Германии, чем дальше углублялся он на территорию России, тем быстрее утомлялась его армия, несмотря на то что на этом пути к Москве было дано лишь два сражения (у Смоленска и у Бородино) [2] .

Когда Наполеон после относительно быстрого продвижения – длительностью 84 дня [3] – достиг столицы противника, в распоряжении императора осталась лишь одна треть тех сил, которые он собрал для похода в Россию. Из 363 тысяч человек, находившихся под его непосредственным командованием 24 июня, когда он перешел Неман близ Ковно (современный Каунас), выбыло 268 тысяч. Французская армия как по своим внутренним качествам, так и организационно оказалась не готова к требованиям, предъявленным ей русским театром военных действий [4] . Почти ежедневная необходимость устройства биваков, недостаточная укомплектованность этапных служб, плохое состояние продовольственного снабжения и медицинской службы [5] , а также упадок воинской дисциплины сильно ослабили мощь армии уже во время наступления, угрожающе кося ее ряды. Дезертирство и болезни достигли угрожающего уровня; боевые потери, например 10 тысяч человек 16/17 августа в Смоленске и 28 тысяч человек в сражении у Бородино 7 сентября [6] , составили лишь небольшую часть общих потерь императорской армии. В Москву 15 сентября вошли лишь 95 тысяч человек; около 110 тысяч солдат прикрывали пути сообщения с Германией – слишком много в сравнении с численностью действующей армии и слишком мало для надежной охраны путей подвоза снабжения из Ковно (около 600 километров).

Надежды Наполеона на то, что русская знать сможет убедить царя Александра I к заключению мира, не оправдались, так же как надежды Гитлера на то, что советская политическая система в 1941 году рухнет после первых же ударов вермахта. Занятие Наполеоном столицы не ослабило волю русского императора и русского народа к сопротивлению, а, напротив, укрепило ее. Войдя в Москву, Наполеон не имел сил ни для дальнейших наступательных действий, ни для успешной обороны уже захваченной территории. Длительным, чрезмерным напряжением сил своей армии Наполеон сам поставил себя в неблагоприятное положение, в каком он оказался в Москве. Ослабление его армии, неуклонное усиление противника и нападения на фланги и тыл французов вынудили Наполеона к отступлению. Так как решение об отходе было принято слишком поздно, Наполеон совершенно утратил свободу маневра, и перемещения его таявшей армии попали в полную зависимость от действий противника.

Отход из Москвы начался 7(19) октября. Холода, однако, наступили лишь в первой декаде ноября. «Все, что позже говорили о неожиданно ранних и сильных холодах император и его угодливое окружение, стараясь оправдать катастрофическую неудачу отступления из России, было неправдой; как раз в 1812 году холода наступили позже и были менее продолжительными, чем обычно в этой стране; степень похолодания не могла в том году никого удивить» [7] . Наполеон сознательно исказил истину, когда 6 декабря 1812 года, в день, когда он оставил армию на произвол судьбы, сказал своим маршалам: «Вы, однако, знаете историю наших бедствий, как знаете и о том, какую незначительную роль сыграли в них русские (такая наглая ложь – в стиле Наполеона. – Ред.). Что же касается нас, то нашим единственным победителем явился мороз (см. примеч. выше. – Ред.). Он стал неприятным сюрпризом даже для местных жителей, привычных к зимним холодам» [8] . После того как остатки армии – это были в основном немцы и поляки – совершили свой последний воинский подвиг – форсировали 26–28 ноября Березину, ее численность составила 14 тысяч боеспособных солдат и 26 тысяч раненых и обмороженных. Снегопады и морозы первой недели декабря резко увеличили потери и привели армию к окончательной катастрофе.

В

результате этой кампании Великая армия потеряла по меньшей мере 500 тысяч человек из 612 тысяч (включая пополнения к первоначальным 450 тыс.), из них около 250 тысяч убитыми, и, кроме того, 150 тысяч лошадей и 1000 орудий. Потери среди немцев, находившихся в составе наполеоновской армии, составили 200 тысяч человек [9] . Лучшего союзника Россия обрела в лице своих необъятных просторов. Непрестанные нападения русских на пути подвоза продовольствия и на места расквартирования лишили французскую армию возможности организованно покинуть страну, компенсировав быстротой отхода недостаток снабжения.

