ПЕНРОД И СЭМ
Шрифт:
Сэм вскочил на ноги. Руки его были пусты, чего нельзя было сказать о его устах, из коих то и дело вылетали какие-то звуки.
– Ох! Уф! – кряхтел и стонал он, потирая ободранное плечо. Потом, обозленный громкими причитаниями Германа, заорал: – Да плевал я на твои дрянные брюки! Сам бы попробовал удержать их! Да если бы на тебя этот кот залез, ты бы в сто раз больше брюк уронил!
Но Герман просто зациклился на своих брюках и в результате упросил Сэма пошарить в воде. Сэм вооружился шестом, которым подпирали бельевые веревки, и попытался выловить брюки. Но они уже ушли на глубину,
Пенрод сидел на ящике и зализывал царапины на руке.
– Это очень сильный кот, и наверняка очень породистый, – заметил он, – спорю на что угодно, он от кого хочешь уйдет. С ним может справиться только тот, кто знает толк в котах. Послушай, что он вытворяет в ящике, Сэм! Спорю на что хочешь, ты никогда не слышал, чтобы кот гак рычал. Думаю, он помесь с пантерой или еще с кем-нибудь в этом роде.
Злости у Сэма теперь поубавилось, и он стал проявлять гораздо больший интерес к коту, чем раньше.
– Я знаю, что мы сделаем, Пенрод, – отозвался он. – Затащим его в конюшню и соорудим из ящика клетку. Мы можем снять крышку и прибить вместо нее сверху рейки.
– Именно это я и хотел сделать, Сэм! – воскликнул Пенрод. – Да, сэр! Мы сделаем из этого ящика настоящую клетку, как в цирке, и старый кот будет в ней сидеть и рычать. Когда мы опять придумаем представление, он нам очень пригодится. Он у нас будет тут сидеть, как миленький. Уж мы ему не дадим удрать. Понимаешь, есть еще одна причина, по которой мне важно держать этого кота. Потом сам увидишь.
– Так что же ты… – хотел еще что-то добавить Сэм. Но тут из конюшни донесся жалобный крик, и Сэм переключился на другое: – Идем! Идем! – поспешил ответить он. – Надо же нам принести кота с собой!
Целиком сосредоточившись на этой проблеме, Пенрод совершенно забыл о том, в каком положении оставил Германа.
– Слушай, Герман! – как ни в чем не бывало крикнул он. – Притащи-ка кирпичей или еще что-нибудь тяжелое. Надо придавить крышку ящика. Иначе кот выскочит, пока мы его будем нести.
Герман страстно и с помощью достаточно ярких выражений объяснил, что ему неловко покидать конюшню, пусть и для самых важных целей, пока он снова не обретет некую немаловажную часть своего гардероба. К коту он по-прежнему не испытывал ровно никакого расположения, ибо считал его главным виновником своих бед. Зато он настоятельно требовал возобновления поисковых операций в воде. Но, ни Сэм, ни Пенрод не согласились с ним. Они сказали, что уже пробовали, и считают, что продолжать это занятие бесполезно. Потом Сэм пошел за кирпичами.
Меньше всего Пенрода и Сэма можно упрекнуть в бессердечии. Нет, они искренне сочувствовали Герману, но не могли понять его до конца. В их глазах потеря брюк не имела сколько-нибудь большого значения. Ни тот, ни другой никогда бы не стали убиваться из-за такой ерунды. Сначала они искренне расстроились и потратили много сил, чтобы выловить брюки Германа. Но когда ничего не получилось, они со спокойной совестью, – ведь Сэм же не нарочно упустил брюки в воду! – занялись другими делами, которые представлялись им куда более серьезными. Теперь они думали, как получше соорудить клетку для старины кота, и эпизод с брюками в их глазах был давно пройденным этапом.
– Понимаешь, Герман, мы сделаем клетку, точно как в цирке, – начал с восторгом объяснять Пенрод, как только они с Сэмом внесли ящик в конюшню. – Ты тоже будешь нам помогать приколачивать…
– Не буду я ничего приколачивать! – с яростью прервал его Герман. – Помогут мне ваши приколачиванья, когда матушка позовет меня домой? Хорошо же белые мальчики обходятся с друзьями! Вот так всегда: хочешь сделать людям приятное, а они за это топят твои брюки в воде!
– Не топил я твои брюки! – запротестовал Сэм. – Это все кот виноват. Он вцепился в меня передними лапами, а задними вырвал у меня из рук брюки. Посмотрел бы я, что ты в таком слу…
– Ну, ясно, – с горькой иронией перебил его Герман, – теперь можно все свалить на кота! Хорошо у тебя получается! Только вот непонятно, кому я одолжил брюки. А? Коту я их дал, что ли? Нет, не коту, и ты это прекрасно знаешь, Сэм! Я одолжил их человеку. Тебе одолжил, а ты вот утопил их в цистерне!
– Да прекратишь ты когда-нибудь ныть о своих идиотских брюках! – возмутился Пенрод. – Мне надо придумать, как нам сделать клетку, а я никак не могу сосредоточиться из-за твоего нытья. Кстати, я ведь отдал пилку тебе за брюки?
– Пилку! – с отчаянием закричал Герман. – Много мне будет толка от твоей пилки, когда придется идти домой!
– Можно подумать, что тебе через весь город идти, – сказал Сэм. – Подумаешь, дело! Перешел улицу, и уже дома. Ну, пробежишь быстренько. Зато пилка у тебя уже навсегда будет.
– Ладно! – горестно отозвался Герман. – Давай, я тебе дам пилку, а ты раздевайся и беги через улицу.
Пенрод уже начал сооружать клетку.
– Слушай, Герман, – сказал он, – если ты согласишься немного помолчать и поможешь нам с клеткой, я все устрою. Мама придет домой в пять часов, и я скажу ей, что в конюшне сидит бедный мальчик, у которого сгорели брюки. Я ей скажу, что я обещал помочь, и она отдаст тебе брюки, в которых я ходил летом. Можешь их носить на здоровье.
– Ну вот, – сказал Сэм, – а ты расстраивался, Герман. Все в порядке.
– Что «в порядке»? – продолжал Герман. – Мне до пяти часов надо чем-нибудь прикрыть ноги!
– Но зато в пять часов ты точно получишь брюки, – сказал Пенрод. – Чего ты так волнуешься? Можно подумать, что уже зима наступила. Пойдем лучше вместе делать решетку. Ты будешь пилить, а Сэм приколачивать. До пяти-то уже совсем чуть-чуть осталось.
Герман не во всем был согласен с Пенродом. Но спорить было бессмысленно, потому что к самому предмету спора они относились совершенно по-разному. Герман придавал ему огромное значение, а Пенрод и Сэм расценивали его как мелочь, которая не стоит такого внимания. И Герман покорился. Он принялся вместе с ними плотничать. Правда, в работе он проявлял излишнюю нервозность и часто отвлекался на жалобы по поводу своей жалкой участи. Он дрожал от холода, стонал и то и дело посылал Пенрода проверить, который час. Наконец, терпение обоих стало иссякать.