Пеликан. Месть замка Ратлин
Шрифт:
Кто согласится добровольно сложить оружие? Ради чего? Разве что ради близости, такого доверия, при котором не может быть секретов. Тайны и секреты всегда были и будут самым хитрым оружием, самым сложным ядом, от которого не изобретут противоядия в ближайшие пару веков точно, а впрочем, никогда не изобретут. Такое крепкое доверие всю жизнь роднило близнецов Норрейс. Непонятно, как соседствовали в их сердцах секреты и, самое главное – стойкое убеждение, что они до конца, до последней капли крови верны и честны друг с другом. Сложно судить, насколько истинно, что у близнецов не было меж собой никаких секретов, но если спросить каждого в отдельности, они скажут в один голос:
Так они шли рука об руку, сходя на землю безлюдной пустой бухты Сан-Хулиан. Сестра взяла брата под локоть, как полагается настоящей даме, но на самом деле никто бы не разобрал, кто кого ведет. Джонни крепко вцепился пальцами в запястье сестры, боясь оступиться. Все, что он видел перед собой, – лишь смутные видения, бесформенные шумные пятна, которые всегда ближе или дальше, нежели ждал Джонни, и никогда не на своем месте. Все стало намного сложнее с той ночи.
Накануне высадки Джонни проснулся от сухости во рту. Стоило ему встать на ноги, как головокружение и тошнота накинулись на него, будто бы все это время только и поджидали. Не обратив внимания на необъяснимую инаковость нового приступа, Джонни сделал два шага, надеясь выйти из каюты, но ноги подкосились, сведенные судорогой. Все тело пронзила страшная боль, сознание и взор заслонила темнота, которая полностью не рассеялась до сих пор.
Они сошли, ведя друг друга, и Джонни невольно вздрогнул, когда ступил наконец на твердую землю. Как бы ни была долгожданна эта высадка, радостные возгласы вскоре поутихли. Прокатился волнительный шепот, он накатывал снова и снова, с каждым разом все громче, и разом стих, едва показался капитан.
– Что происходит? – спросил Джонни, крепче сжимая руку сестры.
Рейчел теперь делила с братом не только душу, но и глаза.
– Тут тело, – шептала она брату. – И над ним возвышается пустая виселица. Людям неспокойно.
– А что Френсис? Где Рыжий Лис, где мастер Даунти? – спрашивал Джонни.
– Не знаю, – ответила Рейчел, уводя брата в сторону.
Мисс Норрейс врала. Она прекрасно видела, как Рыжий Лис спускается по сходне вместе со всеми, как он тащит на спине ношу, превышающую его собственный вес. Заточение в трюме сильно сказалось на Рыжем Лисе – волосы поредели, стали длиннее. Щеки впали, под глазами залегли коричневые тени. Что-то изменилось в глазах, это Рейчел поняла даже не вглядываясь, но что именно – слова никак не находились. Все, что понимала мисс Норрейс, – сейчас главное сторониться и капитана, и мастера Даути, и Рыжего Лиса. Плевать, кто кому вырыл яму, кого столкнут, кого зароют. Сейчас самое главное – не дать себя затащить, не дать ослепшему брату упасть в бездну. Близнецы стояли далеко от той бездны, в отличие от капитана и советника. И хоть никаких подозрений и упреков не сошло с уст Френсиса, негласный приговор уже навис над мастером Даунти. Натянутость в их с капитаном общении не ускользала от зоркого прищуренного взгляда Рыжего Лиса.
Вся команда трудилась на берегу, разбивая лагерь.
– Эд! – присвистнул кто-то из окружения плотника.
Здоровяк расправил плечи и тряхнул руками. С того самого момента, как они высадились в бухте, Эдвард работал, не зная продыха, и лишь сейчас выпустил топор из рук, завидев вдалеке Рыжего Лиса.
– Могу на пару слов? – спросил Макдонелл, остановившись в нескольких шагах от людей Эдварда.
– Что на этот раз, паршивец? – Эдвард не скрывал скверного настроения.
