Пенталогия «Хвак»

Санчес О.

— Ай, горемычный сиротинушка! А языком ты решил дырку в мешке зализать, да? Гвоздик, я больше не шучу. Быстро вниз, не то отстанешь навеки.

Охи-охи как ни в чем не бывало спрыгнул с дерева, встряхнулся и присоединился к уносящемуся прочь маленькому отряду, состоящему из трех неразлучных друзей: человека Докари Та-Микол, вороной кобылы Черники и волшебного зверя охи-охи Гвоздика.

Возвращался рыцарь Докари издалека, от самых восточных окраин необъятной империи. Скорее всего, это было последнее поручение ему, как посланнику: государь обронил в беседе один на один, что желает обновить командование гвардейскими полками, и некоторые влиятельные рыцари хотели бы видеть князя Докари полковником «крылышек», гвардейского придворного полка. Он не против

разумных советов, и после возвращения рыцаря Докари к этому вопросу вернется. Быть может, посоветуется с отцом Докари… У Докари голова кружилась сладко, всякий раз, стоило ему вспомнить тот разговор с государем… О, он не подведет! И отец, конечно же не будет против такого назначения — ибо честь велика, что ни говори! И Уфани будет счастлива! Хотя бы потому, что они гораздо больше времени смогут проводить вместе… пока не начнется очередной поход. Гвардия — на то и гвардия, чтобы всегда быть впереди, и на кончике меча нести свое право быть гвардией! Но… До этого дня следовало дожить, доскакать… Странное творилось там, на востоке: вроде бы и мирно вокруг, но неспокойно, неприветливо… Постоянные ливни с грязью, ураганы, что ни день — мелкие землетрясения — и так с самого конца осени… Еще дальше на восток — очевидцы утверждают, что там безлюдная пустыня, образовавшаяся после извержения Горы, но этого рыцарь Дигори не проверял, ибо оный подвиг не входил в его служебные обязанности и не был предусмотрен по времени. Личный гонец Его Величества Токугари Первого добрался до владений графа Лавеги Восточного, где и был принят им хлебосольно и с превеликой радостью! Первым делом граф прочел личное письмо императора, которое тот соизволил начертать собственноручно, и тотчас же после этого — письмо от старинного друга, закадычного друга, собутыльника и соратника, а ныне владетельного князя Дигори Та-Микол, отца императорского посланца. И только потом уже представил его своей жене и многочисленным дочерям. Самые старшие из юных графинь метали в рыцаря убийственные взгляды, он лишь вежливо улыбался в ответ.

Трое суток рыцарь Лавеги — предварительно испросив, как это и предусмотрено вестовым артикулом, разрешения у императорского посланца и получив его — писал собственноручное подробнейшее донесение императору: «Об обстановке на наших восточных рубежах владений Его Императорскаго Величества и людских настроениях в оных, и обо всем протчем сопутствующем оному, а также и погоде зело преудивительной». Пот ручьями лил с его сиятельства, пергаменты он крушил проворнее иного дровосека в лесу, один за другим!

— Доки… Ты это… Видишь ли, давненько я пергаменты чернилами не пачкал… А ну как ошибки? Под самый нос Его Величеству?

Рыцарь Докари весело рассмеялся и поспешил успокоить старого графа:

— Ваше сиятельство, дядя Лагги, ради всех богов, не беспокойся на сей счет: Его Величеству отлично известно, что самые верные соратники и слуги его отнюдь не те, кто стилусом пребодро чиркают, сочиняя проповеди столичным бездельникам и оды прекрасным дамам, но те, кто провел всю свою жизнь в бою и в походе, не выпуская из рук меча и секиры. Его Величество лично, устным порядком, запретил мне вмешиваться и править твои донесения, ибо Его Величество не желает, чтобы хоть кто-нибудь, включая самих богов, встревал в доверительную беседу с вернейшими и ценнейшими слугами Империи, друзьями и сподвижниками его отца.

Граф Лавеги покраснел до ушей от удовольствия и едва не пустился в пляс, на глазах у восхищенной родни и слуг:

— Его Величество прямо так и сказал?

— Слово в слово! При всех! Я, кстати, уже вчера вечером послал вестового птера с собственным донесением, о том, что я благополучно добрался до владений вашего сиятельства и пользуюсь гостеприимством вашего прекрасного дома.