«Известно, что император тщательно продумал и блестяще организовал снабжение армии. Но она не смогла воспользоваться этой заботой, так как на плохих дорогах обозы с продовольствием не поспевали за наступающими войсками, и это очень скоро обернулось острой нехваткой провианта. Последний склад, получавший продовольствие из тыла, находился в Вильно. Дальше все потребности Великой армии приходилось заготавливать в местах прохождения ее колонн. В трудных условиях русского театра военных действий упорядоченное снабжение армии численностью полмиллиона человек при тогдашнем состоянии транспорта и дорог оказалось попросту неосуществимым. Было абсолютно невозможно в достаточной степени снабдить и оснастить армию такой численности, устремившуюся к сердцу гигантской Российской империи. Наполеон рассчитывал в генеральном сражении близ Вильно уничтожить русскую армию в ста километрах от границы. Именно на такое развитие событий были рассчитаны все его мероприятия, которые в тогдашних условиях были единственно возможными» [10] .

Наполеон не смог ни одержать победу, ни заключить мир. Мало того, своего лучшего союзника, Александра I, он уступил Англии. Природные особенности России и воля ее народа к сопротивлению – недооцененные Наполеоном – стали дополнительными факторами его поражения. Но главные причины коренились в событиях, происходивших за много лет до начала русской кампании. Мощность военной промышленности самой Франции не соответствовала грандиозным политическим замыслам Наполеона. По своей структуре Великая армия была не французской, а континентально-европейской. По численности в этой армии преобладали иностранцы. В организационном отношении их подчинение командованию французской армии было различным: иностранцы, служившие во французских полках, отдельные формирования на содержании французского правительства, вспомогательные контингенты из зависимых государств и самостоятельные [11] корпуса союзников (Австрии и Пруссии). Таким образом, в составе армии, отправившейся в 1812 году в Восточный поход, сражались (в различных ее организационных структурах) представители многих европейских народов. Их единство опиралось только и исключительно на власть, авторитет и волю одного человека. Помимо многих отличительных признаков, характеризующих общность происхождения, у солдат наполеоновской армии отсутствовал единый душевный порыв. Единение ради идеи, воплощающей наднациональную задачу, каковое в наши дни считается необходимой предпосылкой формирования интернациональных армий, не могло, конечно, возникнуть в тогдашних политических условиях. Дело еще больше осложнялось тем, что от внимания европейских народов не могло ускользнуть то обстоятельство, что уставший от войны французский народ шел под знамена императора очень неохотно и без всякого воодушевления. Только в одном 1810 году было вынесено 160 тысяч приговоров лицам, уклонявшимся от службы, а их семьям были назначены значительные денежные штрафы. В течение 1811 и 1812 года во Франции было выловлено около 60 тысяч «уклонистов», насильственно отправленных затем в армию. Нет поэтому ничего удивительного в том, что нежелание утомленного войнами французского народа сражаться за императора оказывало отрицательное воздействие на готовность других народов к самопожертвованию. Но, несмотря на все свои недочеты и слабости, Великая армия – в ходе неудачной кампании 1812 года – явила образцы мужества и героизма как отдельных солдат и офицеров, так и целых частей и соединений. Доблесть наполеоновской армии проявлялась в тех ее соединениях, где сохранялись доверие, дисциплина и дух товарищества.

Наполеон, несомненно, проявил подлинное величие, сумев в условиях той эпохи своей волей организовать и привести в действие гигантскую интернациональную армию. Но император недооценил то главное и решающее, что обеспечило политическое и духовное единство в выполнении поставленной задачи: благородные порывы отдельных людей и стремление к свободе угнетенных народов, разбуженное французской революцией. Эти порывы и устремления были сильнее воли и власти Наполеона.

Надо сказать, что Наполеон был неплохо и основательно осведомлен о требованиях, предъявляемых армии войной в Восточной Европе. Помимо того, что французский император внимательно читал о походах короля Карла XII и изучал историю и географию России, командование французской армии, на основании собственного опыта, могло по достоинству оценить будущего противника. Кампании 1805 и 1806–1807 годов против Австрии, Пруссии и их русского союзника имели место совсем недавно. В памяти офицеров и старых солдат Великой армии были еще живы представления о тактике, стратегии и боеспособности русской армии, в особенности о ее стойкости в обороне и о мастерском умении отступать. Военные действия осенью и зимой 1806/07 года в разрушенных и разграбленных областях Польши и Пруссии к востоку от Вислы уже тогда поставили французскую армию на грань истощения в результате чрезвычайного напряжения сил, потерь и лишений. Именно воспоминания о тех кампаниях побудили честных людей в окружении императора попытаться отговорить его от рискованного похода на Москву. «Никогда еще придворные не нашептывали столько правды в уши государя – но, увы, безуспешно» [12] . Наполеон слепо верил в свою удачу и отмахивался от всех советов и предостережений.