– Все так плохо? – спросил Финтан, оглянувшись через плечо на корабль.
– Плохо? – нервно усмехнулся плотник и сплюнул наземь.
Брайт глухо выругался
– Там гниль повсюду, – сквозь зубы процедил Эдвард.
– Капитан знает? – спросил Финтан.
– При обходе доложу, – кивнул плотник.
– Ты прав, – кивнул Макдонелл. – В том-то и наша задача – выискивать гниль и докладывать капитану.
– Что же ты отыскал, Рыжий Лис? – спросил Эдвард.
– Не мне же одному кажется, что между капитаном и неким господином как будто кошка пробежала? – спросил Финтан.
Брайт молчал, прекрасно понимая, что за «некий господин» и почему его имя не было названо.
– Ты говоришь так, как будто у тебя на руках неплохая карта, – сказал Эдвард. – Отчего бы не разыграть ее самому, если, конечно, все, что ты сказал, не блеф?
– У меня на руках ничего нет, – признался Финтан, пожав плечами.
– Что ты несешь? – нахмурился Эдвард.
– Ты был прав, – твердо сказал Рыжий Лис, глядя прямо в глаза.
Брайт уже было сжал кулак и в последний момент пресек порыв врезать по этому бледному лицу со впалыми щеками и пристальными глазами, которые сейчас сделались стеклянными. Но в последний миг тихий отголосок далеких островов Зеленого Мыса разразился как гром в сером небе.
– Доложи капитану, – просил Финтан. – Сейчас он жаждет истину, как никогда раньше. Какой бы она ни была.
– Если это подстава, ты выбрал неподходящее время, – сказал Эдвард, окидывая взглядом безлюдную бухту. – Бежать уже некуда.
Эти слова не испугали Рыжего Лиса, никак не расстроили его планов, ибо бежать он не собирался.
Как быстро спустился мрак на бухту! В холодном воздухе медленно расползалась весть – ближе к полуночи капитан собирает экипаж всех уцелевших кораблей, чтобы огласить нечто судьбоносно важное. На лицах офицеров проступало страшное знамение. Неуловимая тень крепла, как крепнет сорняк, пуская глубже и глубже щупальца своих корней. Нечто губительное, смердящее падалью, оно уже было подле экипажа, явилось к сбору раньше всех. Если все же отринуть слова, столь безликие и неопределенные, и если попытаться обличить этот незримый дух в зримую перемену, то первым и очевидным признаком стал безумный блеск в глазах. Голод. Именно он заставлял зорко зыркать из стороны в сторону, метаться голодным зверем по пустому побережью, выискивая гнездо с яйцами, выброшенную рыбешку. Гнусный голод труслив, чтобы ступать одному, и подле него всегда шагали злоба и страх. Вот кто был на общем сборе, когда капитан предстал перед своими людьми.
Единственным ориентиром на этой безлюдной пустоши была виселица, одинокая перекладина, возведенная еще Магелланом. Именно под этим мрачным знаменем и собирались люди, повторяя историю, что двигалась если не по кругу, то по спирали. Факелы дрожали под беспощадными порывами ветра.
Подле капитана стоял мастер Даунти, его друг и советник, на которого Дрейк не взглянул ни разу. Френсис загнал себя в тупик. Бежать уже было некуда.
– Мы пересекли чертов океан, – начал Дрейк, вглядываясь в лица.
Толпа обратилась единым многоглазым существом. Неровный свет факела бегал, дрожал, набирал силу и снова гас в этих черных глазах, влажных и жутких. Они слишком долго смотрели в лицо смерти, и осколок черного зеркала застыл в каждом взгляде.
– И стихия потребовала расплату, – продолжил капитан. – Океан всегда берет свое. Мы понесли потери. Море отняло у нас два фрегата. Никто не обещал милосердия: ни со стороны моря, ни со стороны врагов, ни со стороны…
Горло сжало, и речь оборвалась, но лишь на мгновение. Френсис вовремя совладал с собой.