Пепел Ара-Лима.
Шрифт:
Среди бородатых горняков кто-то, перед тем как упасть с раздробленным черепом, успел заметить низкорослые фигуры странных солдат с закрытыми лицами, в легких панцирях с белыми, сверкающими, словно молнии, мечами. Именно эти маленькие и верткие фигуры первыми врезались в ряды легронеров. Первыми опрокинули передовую линию. Их верткие тела протискивались между выставленных копий, и устремлялись вперед, неся верную и молчаливую смерть каждому, кто вставал на их пути. И если меч не пронзал врага, то короткий нож завершал дело.
Тяжеловооруженные легронеры, привыкшие сражаться в более благоприятных условиях, не успевали
Некоторые цеперии, воодушевленные кажущимся бегством врага бросались со своими людьми вперед, но не находили там ни одного горняка. Зато рядом, там где было наиболее спокойно, из тумана и воды возникали оскаленные лица варваров, которые стремительно обрушивались на императорских солдат, заставляя их отступать. И после каждого такого отступления на сырой земле оставались десятки, а то и сотни, мертвых тел кэтеровских солдат.
Три сотни императорских всадников под командованием майра Нортия попытались зайти в тыл наступающим. Но так как никто не знал, где в этом мешанине дождя и тумана тыл варваров, всадники, не слыша четких команд командира, рассеялись по долине и были безжалостно истреблены горняками.
Увидев, а скорее всего просто почувствовав, что битва проигрывается, гурат Пациний приказал собрать все гурты в один мощный кулак, который, по его задумке, должен был на какое-то время сдержать варваров. Но как только легронеры, побросав раненых товарищей, построились мощным полукругом у выхода из ущелья, варвары мгновенно отступили в туман. Тот час на головы окончательно деморализованный солдат посыпались тучи стрел и камней, от которых не спасали ни щиты, ни доспехи.
И наступил момент, когда вся многотысячная армия, весь баталийский легрион, дрогнул. Словно страх ласково провел своей корявой рукой по лицам легронеров, заставляя дрожать их сердца.
Офицеры уже не могли добиться от солдат подчинения. Каждый сам решал, что ему делать. Кто-то, побросав тяжелое оружие, бежал в сторону узкого прохода. Кто-то бросался с безрассудностью смертника на топоры горняков. Но большинство из многотысячного легриона бросали мечи и вскидывали руки, отдавая жизнь свою на волю варваров.
Но в этой битве никто никого не жалел.
Обстрел кэтеровского легриона прекратился и из дождя вновь показались горняки. Молчаливые и ужасные шли они вперед, убивая всех, кто встречался им. Не останавливало их ни отчаянные смельчаки, умирающие с именем Каббара на устах, ни безумные, ни испуганные. Не обращая внимания на слабое сопротивление, врезались горняки в порядки кэтеровской армии и убивали.
Убивали. Убивали. Убивали.
И мальчики с белыми мечами, в белых же плащах, с закрытыми лицами, убивали наравне со всеми.
Избиение продолжалось долгих шесть часов. Камень стал красным, и земля стала красной. Даже льющаяся с неба вода не успевала смывать кровь кэтеровских солдат. И наступил момент, когда над зеленой долиной не стало слышно криков умирающих легронеров. Более шести тысяч солдат баталийского легриона, оставленные своим командиром, покинутые богами и удачей, нашли последнее пристанище в горной стране, в долине, которая носила красивое название Зеленое Сердце гор. Шесть тысяч человек никогда больше не вернуться к домашнему очагу, никогда не обнимут своих жен, никогда не поднимут на руки детей своих.
Война собрала достойный урожай.
Внезапно налетевший ветер подхватил покрывало тумана и унес его к заснеженным вершинам. Дождь с каждой секундой становился тише, пока не превратился совсем. Тяжелая туча, нависшая над зеленой долиной посветлела и, измученная долгой работой, растворилась в чистом небе. Горячее солнце, так долго прятавшееся от Зеленого Сердца гор, осветило окрестности своим ласковым светом.
Белый орел стряхнул с перьев своих последние капли долгого дождя, сорвался с камня и скользя по потокам воздуха, заскользил над землей, усеянной многими трупами.
Твой верный меч Тару-ра-ру Горит огнем небесным. Твой верный меч Тару-ра-ру Ославь огнем и местью.Горняки, выискивающие и добивающие на поле боя раненых кэтеровских солдат, прекратили махать топорами и повернулись в сторону, откуда доносилась эта странная детская песня.
Посреди мертвого поля, среди многочисленных трупов, стоял пятнадцатилетний наследник Ара-Лима. Его плащ, ставший из белого красным, чуть трепетал на ветру. Меч его, обагренный кровью кэтеровских солдат был устремлен в небо, к солнцу, которое впервые за много-много дней с любопытством рассматривало залитую водой и кровью зеленую долину. Рядом с Аратеем, за спиной его, молча стояли те, кто был рядом с наследником все эти часы. Суровый майр Элибр, спокойно сложивший большие кулаки на рукояти меча. Лесовик Йохо, обтирающий ножи от крови. Ганна Вельда с боевым луком. И конечно молочный брат короля, здоровяк Гамбо, с довольной улыбкой оглядывающий дело рук и топоров жителей горной страны.
Те, кто находился рядом с наследником отметили, как необычайно светло и спокойно было лицо Аратея. Словно и не было за его плечами многих часов жесточайшей битвы. Словно не было многих сотен смертей, что впитал в себя его меч.
Твой верный меч Тару-ра-ру Как молния сверкает. Твой верный меч Тару-ра-ру Усталости не знает.Гамбо, слышавший из уст бората эту песню не раз, встал рядом с ним, плечо к плечу и стал подтягивать, покачивая в такт словам кудрявой головой.
К ним стали подтягиваться другие мальчишки и, обступая своего короля плотным кольцом, смотрели на него и пели вместе с ним. Детская песенка, сложенная Аратеем много лет назад как будто что-то значила для них. Словно в незатейливых и простых словах слышали они нечто важное, что помогло им всем одержать эту славную победу.
Аратей оторвал глаза от ослепительного солнца и взглянул на друзей своих. По его лицу скользнула улыбка, которую так давно не видели друзья его. Не опуская меча своего, он потряс им и заорал что есть силы: