Пепел богов. Трилогия
Шрифт:
— Милостью Пустоты, привратник Ирмалант я. Немного и провидчеством мелким балуюсь, но так-то привратник. Вот. Ворота, проездной двор и кусок дороги на мне, да. Как сказал имя? Асва? О клане Лошади говоришь? Тут бесклановые все. Пустое искать тут…
— Ирмалант… — Кай был готов побиться об заклад, что старик и был Асвой. И не потому, что напоминал он того самого Асву, которого охотник запомнил на престоле в своем видении, а потому что блеснуло что-то в мутных глазах балахонщика, блеснуло, когда заговорил он с гостями. А уж потом старик только то и делал,
— Послушай, Ирмалант, а что скажешь насчет отдыха в обители? Видишь, что творится на дороге? Не отказались бы мы и от чаши горячей воды, и от крыши над головой хотя бы на день. Позволено такое или не позволено? Монетой бы не обидели. А там, может быть, и провидчеством твоим воспользовались.
— Провидчеством? — ухватил лопату Ирмалант. — Так ведь провидчество-то мое на вроде той самой погоды и есть: то плещется, когда не надо, а то не дозовешься.
— А не дозовешься, все одно заплатим, — настаивал Кай.
— Заплатите? — усомнился старик. — Так деньги вперед. Серебряный за попытку, а как срастется, еще серебряный. Потянете?
— Потянем, — кивнул Кай и бросил монету. — Держи задаток.
Монету старик поймал намертво, словно и не жмурил подслеповатые глазки, не шаркал больными ногами и не держал лопату в правой руке. Выкинул в сторону левую — и выдернул из воздуха брошенную за двадцать шагов хурнайскую денежку. Тут же поднес к носу, засопел и засеменил обратно к воротам.
— Так чего стоите? Заводите коней, заводите. Только чтобы без шума. Братия почивает, так что тихо. У нас как зима, так все почивают. А я вот уже, наверное, выспал свое, выспал…
Не ожидал Кай, что так легко попадет в Парнс. Стучался уже в эти ворота, хотел как-то поискать мудрости, только и услышал, чтобы проваливал куда подальше. Так что напрасно рассчитывал на помощь старшина стражи Харкиса, когда уходил от погони с маленьким Киром Харти тринадцать лет назад. Напрасно. Значит, что-то переменилось в Парнсе, если и постучать не успели в ворота, а седой старатель уже тут как тут, убирает засовы и медленно двигает тяжелые створки. Или просто сумели наконец Кай и Каттими оседлать капризную удачу?
— Сюда, — закряхтел старый, откашливаясь и сморкаясь. — Заходите-заходите. Двор через тридцать шагов, справа коновязь, там и сенцо имеется, и поилка, хотя какая теперь поилка. А я сейчас, сейчас…
Тридцать шагов полумрака. Понятно, что не из камня сложен тоннель, а в камне вырублен, но так ведь вырублен так, что глаз не оторвать — свод ровный, только что не отшлифованный. За резной аркой на выходе — двор. Двор не слишком большой — полсотни на полсотни шагов, но светлый. Небо над головой колодцем — далеко. По сторонам галереи, над ними узкие оконца-бойницы. В галереях двери, пахнет конским навозом, сеном и топленым, а то и подгоревшим молоком и какой-то мерзостью, но запах молока забивает все. А напротив тоннеля еще более тяжелая дверь, чем та, которой звякал, задвигая засовы, привратник. И скала над нею. Да не скала, а гора, подошва горы, которая сама если и не упирается
— Ну что там забыли? Коней к коновязи — и за мной. Насчет ночлега или отдыха подумаю, а горяченького чего-нибудь точно устрою.
— Что там? — показал Кай на тяжелую дверь.
— Как что там? — удивился старик. — Вход на этажи, к кельям, в трапезную. Склады и хозяйство. А ты что думал?
— Проход в Запретную долину, — предположил Кай.
— Проход в Запретную долину? — вытаращил глаза старик. — Ну ты загнул, приятель. Проход в Запретную долину. Это ж надо… Ну пошли, пошли, что вы там. Пошли.
Келья привратника располагалась в той же скале, в которой был вырублен и тоннель. Только потолок в ней был обычным, беленым, и не столь ровным, как в тоннеле. Окошко крохотное имелось, но выходило в тот же двор, да еще располагалось под навесом галереи, так что старик сразу открутил фитиль лампы и засуетился между четырьмя лежаками и одним большим дубовым столом. Ничего больше не было в келье привратника — ни шкафов или ниш со свитками, ни сундуков с вещами, ничего. Только крохотная глиняная печь, жестяной чайник, кубки да несколько крынок на покосившейся полке. Впрочем, там же отыскался и завернутый в тряпицу хлеб.
— Ягодка сушеная или мед есть? — с надеждой посмотрел на Каттими старик. — Кипяточек имеется, а вот с ягодкой или медком трудно стало. От Хастерзы торговцы раньше чем через месяц не доберутся, а деревенские уж второй месяц как забыли о нас. Озоровали тут на дороге мугаи, из тех, что совсем разум потеряли, вот тогда деревенские о нас и забыли. Даже не знаю…
— А провидчество свое на деревенских направить не пробовал? — спросил Кай, выкладывая на стол сушеную ягоду и ставя плошку с медом.
— А с чего бы это я должен был провидчество свое на них направлять? — не понял старик. — Или они меня серебром засыпают? Им мое провидчество без надобности. У них жизнь простая и ясная. Летом паси овец, собирай дикое зерно и ягоду в лугах, зимой сиди дома, пряди шерсть, сберегайся от холода. Да думай, чтобы дурной человек в двери не постучал, потому как никто не заступится за обычного человека в горах. Некому заступиться.
— А как же гарнизон в Хастерзе? — напомнил Кай.
— Гарнизон? — протянул старик. — Пятьдесят ловчих да пятьдесят гвардейцев? К ним еще сотня ополчения из слободских? Знатный гарнизон. Только что от него здесь толку? Хастерза только им и держится. Им, да. Стоит только отойти от города, сразу же полезут палхи.
— Отчего же они на мугайские деревни не лезут? — поинтересовался Кай.
— Почему не лезут? Лезут, — зачерпнул деревянной ложкой меда из плошки старик. — Но у мугаев своя песня, да и уйдет мугай в штольню, со всей семьей уйдет, найди его там. Палхи под скалы боятся лезть, кусатара в мугайские ходы не пролезут, а лами с мугаями не справятся. Человек, он ведь такая тварь, вроде бы слабее не бывает, кроме тех же малла, а захочешь раздавить — давилка отвалится.
— Человек? — усмехнулся Кай.