Пенталогия «Хвак»
Шрифт:
Цаги Крикун умер, а Керси Талои остался жив. Последнюю черную волну Цаги принял на себя, но не потому что хотел погибнуть побыстрее, а потому что всплеск ее пришелся на Цаги. Плесни она левее — Керси бы погиб. Нет больше Цаги — шея перерублена. Керси Талои понял сие за один взгляд, поэтому не стал останавливаться и прыгнул к телу Санги Бо. Лежит ничком, тоже, небось… Нет, стонет! Стонет — значит, дышит! Дышит — стало быть жив! А где все?
Керси Талои втянул ноздрями ледяную сырость: никаких посторонних чудес, кроме запахов дерьма и крови! Все кончилось. Ему бы
— Да, радуюсь я… радуюсь, — вяло ответил сам себе Керси и понял, что не врет: есть в душе великая радость. А главная составляющая ее в том, что тяжесть с сердца сошла, рассвет в душе наступил… Просто сил мало.
— Санги, а Санги? Ты слы… Вы слышите меня, рыцарь Санги?
— Да.
Санги Бо внезапно разлепил окровавленные глаза и сел. Его немедленно вывернуло наизнанку, однако он успел отвернуться и рукой молча махнуть в сторону моста. Странным, глубоким наитием, Керси без слов понял все, что повелел ему старый рыцарь: он вскочил и, пошатываясь на обессиленных ногах, побежал к мосту, чтобы перейти его, а там, на той стороне, попытаться найти маркиза Короны, либо тело его…
На середине моста бег и дыхание его замедлились, а на чужую землю он даже и ступить с моста не сумел: замер неподвижно. И вся природа замерла. Почти вся. Старая горбатая бабка шла, помогая себе клюкой против неровностей почвы, шла и остановилась. Синие глаза ее задержались на бездыханном теле.
— Вот ты где лежишь, мальчик. Когда-то ты думал, что нет предела сил твоим и мощи твоей — а вот же он, предел-то… Сил в тебе совсем-совсем не осталось и жизни тоже. Хотя… Надо же! Одна единственная искорка запуталась, глупая, и никак выхода не найдет, я ее чую… Да ведь и немудрено заблудиться, вон тело-то какое огроменное. Не то ты сделал, мальчик, что бы мне надобно, ох, не то… А все же услужил. Потрафил старухе, уважил… Помог как умел, меча не пожалел. Нешто попробовать?..
Старуха наклонилась над окровавленным, словно уснувшим, богатырем и потрясла за плечо.
— Эй, мальчик, силушка твоя злосчастная, вставай!.. Расти, искорка. Вставай же! Я велю! Погоди. А это что за дрянь к тебе прилипла? Да накрепко! А, помню. Ох, не мое это дело, чужие заклятья снимать, тем более — это. Ох, не мое… Ларро, сынок, явись.
— Да, матушка!
— Можешь эту его финтифлюшку починить?
— Да, матушка, запросто! Коли я его ковал — так и труда в том нет.
Возникший из пустоты детина был совершенно гол, пузат, клыкаст, нечесаные лохмы до пояса. Он подхватил в когтистые лапы половинки сломанного меча, примерился…
— Матушка, а разреши, я крови приправлю? А то непрочно сращивать, а окропишь хозяйскою, так оно и…
— Возьми.
Детина ткнул обломанным лезвием в безвольную ладонь лежащего рыцаря, проступившая кровь жарко зашипела на кончике клинка.
— Во! Укрепил, теперя не хуже прежнего будет! Знатная забавка! Бог среди мечей… гы-гы-гы… А ведь и то, матушка, я ведь полагал, что разрушить оный нельзя…
— Сделал? Тогда брысь отсюда, не мешай.
Детина исчез, а старуха занесла сморщенные пальцы над неподвижным телом, помолчала, помедлила…
— Вставай уж. Ах, кто бы мне мои печали исцелил…
И исчезла. Тотчас вернулись звуки в неприветливый мир, лента дыхания изо рта бегущего Керси Талои порвалась на мелкие клочки и растаяла в морозном утре.
— Ваша светлость!
— Моя… вроде бы… У-ух… Это ты, Керси… Жив, это… хорошо…
— Я ваша светлость! Я!
— Ох… Ух, тяжко мне… Ну-ка… помоги подняться… Холодно лежать… Ты чего это? Никак, хнычешь?
Керси Талои, упав на колени подле маркиза, попытался размазать булатной рукавицей слезы по бледным щекам — только нос исцарапал.
— Никак нет, ваша светлость! Просто… что вы живы!
— Да?.. Ну, а что… со мною… сделается?.. Слабость… руки не поднять… Керси! Меч!!! — Все еще лежавший навзничь маркиз подпрыгнул — со спины и прямо на ноги! — его шатнуло локтя на четыре в сторону… Устоял.
— Что такое, ваша светлость!?
— Где мой… А… я на нем лежал, оказывается! Цел-целехонек… Давно я… так… не уставал. Похоже, мы победили. А, Керси?
Керси Талои неловко взмахнул мечом в правой руке, поколебался и сунул его за спину, в ножны.
— Похоже на то, ваша светлость.
Хоггроги Солнышко лизнул ладонь и стал оглядываться.
— Похоже. Только вот, от врагов — нам, в победу и радость — ни трупа, а вся окрестность нашими усеяна. Еще кто жив? А, вижу. Пойдем туда, к Санги, и тоже умоемся. Что там — кони?
Оказалось, что в буре последних событий не выдержали и кони, погибли от непонятной магии все до одного. Эх, Кечень, Кечень…
Трое оставшихся в живых рыцарей более всего на свете хотели спать. Не горевать по погибшим друзьям, даже не радоваться неожиданной победе, подарившей им троим жизнь, а всему сущему окрест избавление от Морева, но просто спать, здесь же, у огня, прямо на мерзлой земле… Нельзя, сначала необходимое. Тела чародея Татени Умо, рыцарей Цаги Крикуна и Тивери Камбора положили рядом, укрыли походными одеялами. Знамена свернули и заложили камнями…
— Хогги, Керси, хватит того. Все равно вокруг на десяток долгих локтей ни зверя, ни демона, не тронут. Сюда идите, я еще немного вас подлечу, бодрости впрысну — и пешочком…
Маркиз Короны восстанавливал силы прямо на глазах: его уже не шатало на ходу, лицо постепенно утрачивало синюшную бледность, принимая прежний цвет, а вот Керси двигался так, словно бы он никакой не рыцарь, а сонная муха зимой — это напряжение сошло с него и увело за собой остаток сил. Санги Бо приготовил на костре какие-то страшные колдовские отвары — и сам ожил, и юного рыцаря взбодрил, но маркиз Хоггроги, с подозрением нюхнув от котелка, фыркнул и отказался.
— Ну, что пора, дядя Санги?
Санги Бо хотел было кивнуть, но осекся и прислушался к себе… вытянул руки вперед — трясутся. Глянул на молодых рыцарей и скривился горько. Морево закончилось, но последствия зловещей моревной магии убьют всех троих еще до полудня, если они вот тотчас не сделают передышку… Выбирать не приходится.
— Нет. Как главнокомандующий и посланник империи я имею право в исключительных случаях — под ответ перед империей и государем и на благо империи и государя — отменять в походе даже императорские указы. В силу этого, я приказываю вам обоим лечь и заснуть. Сие не промедление, но — воинская необходимость. Сейчас утро. Где-то через час после полудня я вас разбужу, и вот тогда уже — поход. Ясно?