Пендервики

Бёрдселл Джинн

Но Скай, кажется, её даже не заметила. Стоя чуть ли не вплотную к миссис Тифтон, она говорила, глядя ей прямо в лицо:

— А про мою маму вы никогда в жизни ничего не поймёте. Хоть миллион лет пытайтесь — ничего у вас не выйдет. Наша мама никогда, никогда бы нас не бросила! Она умерла. Ясно вам? Наша мама умерла!

— Я не знала… Мне же никто не говорил…

— Джеффри пытался, но вы его не слушали, вы никогда не слушаете, что он вам…

— Скай, ну будет тебе, — уговаривала тётя Черчи. — Сестричка твоя вон уже вся измаялась, ей пора домой, пойдём.

— Да, Черчи, прошу тебя, — пробормотала миссис Тифтон. Казалось, что сейчас колени у неё подогнутся

и она упадёт прямо на пол. — Уведи её отсюда.

Я сама уйду, — сказала Скай. Всё ещё дрожа от гнева, она подошла к Джеффри. Его тоже трясло, будто мимо только что пронёсся ураган. — Прости меня, — сказала Скай тихо, чтобы никто больше не слышал. — Прости. Я должна была это сказать.

— Знаю.

Она быстро вытянула вперёд сжатую в кулак руку, и он не задумываясь сделал то же самое.

— Друзья навеки? — спросила она.

— Друзья навеки.

— Клятва чести Пендервиков, — сказали они вместе.

Скай шла с высоко поднятой головой. Дождевые потоки стекали по её лицу и волосам, футболка и шорты давно уже промокли и липли к телу. Тётя Черчи закутала Бетти в свой жёлтый клеёнчатый дождевик. Она и на Скай пыталась набросить какой-то плащ, но Скай слишком спешила — прочь из этого дома, прочь от его ужасной хозяйки. Сейчас сёстры уже подходили к мраморному громовержцу. Им осталось лишь перебраться через тоннель — и кругом снова воцарятся мир и здравомыслие.

— Я хочу спросить. — Бетти смотрела снизу вверх из-под клеёнчатого капюшона.

— Ну?

— Я ненормальный ребёнок, да? Я слышала, миссис Тифтон сказала. Я неправильная, да?

Скай остановилась, опустилась на колени, прямо в мокрую траву, и посмотрела Бетти в глаза.

— Балда ты, вот ты кто. Ты нормальный ребёнок. Ты самый правильный ребёнок на свете. А миссис Тифтон ничего не понимает.

— Точно?

— Железно.

— Хорошо, — сказала Бетти.

— Ещё вопросы есть?

— Пока нет.

— Тогда идём к папе. — Скай взяла в руку ладошку Бетти и не выпускала до самого летнего домика.

Глава четырнадцатая

Ночная прогулка

— Расскажи ещё один, — попросила Бетти.

— Хватит с тебя, ты уже выслушала целых три рассказа, — сказала Розалинда. — Ты же знаешь правило: один рассказ — и спать.

— Ну пожалуйста, Розалинда. Видишь, Пёсику сегодня грустно и одиноко.

Услышав, что про него говорят, Пёс бросил недогрызенную кость и, прыгнув одним махом через всю комнату, приземлился на кровати.

— Оно и видно, какой он грустный и одинокий, — сказала Розалинда, спихивая Пса на пол. И всё-таки, в пятнадцатый раз подумала она, что же у них там такое произошло? Вернувшись из Арундел-холла, Скай весь день просидела у себя в комнате, а Бетти, наоборот, ходила за Розалиндой как приклеенная, и глаза у неё были красные и опухшие от слёз. Но о том, что было утром, обе молчали.

— Расскажи мне про маму и дядю Гордона, когда они были маленькими, — сказала Бетти.

— Хорошо. Ещё один рассказ — только если ты обещаешь, что потом сразу же уснёшь.

— Обещаю.

— Какой ты хочешь, про ореховую пасту на стене или про бобслей?

