Пепел феникса
Шрифт:
Громов остановился у двери, прислушался, но толком ничего не расслышал: в подвале, который они переоборудовали под салон, были на редкость толстые стены, а сквозь дверь просачивалось лишь невнятное бормотание Гальяно. Проще дождаться конца сеанса и взять приятеля в оборот, чтобы тот рассказал все, что знает.
Время шло, а из каморки Гальяно никто не выходил. Громову надоело стоять под дверью, и он снова перебрался за свой стол. Он едва не задремал, когда из кабинета послышался шум. Не то чтобы Громов предполагал что-то страшное, наверное, просто включились инстинкты, потому что, когда он распахнул дверь, в руке у него был пистолет.
И тут выяснилось, что пистолет не поможет, что лучше бы он прихватил с собой святой воды или освященной соли, потому что на сей раз сеанс связи с
Анюта Алюшина, девочка-припевочка, девственница и потенциальная жертва, стояла в центре очерченного мелом круга и прижимала ладонь к левому плечу. Сквозь ее пальцы пробивались красные сполохи. Громову хватило всего пары секунд, чтобы понять, что именно дает такой странный эффект. Рыжая подружка Анны лежала на полу без сознания, широко раскинув руки и наполовину вывалившись из мелового круга. А у противоположной стены хрипел и извивался Гальяно. В полумраке Громов не мог рассмотреть выражение его лица, зато прекрасно рассмотрел другое: носки туфель магистра не касались пола…
Тварь Громов заметил в самый последний момент. Заметил, но ничего не успел предпринять, лишь тупо наблюдал, как черная тень, похожая на мужской силуэт, просачивается под створку окна, по ходу бледнея и теряя очертания.
Громов подхватил под мышки медленно заваливающегося на бок Гальяно и с какой-то отстраненной обреченностью подумал: начинается…
Так не бывает. Этого просто не может быть…
Мысль вертелась в голове, не желала уходить, и Анна ухватилась за нее, как утопающий за соломинку. Это все понарошку, фарс, хорошо поставленная фальсификация! Свечи погасли от сквозняка. От чего же им еще погаснуть?! Наверное, магистр Гальяно в сговоре со своим дружком, тем мрачным парнем, лицо которого ей так и не удалось толком рассмотреть. Наверное, дружок в оговоренное время открыл входную дверь, устроил сквозняк – вот и весь фокус.
– Охренеть, – прошептала Любаша и больно сжала руку Анны.
И ничего не охренеть! Свечи погасли от сквозняка, и холод этот тоже от сквозняка. А то, что у магистра глаза как плошки и губы, кажется, дрожат, так это из-за актерского, а никак не магического таланта. Он же шарлатан, у него же это на лбу написано, а они с Любашей повелись, как маленькие, позволили себя одурачить, запихнуть в этот идиотский меловой круг. Все, с нее довольно!
Анна уже хотела выйти из круга, когда левую руку обожгло болью, а в ноздри шибанул запах гари. Боль и гарь не могли быть продолжением актерских талантов Гальяно. Боль и гарь – это герои уже ее персонального кошмара. Рядом тихо всхлипнула Любаша, Анна скорее почувствовала, чем увидела, как подруга рухнула к ее ногам. А потом плеч коснулось что-то холодное. Нет, не холодное, а ледяное, но отчего-то сравнимое с огненным прикосновением феникса. Анна всхлипнула, сжалась в комок. Позади нее стоял кто-то – кто-то, кого она сама позвала, кто-то, для кого меловой круг – ничтожная преграда. Анна чувствовала его присутствие, холодела от его прикосновений, но не решалась обернуться. Боялась встретиться лицом к лицу с тем ужасом, который еще пару минут назад казался ненастоящим, больше похожим на воспоминание, чем на реальность.
– Анна… – От знакомого, вырвавшегося из плена воспоминаний шепота она оглохла и почти ослепла. Невидимые пальцы больше не причиняли боль, в их прикосновениях чудилась ласка…
Все изменилось в тот момент, когда позади что-то взорвалось тысячами колючих осколков. Сжимающие ее плечи невидимые пальцы разжались вместе со вздохом не то сожаления, не то разочарования. Когда магистр Гальяно взмыл в воздух, Анне захотелось вслед за Любашей грохнуться в обморок.
