Пекло
Шрифт:
— Вы заблуждаетесь, — возразил Франсис: — В конечном счете эволюция в мире происходит благодаря идеалистам.
— Но…
Неожиданно он умолк, и его темные глаза широко раскрылись. Дверь, ведущая в коридор, бесшумно открылась, и на пороге появился мужчина в сером пальто, с суровым и твердым лицом. В руке он держал пистолет.
Указав пальцем на Коплана, он сказал несколько слов по-румынски. После чего обратился к Коплану по-немецки:
— Встаньте и положите обе руки за голову. Одно неосторожное движение, и я стреляю.
ГЛАВА
Не теряя хладнокровия, Коплан исполнил приказ.
Зоридан и остальные подпольщики буквально оцепенели.
Человек в сером пальто оставался непроницаемым. От всего его облика — азиатского типа лица с выступающими скулами, немного раскосых глаз, энергичного и холодного, веяло силой и уверенностью.
По прошествии нескольких секунд, показавшихся вечностью, он внезапно засунул оружие в карман и сказал, на этот раз по-французски:
— Простите, если напугал вас. Я — Алмаз. Я просто хотел проверить вашу реакцию. Ваш шеф, Хора, одолжил мне ключ от дома, вот он, я вам его возвращаю…
Он положил на стол ключ и сказал, как бы извиняясь:
— Я глубоко сожалею о случившемся в Колентина. Я не предвидел такого исхода… Один мой коллега перестарался… Однако вас можно поздравить с ликвидацией этой старой скотины Покарева.
Глядя на Франсиса, он продолжал:
— Я пришел за вами, господин Коплан. Ваша миссия здесь закончена, и нам нужно побеседовать. Возьмите документы Кельберга и магнитофонную пленку.
Повернувшись к остальным, он добавил:
— Вы меня не знаете, вы меня никогда не видели, понятно? Тот из вас, кто нарушит тайну, поплатится за это жизнью. Хора мне пообещал это… Мне не следовало приходить сюда, но у меня не было выбора. Идемте, господин Коплан. Моя машина в двух шагах отсюда.
Выходя из комнаты, он сказал вполголоса:
— Мужайтесь! И да здравствует свободная Румыния!
Проехав молча две или три минуты, Алмаз, не поворачивая головы в сторону Коплана, сидевшего рядом с ним, прошептал:
— Я — полковник ГПУ Юрий Васильев. Вы меня не знаете, но я вас знаю. Я видел вас в Вене, в июне, на секретном совещании, где вы представляли Францию, а я прикрывал генерала Бориса Валенко.
— Теперь мне становится понятнее, — ответил Коплан.
— Вы поняли теперь, почему я обратился к австрийским посредникам?
— Все объясняется.
— Все-таки я очень сомневался, что вы примете приглашение. Мне и сейчас еще не совсем понятно, почему вы согласились. Вы очень рисковали.
— Мне за это платят. Дело в том, что я передал ваше предложение моему шефу и приехал сюда по его приказанию.
— Зачем?
— Как зачем? Попытаться освободить Кельберга!
— И это все?
— Все… Втайне я наделся встретиться с таинственным Алмазом. Скажу вам откровенно, что нас интриговала как сама его личность, так и его побудительные мотивы.
— Но у вас не было никакой уверенности в том, что такая встреча возможна?
— Нет, только надежда. Но человек моего типа никогда не упускает возможности завести интересные знакомства. Это тоже является частью моей профессии. Если судить по нашим
— Да, конечно. Вы удивлены, что сотрудник ГПУ участвует в подпольных операциях организации румынских патриотов?
— Не очень, — промолвил Франсис, улыбнувшись. — Я видел и более поразительные вещи, можете мне поверить Однако меня интересует ваша позиция.
— А как вы себе ее представляете?
— Не имею понятия, хотя можно предположить одно из двух: либо вы проникли в румынскую организацию, чтобы контролировать ее, либо вы против коммунизма.
— Нет, вы не угадали. Я коммунист на сто процентов, сын и брат коммунистов. Мой отец — чиновник аппарата и брат работает в КГБ… Чего уж больше?
— Простите, куда мы едем?
— В спокойное место, где мы сможем поболтать Убийство генерала Покарева вызвало у нас страшную суматоху, и мне придется всю ночь вести переговоры с румынскими властями. На рассвете я улетаю в Москву. Однако я выкроил полчаса, чтобы поговорить с вами, даже рискнул показаться в доме Ланда. Но кто не рискует…
Машина остановилась на очень темной улице.
Васильев выключил мотор и фары.
— Итак, я сказал вам, что я — убежденный коммунист. И я не одобряю политики современных хозяев Кремля. Я и мои единомышленники считаем, что наши руководители — вредоносные ископаемые, которые должны исчезнуть и уступить место более молодой команде. Правительство поражено склерозом. Оно думает только об идеологической борьбе, партийной дисциплине и о борьбе с империализмом. В действительности у них одна забота — удержаться у власти. Мы отметили пятидесятую годовщину революции, и наступило время радикальных преобразований. Наша опека над союзниками бессмысленна и обречена на провал. То, что происходит в Польше, Чехословакии и в Румынии, неизбежно коснется других стран. Вы согласны со мной?
— Совершенно согласен.
— Коммунистическая диктатура изжила себя. И мы, молодое поколение, хотим обновленного, свободного коммунизма… Если составить каталог ошибок старого руководства, он был бы удручающим! Вы прослушали запись допроса Кельберга?
— Да.
— Обратили внимание, что единственной целью моих шефов является составление обвинительного акта против Германии?
— Да, разумеется.
— Не смехотворно ли это? Огромная мировая держава слепо преследует политическую цель двадцатипятилетней давности. Какой-то бред! В то время как мы должны жить сегодняшними политическими реалиями.
— То есть? — спросил Франсис.
— СССР должен единолично управлять миром. Авторитет двух стран СССР — США устанавливается для решения проблем международного мира и прогресса человечества. Мы не можем медлить с установлением этого авторитета со всей твердостью, пока Азия не низвергла в хаос центр тяжести нашего цивилизованного мира.
— Китай? — поинтересовался Коплан.
— Нет, — категорично возразил Васильев. — Китай не опасен даже с атомной бомбой. Китай — это нечто вялое, мягкое, инертное. Настоящая опасность таится в Японии.