Пеликан. Месть замка Ратлин
Шрифт:
– Да тут парой слов не обойдешься, – глубоко вздохнул Френсис и умолк, собираясь с силами. Михель откинулся на стуле и наклонил голову набок. Его лицо одновременно источало томное ожидание и лукавое упоение благодетеля, к которому взывает нуждающийся. А Френсис сильно нуждался.
– Михель, ты самый умелый мореход из всех, кого я знал, – наконец произнес Френсис. – Ты вечно лукаво увиливал, но черт возьми, ты уже огибал земной шар! Не хочешь, не признавайся! Ты, любимец морей, не хвастлив.
– Мастер Дрейк, – вполтона кашлянул Томас.
Финтан перехватил тот взгляд, который Михель метнул на Томаса. Ядовитый,
– Спасибо за то, что представил меня морю, – молвил Дрейк.
Михель какое-то время молчал, точно давал капитану досказать, вдруг чего запамятовал? Но нет, никаких слов не последовало ни от Френсиса, ни от его советника.
– Море – изменчивый союзник, Фанни, – произнес Михель. – Учись у него не только львиной беспощадности, но и змеиной хитрости. Оно приласкает тебя, убаюкает, как убаюкало Магеллана. Какая ирония – человек, окрестивший океан Тихим, так и не вернулся домой из своего плавания.
– Магеллана убил не океан, а люди, – напомнил Дрейк.
– А, да? Правда? – Михель почесал висок и безразлично пожал плечами. – Ну, значит так.
Френсис угрюмо кивнул, не проронив ни слова. Все молчали. Это была последняя исповедь, на которой никто не хотел выносить на свет свои грехи. Вставшая тишина была приговором каждому за этим столом, и у каждого он был по-своему жесток.
– Проводи-ка меня, Рыжий Лис, – после трапезы выдал Михель.
Финтан поднял взгляд и вопросительно уставился на капитана. Дрейк сидел задумчивый и понурый. Поставив локти на стол, он сложил руки замком, уперев в них губы. Капитан чуть заметно кивнул и прикрыл глаза, тем самым давая дозволение.
Макдонелл в замешательстве поклонился. Пока Михель вставал из-за стола, Финтан стоял в растерянности, ибо сейчас ему предстояло быть провожающим, не ведая, куда они будут держать путь. Но все же Рыжий Лис быстро смекнул, что в том-то и есть план, что у двух капитанов есть какой-то негласный уговор.
– Обидно, наверное? – спросил Михель.
Рыжий Лис вопросительно кивнул.
– Ты проделал такой путь из Ратлина, – вздохнул капитан. – И вот почти добрался до Фанни.
– А почему же мне должно быть обидно? – спросил Финтан.
Михель усмехнулся.
– А ты мне нравишься, лис, – кивнул капитан.
Они вышли в тенистую бухту. Пляж состоял из неравномерных лоскутов глинистой почвы, грязного песка и гальки. Бедненькая лодочка почти целиком выкинулась на берег и уже успела занестись песком. Видно, она прибыла еще до прибытия «Пеликана». Финтан не сразу заметил в отдалении какое-то существо, напоминающее скрюченную горгулью. Сразу в памяти всплыли слова Джонни Норрейса о каком-то жутком типе, явившемся посреди ночи. И впрямь, человек выглядел худым, иссохшим и болезненно-желтым. Руки со сбитыми в кровь узловатыми костяшками крепко сжимали друг друга, намереваясь унять дрожь. Под ногами лежала лопата, слева – тянулась яма.
Рыжий Лис остановился, заметив, что остановился и Михель. Капитан заряжал пистолет с непринужденным видом, точно готовый стрелять мелкую дичь, за которую не выручишь и медяка.
– Иди-иди, зря старались, что ли, – не поднимая глаз, велел здоровяк.
Финтан кивнул и беспечно приблизился
– Фанни славный малый, да вот в людях не разбирается ни черта, – раздался за спиной голос Ландсберга.
– Для того у него есть мастер Даунти, – сказал Рыжий Лис, плавно заложив руки за голову и медленно опускаясь на колени.
– И ты, и я, – Михель водил пистолетом в воздухе в такт речи, – хороши в море, тут у капитана чуйка. И ты правда был хорош, Рыжий Лис. Я бы сказал, Френсис скорее верил тебе, чем нет.
– Правда? – оживился Финтан.
– Ага, – кивнул Ландсберг, наводя пистолет на Рыжего Лиса. – Поздравляю, ты обманул Фанни. Но не меня, крысеныш Ратлина. У тебя был шанс, но второго не будет.
– Мне и впрямь жаль, – молвил Финтан, опустив голову и сложив руки перед собой в молитве.
Взведенный курок щелкнул. Руки Финтана опустились на сырой серый песок.
«Второго шанса не будет», – пронеслось в голове, и тело метнулось быстрее ветра, быстрее звука. Финтан выхватил притаившийся нож из сапога, тонкое лезвие блеснуло и полоснуло колено мрачного помощника Ландсберга. Доходяга рухнул наземь, не успев взяться за оружие, и холодная сталь прильнула к самому горлу. Рыжий Лис медленно поднялся с земли, не сводя пристального пронзительного взгляда с Ландсберга и прикрываясь живым щитом.
– Мне и впрямь обидно бросать все сейчас, капитан, – сквозь зубы процедил Финтан.
– Недооценил тебя, – усмехнулся Михель, и оглушительный выстрел стремительно взмыл вверх на огненных крыльях гари и пороха.
Рыжий Лис застыл, из ослабевшей хватки выпал заложник. Он рухнул наземь с рваной раной на животе. Песок жадно пил черную кровь.
– Как и ты меня, – добавил Михель, перезаряжая пистолет.
Взгляд Финтана оставался пристальным, он впивался в каждое движение капитана. Рука сжимала нож с исступленной упрямой яростью, с ярым желанием уйти живым. Что-то хриплое плевалось липкой горячей кровью – заложник уже не имел никакого значения ни для кого.
– Теперь, когда мы узнали друг друга поближе, перейдем к делу? – спросил Михель.
Рыжий Лис прищурился, опустив подбородок к шее.
– Тебе это понравится, – довольно усмехнулся Михель.
Капитан Дрейк отстраненно глядел, как люди снуют туда-сюда, шумят, что-то делают. Что-то наивное, бесполезное было в том, как много времени занимали сборы и вообще путешествия. Сейчас расстояние и пройденный путь были тождественны, эти величины увеличиваются. Сейчас экипаж загрузит могучие гордые фрегаты, поднимет флаг Ее Величества, и с каждой милей они будут все дальше и дальше от дома, пока наконец не случится незаметного, но сакрального преломления. Корабли продолжат идти вперед, и одновременно с этим они уже станут не удаляться от дома, а напротив, приближаться к нему, не меняя своего курса. Будет ли океан милосерден? Позволит ли «Пеликану» и всей экспедиции причаститься этого великого таинства? Капитан не знал, не мог знать, как не дано любому человеческому уму постичь волю существ иного порядка, каким, безусловно, являлся лукавый и свирепый Мировой океан. Эти рассуждения были сродни скорей молитве, нежели плану и холодному расчету.