Пендрагон
Шрифт:
Что ж, их страх понятен. Они просто идут на поводу у своего маленького трясущегося мужества. Намного хуже другие — вот для кого нет прощения! — те, кто стремится использовать страдания и мучения других для удовлетворения своих раздутых амбиций.
Сейчас против Артура открыто выступают четверо: Геронтий, Брастиас, Ульфас и Уриен. Первых двух я понимаю. Просто хорошо знаю им цену. Ульфас слаб и стремится угодить своему воинственному соседу; мир с Брастиасом для него дороже верности Артуру. Он очень сильно ошибается.
Пусть бы лучше ушли из лагеря, так нет,
Удивляюсь я на него. Пламенный энтузиазм давно иссяк; пыл охладел. Так бывает иногда: чем горячее огонь, тем быстрее он гаснет. И все же от Уриена из Регеда я ждал лучшего. Молодой и нерешительный, мучительно стремящийся угодить сильному, он все же казался достаточно благородным лордом. Со временем, набравшись опыта, он мог бы стать достойным королем. И уж, конечно, в Артуре он нашел бы постоянного и щедрого друга.
Ну и почему он предал? Чем и кто его обидел? Что такое оскорбительное помстилось ему? Какими посулами заманил его Брастиас, чем превратил огненно-яркую верность Уриена в гнилой пепел?
К сожалению, даже самые священные клятвы часто забываются раньше, чем звук их растает в воздухе. Любые клятвы кажутся таким людям назойливыми, связывающими их свободу, которая на самом деле им даром не нужна, потому что они не ведают, что с ней делать. К тому же себя они чтут неизмеримо выше всех прочих. Что ж, они сами выбрали свою судьбу!
Вот так пришел Лугнасад[11]: принес чуму, опустошающую целые селения, привел с собой Черного Вепря, разоряющего земли.
Подобно гончим Дикой Охоты, мы гоняли захватчиков на север и на восток, а он забивался в самые потаенные лощины. Вандалы не хотели сражаться. Они предпочитали отступать, двигаясь, в основном, по ночам. Вдоль горных хребтов и речных долин, по древним римским дорогам они подбирались к сердцу Альбиона, в богатые срединные области.
Артур выслал вперед по этим дорогам гонцов, чтобы предупредить поселения о приближении захватчиков. Даже эту простую задачу усложняло то, что коварный Амилькар то делил свои силы, то собирал их снова. Теперь на земле действовало по крайней мере семь вражеских отрядов, каждым из которых командовал вожак, поставленный Амилькаром. Перед каждым стояла задача как можно дальше продвинуться вглубь суши, грабя все на своем пути.
Турч Труит позволил своим поросятам разбежаться, а сам с основными силами направился на северо-восток. Что-то он имел в виду, какую-то цель преследовал, но я пока не мог понять — какую.
Мы шли за ними по пятам, иногда сражались, когда удавалось принудить их к сражению, но чаще опаздывали, приходя на день позже их бегства. Какой-то он оказался неуловимый. Солнце сделало загар воинов совсем темным. Припасы заканчивались — постоянная проблема, ноющая, как боль в наших пустых животах. Лондиниум закрыли, приходилось покупать зерно и скот на мелких рынках вплоть до Эборакума, а там припасов никогда не находилось в достаточном количестве.
Уже одно это погубило бы многих вождей, но только не Артура. Даже чума не справлялась с ним, а упрямством он не уступал Черному Вепрю.
Я вижу Паулина, осунувшегося и изможденного. Он мало отдыхает и мало спит. А работает за троих: учит, организует, изготавливает и распределяет лекарства. Застенчивый монах стал доблестным воином, научился безжалостности, как любой из вождей Артура, вступил в бой не менее жестокий, чем любое сражение с Амилькаром.
Как только он узнавал, что селение или крепость посетила чума, он тут же рвался туда. О себе не думал, сил не жалел и в конце концов снискал славу великого воина, сразившегося с Желтой Смертью. Других вдохновлял его пример. Теперь у него были помощники — несколько братьев из Лландаффа, добровольно присоединившихся к нему.
Но и болезнь, как вандалы, бежала далеко впереди, не сбавляя темпа. И мы не могли справиться ни с тем, ни с другим. Кончилось тем, что кое-кто из лордов покинул наши ряды. Артур тяжело воспринял это.
— Успокойся, Медведь, — не раз и не два увещевал его Бедивер. — Зачем нам такие, как Брастиас? Что ему не скажи, сразу ощетинивается.
Мы собрались в большом шатре на совет, но Артур, разгневанный на своенравных королей, не позвал их. Он сидел, облокотившись на стол, и хмурился, а ближайшие его соратники пытались разрядить обстановку.
— Вот и я о том, — добавил Кай. — Без них даже лучше.
— Он прав, Медведь, — вставил Кадор. — С ними ушли только триста всадников.
— Господи Иисусе! — взорвался Артур. — Да плевать мне на потерю нескольких лошадей! Мне бросили вызов! Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем сгниет все остальное?
Гвенвифар, как светлый серафим в белой мантии, наклонилась к мужу.
— Отпусти меня на родину, — попросила она. — Наши короли хотят отдать долг Британии. Только попроси.
— Нам все равно нужно бы заменить ушедших всадников, — поддержал ее Бедивер. — Ирландские лорды посрамят безвольных и воодушевят верных.
— Неплохо бы, — кивнул Агравейн. — Я приветствую любого человека, который встанет рядом со мной в бою.
Гвенвифар взяла Артура за руку.
— Почему ты медлишь, муж мой? В этом нет ни стыда, ни вреда. — Ты же понимаешь, чем раньше я уйду, тем раньше вернусь. Ты даже не успеешь заметить моей отлучки.
— Что скажешь, Мирддин? — видно было, что Артур обдумывает это предложение.
— Хороший совет, — одобрил я. — О чем тут думать?
— Я тебя спрашиваю, — прорычал Артур.
— А я отвечаю — согласен. — Я хотел добавить еще кое-что, но снаружи прозвучал охотничий рожок — короткий сигнал, а за ним еще два.
— Кто-то пришел, — сказал Кай, вскакивая на ноги. — Привести их к тебе?
— Сначала выясни, кто это, — с неохотой сказал Артур.
Сигнал Риса говорил, что в лагере чужие. Кай вышел, и мы тем временем раздумывали, кто бы это мог быть.
Через минуту Кая позвал снаружи: