Пентаграмма
Шрифт:
— «Дельта-один», я «Альфа», — произнес в рацию Фалькейд и отпустил кнопку рации.
Шум. Приятный, пощелкивающий шум.
Остановившись у лифта рядом с входной дверью, Харри на секунду замешкался. Потом потянул ее на себя. Сердце остановилось, когда он увидел перед собой черные прутья. Решетка.
Он отпустил ручку двери, и та медленно закрылась. Все равно уже поздно. Последний прилив энергии, какой чувствуешь, когда бежишь к перрону, хотя знаешь, что поезд уже ушел, но хочешь все-таки
Харри пошел по лестнице. Старался идти спокойно. Когда же убийца приходил сюда? Два дня назад? Неделю?
Сил больше не осталось, каблуки все медленнее отстукивали чечетку по ступеням. Хочется все-таки увидеть…
Стоило ему свернуть в левый коридор четвертого этажа, как из дальней комнаты появились три фигуры в черном.
Харри остановился под белой звездой, процарапанной на желтой стене.
Под табличкой с номером комнаты — «406» — была другая, с именем. «Веланн». А еще ниже он увидел приклеенный скотчем лист бумаги:
«Уехал. Мариус».
Он кивнул «Дельте-один»; можно начинать.
Через шесть секунд дверь была открыта.
Харри попросил остальных подождать снаружи и внутрь вошел один. Пусто. Он тщательно осмотрел комнату. Чисто и аккуратно. Даже слишком аккуратно. Не вяжется с ободранным плакатом Игги Попа над диваном. Стол прибран, на полке над ним — несколько потрепанных книг карманного формата. Рядом с книгами — пять-шесть ключей на брелоке в виде черепа. Фотография улыбающейся загорелой девчушки. Возлюбленная или сестра, предположил Харри. Между книгой Чарльза Буковски и аудиоцентром стоял белый большой палец — похоже, восковой — и словно подбадривал: «Все отлично! Все ясно! Все о'кей!»
Харри посмотрел на Игги Попа: голый поджарый торс, вздутые вены, выразительный взгляд глубоко посаженных глаз. Как будто этого человека распяли, и, может быть, не один раз. Харри потрогал большой палец на полке. Для гипса или пластика слишком мягкий, на ощупь — как будто настоящий. Холодный, но настоящий. Вспомнился фаллоимитатор у Барли. Пах палец формалином и краской. Харри осторожно сжал его. Краска дала трещину, в нос ударил знакомый резкий запах, и Харри непроизвольно сделал шаг назад.
— Беата Лённ.
— Это Харри. Как там у вас?
— Пока ждем. Волер занял позицию в коридоре, а нас с фрекен Сивертсен загнал на кухню. Очень по-рыцарски.
— Я звоню из общежития, комната четыреста шесть. Он здесь был.
— Был?
— Он оставил над дверью пентаграмму. Парень, который здесь живет, — некто Мариус Веланн — исчез. Здешние жильцы не видели его уже несколько недель, на двери написано, что он уехал.
— Хм… А может, он действительно уехал?
Харри заметил, что Беата начинает перенимать его манеру разговора.
— Вряд ли, — сказал он. — Его большой палец остался в комнате. В забальзамированном состоянии.
На том конце
— Я позвонил вашим в экспертизу. Они уже едут.
— Как же так? — спросила Беата. — Разве вы не контролировали все здание?
— Сегодня — да. Но это случилось дней двадцать назад.
— Откуда ты знаешь?
— Нашел телефон его родителей и позвонил. Им пришло письмо, что он собирается в Марокко. Отец говорит, что Мариус впервые прислал им письмо, обычно он звонит. По почтовому штемпелю и определили.
— Двадцать дней… — прошептала Беата.
— Да. То есть как раз за пять дней до первого убийства — Камиллы Луен. — Он услышал, как тяжело Беата дышит в трубку. — До того убийства, которое мы до сих пор считали первым.
— О господи…
— Это еще не все. Мы собрали жильцов и спросили, не запомнилось ли им что-нибудь с того дня. Девушка из триста третьей сказала, что помнит, как в тот вечер загорала на газоне перед общагой, а по дороге обратно встретила велокурьера. Запомнила она его потому, что велокурьеры сюда заезжают нечасто, а когда пару недель спустя газеты стали писать о маньяке, в общежитии даже хохмили на этот счет.
— Получается, он перехитрил нас с последовательностью.
— Нет, — ответил Харри. — Просто я олух. Помнишь, я говорил, что отрезанные пальцы являются частью кода, но не мог понять, отчего он начал с указательного? Все оказалось проще некуда. Большой палец, первый на левой руке, отрезан у первой жертвы. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Камилла Луен была второй жертвой.
— Хм…
«Может, хватит передразнивать, а?» — подумал Харри.
— И теперь не хватает только пятой части кода, — сделала вывод Беата. — Мизинца.
— Понимаешь, что это значит? Его мать рядом с тобой?
— Да. Харри, скажи мне, что он хочет сделать?
— Не знаю.
— Я понимаю, что не знаешь, но все равно скажи.
Харри задумался:
— Попробую… Сильным мотивом многих серийных убийц было осознание собственной ущербности. Поскольку осталось последнее убийство — пятое, итоговое, велика вероятность, что он уничтожит основную причину своей жестокости. Или себя. Или и то и другое. К его матери это не имеет никакого отношения. Скорее к нему самому. Так или иначе, выбор места преступления логичен. — Беата молчала. — Ты там, Беата?
— Да. В детстве над ним издевались, ведь его отец — немец.
— Над кем издевались?
— Над тем, кто сюда направляется.
Снова пауза.
— А Волер почему сидит в коридоре один?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что разумнее было бы схватить его вместе, а не держать тебя на кухне.
— Возможно, — ответила Беата. — У меня мало опыта в оперативной работе. Он, наверное, знает что делает.
— Это да, — подтвердил Харри.
В его голове возникла мысль, которую он старательно пытался отогнать.