— Оба.

— Бетти! — строго сказала Розалинда.

— Про бобслей.

— Когда дяде Гордону было семь лет, а маме пять, — начала Розалинда, — дядя Гордон прочёл книжку про бобслей. И тоже решил научиться съезжать на санях.

— Но было лето.

— Было лето, и снега не было. Тогда он снял матрас со своей кровати и подтащил его к лестнице, чтобы съехать на нём сверху вниз. Правда, он не был уверен, что матрас будет скользить так же хорошо, как боб — так называются сани в бобслее. Поэтому он сказал, чтобы мама съехала первой.

— А мама не соглашалась, — сонно сказала Бетти. Глаза у неё начали слипаться.

— Да. Но дядя Гордон пообещал ей двадцать пять центов, и она согласилась. Он обмотал матрас одеялами и простынями, чтобы было больше похоже на боб, мама залезла под одеяло, и дядя Гордон столкнул матрас с верхней ступеньки. — Розалинда подождала минутку, но Бетти молчала и не подсказывала, что будет дальше. Тогда Розалинда продолжила шёпотом: — А лестница у них в доме была такая: сверху двенадцать ступенек, потом ровная площадка, а потом ещё двенадцать ступенек, но уже в другую сторону. И, конечно, когда матрас доехал до ровной площадки, он там застрял и сложился в гармошку, а мама запуталась в простынях и одеялах и громко-громко закричала… Бетти?

Но Бетти наконец уснула. Розалинда подоткнула ей одеяло со всех сторон, поцеловала её в щеку и окинула Пса суровым взглядом: на кровать ни-ни! В ответ он послал ей невиннейшую улыбку: на какую такую кровать? Да никогда в жизни!.. Но не успела Розалинда выключить свет и затворить за собой дверь, как пружины на кровати жалобно скрипнули. Вздохнув, Розалинда направилась к лестнице — пора было проведать больную.

Весь день Джейн просидела у себя наверху: дремала, писала, читала, опять дремала. Сейчас в её комнатке горел свет, поверх одеяла лежала раскрытая книга «Волшебство у озера» [17] , но сама Джейн крепко спала, разметав волосы по подушке. Розалинда переложила книгу на тумбочку и потрогала лоб Джейн. Уже не горячий. Вот и хорошо, можно будет папу обрадовать.

17

Эту книгу (1957) о приключениях четырёх детей написал американский писатель Эдвард Игер.

Джейн вдруг шевельнулась и забормотала:

— Отныне ты свободен, Артур… Скажи, в какие края ты хотел бы отправиться? Хочешь, полетим на воздушном шаре в Россию? В Австралию? Или в Бразилию?..

— Джейн, это я, Розалинда. Тебе что-нибудь надо?

— Я готов лететь куда угодно, отвечал Артур, только бы там не было мадам Жютье…

— Тс-с-с. Спи, спи. — Розалинда щёлкнула выключателем, тихо затворила дверь и спустилась к себе.

Осталось всего три дня и три ночи, подумала она, — и домой, в Камерон. Будет ли она там скучать по этой комнате? Дома у неё в спальне красивая мебель вишнёвого дерева и яркие клетчатые занавески. И покрывало, которое мама сшила специально для неё. Но всё же и здесь, в этой комнате, ей было хорошо. Вот на кровати лежит книга про Геттисбергское сражение, скоро она её дочитает. Эту книгу ей принёс Кегни. В вазочке на комоде — белая бахромчатая роза Фимбриата, с того самого куста. А рядом целая стопка писем от Анны, и в каждом куча советов про то, как вести себя с Кегни. С двери кладовки свисает платье в полосочку — она была в нём на дне рождения Джеффри. Розалинда подошла и потрогала обтянутые тканью пуговки на спине, все по очереди. Ей даже не надо их считать, она помнит наизусть, что их тринадцать. И точно так же она помнит наизусть, что сказал Кегни, когда увидел её в этом платье.