Пенталогия «Хвак»
Шрифт:
Керси тотчас сорвал шапку и поправил перо, согласно требованиям столичной моды.
— Далее, любой благородный дворянин, в столице ли в уделе, предпочитает занимательную, необременительную беседу во время трапезы и после нее… А вот как раз и наш трактир. Вы знаете, столько лет живу, а до сих пор не научился приструнивать особо ретивых трактирщиков… и трактирщиц.
— Ну, сударь Докари, за этим дело не станет, предоставьте мне сии заботы. Я у его светлости такому научился…
— Охотно. Итак, устраиваемся сами, устраиваем питомцев, умываемся и ужинаем!
— Оно превосходно.
И так все и было, в первый вечер первого дня путешествия: лошадей разместили на просторной и чистой конюшне, Гвоздик был загнан наверх, в комнату князя Докари, и брошен, оставлен страдать… один на один с ящерным окороком…
А молодые люди далеко за полночь все сидели за столом и все не могли наговориться… О чем они беседовали в уголку небольшого трактирного зала, совершенно опустевшего по ночному времени? Всего не упомнить, молодежь любопытна и любознательна… Скорее всего о женщинах, о дуэлях и войнах, о лошадях… ну и, разумеется о Гвоздике… Не забыли маркиза Короны и Его Величество, обсудили женские коварства и вероятность неведомой беды, грядущего конца света, о котором стало модно поговаривать в придворных кругах…
Но оба встали с рассветом, бодрые и отдохнувшие, к тому же нетерпение — у каждого оно было свое, заветное — подгоняло их двигаться дальше, не медля ни единого лишнего мига.
На четвертый день они окончательно сдружились, однако, несмотря на тепло отношений, Керси упрямо отказывался обращаться к рыцарю Докари накоротке…
— Вот если бы я выбрал от его светлости удар мечом по плечу на поле боя, то был бы я сейчас полноправный «рыцарь поля битвы», но его светлости угодно было снизойти к моему тщеславию… Да, вот вам смешно, сударь Рока… прошу прощения, оговорился… сударь Докари, ибо вы государя видите ежедневно… и принцесс…
— Храни нас боги — встречать Его Величество так часто, как вы говорите! Нравом он крут и переменчив. Кстати, и не пристало рыцарю шастать по передним, в надежде снискать случайную благосклонность от сильных мира сего…
— О, нет, сударь Докари, вы неправильно меня поняли: я не собираюсь натирать штанами скамейки в монарших передних, но — удостоиться лицезреть, хотя бы однажды, государя и Его семейство… А пуще того — принять из высочайших дланей рыцарский венец!.. Это великое счастье, отсутствие которого, вам, столичным вертопрахам, просто не понять. У нас в провинции на многое смотрят совсем иначе, нежели у вас…
— Я считаю, что его светлость маркиз Хоггроги был несомненно прав насчет вас, дорогой Керси, ибо вы вполне заслужили принять рыцарство непосредственно из рук Его Величества…
— А Лери только на будущий год сие светит… Ух, как он мне завидовал, мне даже совестно перед ним стало… сам не знаю за что…
— Через год вы сравняетесь, и все загладится. Какой, все же, отвратительный постоялый двор… Жаль, что темнеет, иначе…
— Пустяки, сударь Докари, переночуем, а с утра в путь, не впервой.
И все-таки предчувствие не обмануло князя Докари, и они едва не попали в неприятную переделку.
Трактирный зал был не то чтобы забит постояльцами, но полон шумом, который они создавали: пятеро полупьяных дворян, одетых по-военному (скорее всего, это были так называемые добровольные ополченцы, а проще говоря — дворяне наемники, следующие в точку сбора к одному из местных властителей) не придумали ничего лучше, как затеять игру в «тук-тук», а именно укрепили на входной двери мишень и поочередно метали туда кинжалы, нимало не смущаясь, что кто-то может эту дверь открыть и попытаться войти во время очередного броска.
Так и случилось, дверь распахнулась — кинжал уже летел.
Дверь открывали юные путешественники, впереди шел князь Докари. Он мгновенно выставил руку и перехватил крутящийся в воздухе кинжал прямо за рукоятку. Бешенство, хлынувшее к нему в сердце, никак не проявилось ни в выражении его лица, ни даже в громкости его голоса.
— Осторожнее, сударь, по-моему, вы обронили ножик.
Докари завел руку за спину и, не оборачиваясь, воткнул кинжал в дверную притолоку. Керси, вошедший следом, обшарил обстановку шустрыми черными глазами, все понял, но проявил себя чуть менее сдержанно:
— Тупое село на пьяном отдыхе! Эй, хозяин! Будьте добры, две комнаты для ночлега, моему другу и мне.
Прибежал хозяин и горячо заверил, что комнаты будут готовы через несколько мгновений, а пока сиятельные судари могут освежиться здесь же, за счет заведения.
— Говорит учтиво, а, Керси? Придется малость потерпеть. Два отвара на костях зверей молочных…
Все события развивались стремительно: половины минуты не прошло, как оба путешественника уже сидели за отдельным столом, в ожидании отвара и комнат. Наученный долгими путешествиями, Гвоздик смирно ждал снаружи, сидя возле коновязи, рядом с хозяйскими кобылами, Черникой и Волной.
Оба юноши были хорошо сложены и развиты, росту в Докари было четыре локтя без двух пальцев, Керси на палец пониже — он хорошо вымахал за последний год.
Это только рядом с маркизом Хоггроги Солнышко оба они смотрелись худосочными и тщедушными, среди обычных же людей — никак не выделялись в слабую сторону, скорее, даже, напротив. Но лица, лица их выдавали крайнюю молодость, которая слишком часто сочетается с неопытностью и робостью… Вот именно их юные лица, а также принятые внутрь горячительные напитки подстегнули обиду пятерых дворян, игравших в «тук-тук».
Обозвать ножиком боевой кинжал… сказать на них «тупое село»! За такие слова можно вырезать целую провинцию, причем совершенно бесплатно.
Один из дворян, все еще стоявших у «швырятельной» черты откашлялся:
— По-моему, два щенка нуждаются в порке. И я лично собира…
— Ваши милости! Комнаты готовы!
— Князь Докари соизволил услышать только слова трактирщика, поблагодарил кивком и свистнул. Дверь бухнула, открываясь, и с размаху, настежь отворенная, хрястнула о каменную стену: это Гвоздик вбежал, улыбаясь люто и счастливо.