У нее не вышло. Она могла только стоять и смотреть, как Гальяно борется с кем-то невидимым, с тем, кого он по ее просьбе вызвал с той стороны. А потом все изменилось: с грохотом распахнулись двери и вместе с ослепляющим снопом света в комнату ворвался тот самый смутно знакомый ей парень. На мгновение Анне померещилось, что в руках у него пистолет, а даже если бы и не показалось, она бы не удивилась, потому что, видно, разучилась удивляться. Парень действовал быстро, так работают спецагенты в голливудских боевиках. Во всяком случае, по мнению Анны. Первый взгляд на бесчувственную Любашу, второй – на нее, третий на магистра – и вот уже Гальяно не болтается в воздухе, а тряпичной куклой виснет на руках парня, заходится кашлем и тихо матерится. А тот, кого они вызвали, черной тенью плывет по стене, просачивается под оконную раму. Все, сеанс окончен…
Анна медленно опустилась на колени перед Любашей, растерянно погладила ее по голове и лишь после этих ненужных движений догадалась проверить у подруги пульс. Пульс был, кажется… Любаша выглядела спящей и не выглядела мертвой, это вселяло оптимизм. Хотя какой оптимизм после случившегося?
– Все в порядке? – послышалось над головой. Незнакомец присел рядом, коснулся Любашиной шеи, удовлетворенно кивнул. Наверное, тоже проверял пульс.
– Не знаю. – Анна покачала головой. – Не думаю, – добавила не слишком уверенно и посмотрела на мужчину снизу вверх.
Он не был незнакомцем, в ярком электрическом свете Анна его узнала. Стас Громов, некогда хулиган и смутьян, предводитель дворовой шпаны, а сейчас, получается, татуировщик. Вот откуда это смутное чувство дежавю! Хоть здесь никакой мистики, слава тебе, Господи!
– Узнала? – спросил Стас Громов с какой-то мрачной решимостью.
– Кого? – Анна стряхнула с волос осколки хрустального шара.
– Меня узнала, Анна Алюшина?
А он, оказывается, помнит, как ее зовут. Странно, для того, чтобы обижать беззащитную девочку, совсем не обязательно знать ее имя. Громов обижал и имя никогда не спрашивал: ни тогда, когда забрасывал ранец маленькой Анны на старую яблоню, ни тогда, когда приставал к ней в подворотне вместе с дружками-отморозками. Достать ранец Анне помог сосед дядя Леша, а вот там, в подворотне, ей пришлось нелегко. Одна против троих разгоряченных алкоголем парней, злых, куражливых, на все готовых в пьяном угаре. Наверное, ей повезло, наверное, в тот вечер все могло закончиться гораздо хуже. Стас Громов всего лишь ее поцеловал. Его поцелуй был такой же злой и куражливый, как и он сам, с мерзким вкусом водки и сигарет. Громов держал Анну за ворот пальто, всматривался в ее лицо стеклянными глазами, и в тот момент ей подумалось – все, это конец, но Стас разжал посиневшие от мороза пальцы и рявкнул:
– Вали отсюда, малолетка!
А она продолжала стоять, прижимаясь спиной к шершавой каменной кладке, через тонкую ткань пальто чувствуя исходящий от нее холод. У Ани дрожали губы и руки, и коленки подгибались от страха, а на губах был мерзкий вкус его пьяного поцелуя. Наверное, ее бы не отпустили просто так, потому что в глазах дружков-отморозков читалось такое, от чего у Анны даже сейчас холодели ладони. Стас Громов ей помог, если, конечно, это можно назвать помощью. Он толкнул ее с такой силой, что девушка едва не упала в подернутую тонким ноябрьским ледком лужу.
– Пошла вон, – сказал с угрозой в голосе и схватил за рукав куртки одного из своих дружков.
Анна не пошла, Анна побежала, не разбирая дороги, поскальзываясь и падая, в кровь разбивая коленки.
С тех пор они больше не встречались. Поговаривали, что Громова забрали в армию, а соседка Марьивановна утверждала, что и вовсе посадили за разбой. Анне было все равно, главное, что одним страхом в ее жизни стало меньше. И вот сейчас Стас Громов стоит совсем рядом и изучает ее с каким-то отстраненным интересом. От него больше не пахнет водкой и дешевыми сигаретами, и пальцы его больше не синие от холода, но в глазах осталось что-то такое… мутное, заставляющее холодеть ладони.
– Я тебя помню. – Анна встала, но особого преимущества ей это не дало, Громов был на голову выше и по-прежнему смотрел на нее сверху вниз. Неважно, теперь у нее есть враг пострашнее какого-то там отморозка из прошлого.
– Чего ты от него хотела? – Громов мотнул головой в сторону стола, на котором сидел, обхватив руками голову, магистр Гальяно. – Понадобился любовный приворот?
– Не твое дело. – Она дернула плечом и мимоходом подумала, что татуировка больше не болит.
– Ясно – не мое. – Громов улыбнулся улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, перевел взгляд на окно. – Это, наверное, дело той твари, которая только что чуть не придушила моего лучшего друга?