Пеликан. Месть замка Ратлин
Шрифт:
– Право, капитан, Джонни очень способный малый, – положа руку на сердце, молвил Рыжий Лис.
– Почему ты продолжаешь говорить так, будто бы наш славный Джонни сам все схватывает на лету, безо всякого твоего вмешательства? Сколько я пытался вдолбить ему основы малой и великой навигации, он глядел на меня глазами безмозглой рыбины. Его успехи – чудо, Рыжий Лис. Спасибо тебе.
– Для меня нет большей радости, чем знать, что оправдал ваше доверие, капитан, – кивнув, молвил Финтан. – И, если у вас есть время и желание, я хотел бы исповедоваться.
– Я не священник, дружок, – усмехнулся
– Но вы капитан, – заметил Рыжий Лис. – Вам положено знать больше, нежели священнику, нежели кому угодно на корабле. Пока слуги милосердного Господа занимаются вопросами души, вы заботитесь и о теле, что людей, что самого корабля.
– Давай уже свою исповедь, – сказал Френсис. – Меня напрягают долгие вступления – верный признак, что вот-вот грянет.
– Я понимаю Джонни, – признался Рыжий Лис. – Я бы не осмелился горделиво выпячивать свои заслуги, если бы вы не признали их. Бедняга Джонни, отвергнутый отцом… кто же нас тут услышит, кроме моря и Бога? Мы оба знаем, что он отвергнут. Мне больно видеть, что парнишка отправился на край света, чтобы выслужиться перед генералом, который…
– С чего ты взял? – прервал его Френсис.
– С чего я взял, что генерал никогда не признает бастардов? – спросил Рыжий Лис, прищурившись.
Капитан посмурнел, добродушие, еще пару мгновений назад светящееся на лице, остыло. Оглядевшись пару раз по сторонам, Финтан убедился, что в самом деле, кроме моря за бортом, их никто не подслушает. Кроме того, у капитана было время выставить Макдонелла за дверь, и тот бы повиновался первому же приказу, жесту, взгляду, малейшему знаку. Но знака все не было. Финтан прождал достаточно, чтобы получить право говорить дальше.
– Дворовые дети воруют на рынке рыбьи головы, потроха и обрезки с мясных рынков, – понизив голос, произнес Рыжий Лис. – Если удача совсем отворачивается от сорванцов, они идут попытать счастья в мусоре. Им же надо-то всего небольшой кусочек мяса, чтобы подманить бездомную бродяжку. Оголодавшая худобокая шавка с плешивой шкуркой охотно идет на зов, съедает лакомство, привязанное к нитке.
– И потом дети тянут назад, – с отвращением закончил Френсис.
Рыжий Лис кивнул, внимательно вглядываясь в изменения на лице капитана, и видел ровно то, на что рассчитывал. Как тени становятся длиннее, стоит солнцу перевалить пик своего пути, так же мрак сгущался на лице Френсиса.
– Это жестоко, – произнес Рыжий Лис. – О генерале я знаю со слов близнецов, с ваших слов, да иной раз то тут, то там слухи долетают. Говорят, вы друзья?
– Мы служили вместе, – кивнул капитан. – Это не делает нас друзьями.
На этих словах Дрейк потянулся за шкатулкой с табаком, стоявшей все это время по левую руку. Отчего-то в этот раз крышку заело, она не поддавалась.
– Генерал Джон Норрейс жестокий человек? – спросил Финтан Макдонелл.
Пальцы капитана застыли. Он медленно опустил шкатулку на стол. Взгляд потух. Сейчас оба мысленно вернулись в ту ночь.
– Да, – твердо ответил капитан.
Финтан согласно кивнул, не будучи готовым принять никакого другого ответа.
– Он потянет за нить, – добавил Френсис, наконец-то открыв шкатулку.
– Его отец желает сыну смерти, – вздохнул Рыжий Лис. – Это и есть моя исповедь,
– Вот как? – протянул Френсис сквозь зубы.
– Мой отец проклял меня и не оставил ничего, кроме службы вам, – молвил Рыжий Лис. – Когда я вижу Джонни, я вижу собственную судьбу. Однажды я услышал, что время идет не по кругу, но по спирали. Никак не мог этого понять, наверное, и до сих пор не понимаю. Но когда я вижу Джонни, вижу его отчаянную борьбу, его рвение заслужить имя, данное ему по праву…
Дрейк поднял взгляд на Рыжего Лиса и кивнул на место подле себя, и тот сразу опустился подле капитана. Какое-то время оба молчали, ибо ум обоих был застлан одной и той же чудовищной сценой. Может быть, там, снаружи, рассвет разливался звонким золотистым светом. Может, это был багряный рассвет. Может, небо уже было закрыто туманом, и серое необъятное полотно медленно светлело. Ни Финтан, ни Дрейк не знали, какой был рассвет в ту ночь, ибо оба сокрылись под землей, в сырых пещерах.
– Спасибо, Шеймус, – сказал Френсис и жестом предложил Финтану угоститься табаком. – Я рад, что поверил тебе.
– К счастью, вам не приходится полагаться лишь на свою веру, – Рыжий Лис с улыбкой пожал плечами и отправил в рот щепотку табака.
Френсис чуть нахмурил брови.
– Ваш советник, мастер Даунти, – объяснил свои слова Финтан. – Прекраснейший человек. Мне жаль, что я так долго заслуживал его доверие, и мне все же не до конца верится, что удалось добиться его расположения. И хоть это хуже для меня, вы, мой капитан, только выиграете от подозрительности мастера Даунти. Мне до сих пор так стыдно за тот случай на острове Зеленого Мыса… И хоть мне ни к чему вспоминать тот разговор, меня удивило, что на возмущения отвечает не капитан, а именно мастер Даунти. Сейчас я глубоко раскаиваюсь в своих словах, ведь, очевидно, что никто лучше не подходит для этой задачи, как мудрый советник. Холодную голову нетрудно встретить в наши дни, но трудно найти того, кто будет так преданно исполнять свой долг не из тщеславия и жажды наживы. Мастер Даунти сильно вам предан, это видит даже ничтожная тень вроде меня.
– Ты на удивление хорошо отзываешься о тех, кто косо на тебя смотрит, – ответил Дрейк. – И я не просто так прозвал тебя Рыжим Лисом – ты не можешь не замечать, что ни мастер Брайт, ни мастер Даунти не питают к тебе шибко много христианской любви.
– Я знаю свое место, – Финтан опустил взгляд. – И мне куда спокойнее, когда достойные люди знают свое. Если человек знает свое дело, отчего же не отличить его заслуги, не доложить о них капитану? Это попросту справедливо, мой капитан – воздавать людям по их заслугам.
Бледные пальцы Финтана покоились на столе, прикрывая потертую обложку тетради. Рыжий Лис, убалтывая капитана, подгадал момент, чтобы незаметно подложить истинную весть, предназначенную для капитана Френсиса Дрейка. Нет музыки загадочней, нежели молчание о чем-то сокровенном. Нет смычка более искусного, чтобы совладать с этим инструментом, который издает манящий и жуткий звук, это затишье перед грозным раскатом истины, преломляющее жизнь на до и после. Это затишье уже воцарилось в капитанской каюте. Эта тайна, которой было суждено раскрыться, молчаливо ждала своего часа.