— Что ты… какие у меня владения… Самые главные мои владения — это моя жена и мои дочери красавицы… Вот у батюшки твоего — вот там да, всем уделам удел, а у меня… Но ты не думай, Доки, я не завидую и не ропщу: это моя земля, мои владения, мои охотничьи угодья, ими я весьма доволен и лучшего не желаю… Так ты, говоришь, женат уже?

— Женат и очень счастлив.

— Эх… гм… поздравляю, конечно! Зверь у тебя — ну просто загляденье! И как ты его не боишься?

— Увы, Дядя Лагги, он меня тоже не очень-то боится… Гвоздик!.. А за уши!?

— Слуг не обидит?

— Исключено, дядя Лагги!

— Тогда оставь ты его, не строжи, пусть побегает вволю: одной уткой больше, одной меньше, пойдем, я тебе сад покажу, а потом грот у пруда, а потом конюшню с горульней… Да когда же обед, раздери меня демоны!!! Голодом хотите уморить нас с князем?..

Еще во время первой совместной трапезы, граф Лавеги с огорчением заметил:

— Доки, моя кухня явно тебя не устраивает…

— Что вы, ваше сия… дядя Лагги! Наоборот, все очень вкусно! Ты ж видишь, что я ни разу от добавки не уклонился!

— Вижу, что кушаешь ты хорошо, как это и подобает рыцарю, но вот вино… Может, ты к другому привык — так скажи, я немедленно велю послать за свежим, любым, каким ты пожелаешь?

Юный рыцарь засмеялся, так, как это он умел делать, то есть, мягко и не обидно для собеседника:

— Дядя Лагги! Все дело в моем простонародном прошлом! Ну… вы знаете…

Граф Лавеги улыбнулся в ответ:

— «Мы» знаем.

— Ой, прошу прощения, все время сбиваюсь. Ты ведь знаешь, дядя Лагги, что я все мое детство провел в трактире, мальчиком на побегушках, среди кувшинов, бочек, кружек, перегара, блевотины… И с тех пор вино не жалую, не люблю его пить! За весь праздничный пир один небольшой кубок — мне этого более чем достаточно, для вкуса и веселья, предпочитаю взвары. Это отнюдь не от недостатка уважения к твоему гостеприимному дому! Бывало, хотя и не часто, что государь… покойный государь, да ублажат боги его душу!.. удостаивал меня приглашением к трапезе, так и он, заметив мое воздержание, однажды не только не отругал меня, но даже и поставил в пример некоторым своим приближенным… Ох, как вспомню тот случай… Я был весьма и весьма смущен, просто весь горел от стыда за то, что явился невольною причиной для высочайшего прилюдного выговора очень достойным людям… Его высокопревосходительство герцог Когори Тумару долго потом проходу мне не давал, все подшучивал надо мною!

— Что поделать, нам старикам уже не понять нынешнюю молодежь и то, чем она живет, чем дышит… Отец твой написал, что Когги погиб? Там… при событиях… тех самых…

— Да.

— Нас они почему-то не коснулись. Помянем Когори. Он был один из нас, из прежнего братства… И каждый раз, как будто из души кусок вырезают… А что Санги Бо? Отец твой забыл о нем упомянуть, но это понятно.

— Санги Бо, славнейший рыцарь на земле и мой наставник, к великому счастью, остался жив! И маркиз Короны жив. И, как мне намекнул один мой очень близкий и надежный друг, при тех событиях присутствовавший, маркиз Хоггроги, вдобавок, совершил невероятный подвиг! Какой — не ведаю.

— Кто бы сомневался в маркизах! Давай, и за них выпьем! Отдельно за Санги, отдельно за Солнышка, и отдельно за твоего друга! И за нас с тобой! А за государей, покойного и ныне здравствующего, выпьем еще отдельно!

— Охотно, дядя Лагги!

Наконец, истекли трое суток, предназначенных вестовым артикулом для составления отчета владетеля приграничного удела своему государю.

— Докари, скажи мне как на духу: точно ли, что Его Величество сам будет мое донесение читать, а не канцлеру переправит?

— Слово рыцаря! Государь молод, но его длань и воля — булатной ковки, все из нас уже имели возможность в этом убедиться. Любые важные донесения он читает лично и делает это первым. Твое же донесение, Дядя Лагги, он ждет и считает за одно из важнейших, я сам слышал сие из его уст.

— В добрый час! Помогут мои каракули государю, нет ли — а я старался. Коли ты не берешь от меня заводного коня — то это твое право, ты гонец Его Величества, но сию сумку — возьмешь, я уже все примерил и рассчитал, она как раз к седлу приторочена будет, ни мечу, ни колену не помешает.