Пекло
Шрифт:
— Я могу сказать об этом решении Сильвии?
— Да, конечно. Впрочем, она в разговоре недвусмысленно дала понять, что дальнейшую информацию сообщит только после того, как мы свяжем себя обязательством.
— В таком случае, она будет удовлетворена.
— Постойте, это еще не все. Постарайтесь вытянуть из нее максимум.
— То есть?
— Учитывая, что ваши отношения выходят за чисто профессиональные рамки, постарайтесь узнать у нее то, чем ей, быть может, не было поручено с вами делиться.
— Я попытаюсь, но в результатах не уверен. Она работает профессионально и никогда не теряет головы. Ее
— Поймите меня, Коплан. Я не думаю, что ей многое известно, но нам было бы полезно знать, каким образом и почему восточный агент, сделавший это предложение, вышел на Австрию. Вы понимаете меня? Даже если операция провалится, это поможет нам выйти на таинственное лицо, ходатайствующее о нашем вмешательстве.
— Буду приятно удивлен, если Сильвия пойдет на это. Вы помните ее замечание о личной безопасности людей, замешанных в этом деле?
Старик кивнул, затем сказал с упреком:
— Если вы заранее так настроены, то, конечно… Однако иногда женщины бывают непоследовательны, особенно с такими обольстителями, как вы. Кто знает?..
Коплан пожал плечами.
— И все-таки парадоксально, что вы поручаете эту миссию мне, — не унимался он. — Министерство иностранных дел справилось бы с этим лучше. Наши отношения с Румынией никогда не были так хороши, как теперь.
Старик поморщился.
— В Румынии очень сложная обстановка, Коплан… Всем известно, что из всех стран-сателлитов СССР Румыния первая выразила неповиновение. Беря пример с Югославии, Румыния заявила о своем твердом намерении проводить национальную политику, не выходя в то же время за рамки стран, контролируемых Москвой. Кремль отреагировал на позицию Румынии ужесточением полицейского контроля… Я говорю не о румынской полиции, а о русской политической полиции. Картина такова: антисоветские демонстрации прошли в Польше и Чехословакии, но не в Румынии, где советский партаппарат проводит жесткую линию. Общественность прекрасно осознает, что творится в стране, но никто не осмеливается выступить против. Я убежден, что Кельберга накололи советские разведслужбы.
— Меня это особенно не утешает.
— Я не собираюсь подслащивать вам пилюлю, так как прекрасно отдаю себе отчет в том, какой вы подвергаетесь опасности. В случае крайней необходимости вы сможете обратиться к агенту З.Б.11.
Получив официальный ответ СВИК, Сильвия передала оставшуюся информацию, доверенную ей директором австрийских секретных служб.
— Если хочешь, ты можешь кое-что записать, — предложила она Коплану.
Франсис взял блокнот и шариковую ручку, чтобы не вызвать подозрений собеседницы о наличии в квартире записывающих устройств.
Сильвия начала диктовать:
— Французский агент СВИК должен появиться вечером в четверг, ровно в 22 часа, в бухарестском баре отеля «Лидо», на бульваре Магеру. Он должен держать в руке газету «Юманите» так, чтобы был виден заголовок. Подойдя к стойке бара, он закажет пиво. Через четверть часа выйдет из бара и отправится в ночной клуб «Мелоди бар», расположенный на другой стороне бульвара. Пробудет в клубе ровно час и после этого отправится в агентство «Эр Франс», расположенное на бульваре Бэльческу, являющемся продолжением бульвара Магеру… Именно там с агентом СВИК вступит в контакт эмиссар секретного агента, сделавшего нам предложение
Коплан спросил:
— Какое настоящее имя Алмаза?
— Этого я не знаю, и мой шеф уверял меня в том, что тоже не знает его.
— Что дальше?
— Это все… Продолжение истории — на месте.
— Маловато, — разочарованно констатировал Франсис.
— Для начала достаточно.
— Начала чего? Конца? — бросил Коплан с раздражением.
Он встал, швырнул блокнот, закурил и с мрачным видом стал ходить как маятник по комнате.
— Послушай, Сильвия. Вся эта история притянута за уши. Прозвище Алмаз заставляет меня думать, что речь идет о русском. Мне известно, что румынская полиция находится в тисках русской политической полиции… Твоему шефу не приходила в голову мысль о ловушке?
Красивое лицо Сильвии было серьезно.
— Да, — сказала она. — Клаус думал об этом, и я тоже. Но мы пришли к выводу, что это не так.
— Потому что вам хотелось хэппи энда?
— Один человек в Вене знает Алмаза, — добавила она. — Но это лицо для нас недосягаемо. Алмаз настаивал на сохранении своего инкогнито в любых обстоятельствах… Конечно, нельзя полностью исключить риск, я согласна. Но это еще не основание отвергать предложение. Однако последнее слово не за мной.
Коплану надоело говорить обиняками. Он прямо спросил Сильвию:
— Почему Алмаз хочет помочь Франции в освобождении Людвига Кельберга из румынской военной тюрьмы?
— Не знаю.
— Все дело в этом, — заключил Франсис.
— То же самое я говорила Клаусу. Он сказал мне, что Алмаз симпатизирует Кельбергу… Не забывай, что он рискует своей шкурой.
— Если только не выполняет особого задания…
Сильвия молчала. Коплан снова спросил:
— Это все, что ты хотела сказать?
— Все.
— Представь, что эту миссию поручили мне. Ты бы ничего не хотела добавить в таком случае, чтобы помочь мне?
— Самая красивая девушка не может дать больше, чем имеет, Франсис.
Неожиданно она сказала:
— Похоже, что Алмаз связан в Бухаресте с подпольной организацией румынских патриотов.
— Непонятно, почему румынским, патриотам не терпится освободить немецкого шпиона, работающего на Францию?
— Дело в том, что Кельберга арестовали одновременно с одним из руководителей этой подпольной организации. Патриоты в первую очередь хотят вырвать из когтей Сигуранты своего лидера. Для этого им нужен компетентный человек из-за рубежа… Они разработали план, но осуществить его можно только при помощи специалиста, имеющего опыт в диверсионных операциях.
— Почему ты мне не сказала всего этого сразу?
— Это не входило в мою миссию. Ты получишь полную информацию в Бухаресте, конечно, если ты туда отправишься.
— Продолжай, прошу тебя.
— На этот раз все, клянусь.
— Ладно, пусть директор решает, — вздохнул Коплан.
Чтобы рассеять тучи, затянувшие в результате этого напряженного разговора небо их беззаботного уик-энда, они решили прогуляться по Монмартру.
С наступлением ночи они вернулись на улицу Ренуар и с молчаливого согласия забыли о своих профессиональных проблемах, чтобы сполна насладиться блаженством, которое хорошо умели доставлять друг другу.