Пепел и крылья
Шрифт:
Когда яма была в два роста Ашри, они нашли то, что искали.
Наёмница и зверь замерли, не в силах поверить своим глазам.
«Серьёзно? – скосил оранжевый глаз кайрин. – Всё ради этого?»
Но Ашри не успела ответить. На востоке появился самый страшный монстр пустыни Мэй, враг безжалостный, прожорливый и непобедимый – Пылающий Орт. Голодное светило пробудилось ото сна и расправило огненные щупальца. Лучи расплавленного золота поползли по песку, нащупывая и обращая в пыль любую плоть… И, стоило им лишь коснуться искателей, как те обратились в прах…
Маленький бист индигового цвета хлопнул в ладоши. Сидящие вокруг него такие же малыши, но иной наружности, ахнули, кто-то даже пустил слезу. Самый пухленький рогатый бистеныш встал на кровати и, ударив себя кулаком в грудь, вынул из кармана леденец. Последний раз лизнув ярко-малиновую сладость в виде тритона на палочке, малыш героическим усилием воли кинул его в колпак индигового рассказчика.
Юный проныра довольно кивнул, окинул цепким взглядом всех собравшихся, спрятал конфету в мешочек, после чего натянул колпак на макушку, сплошь усеянную бугорками, прочистил горло и произнёс:
– Бы! Они обратились БЫ в прах, если бы не смелая Ашри, которая схватила за глазницы высеченный в плите хрустальный череп Пожирателя времени, – малыш изобразил захват и оскалил клыки. – И дёрнула на себя…
Сказочник выпучил глаза с горизонтальными зрачками, выставил вперёд ручонки с перепонками, поймал момент и, полностью завладев вниманием собравшихся, замогильным голосом произнёс:
– И тогда…
– И тогда все маленькие бисты легли спать!
Дети как по команде оглянулись. В дверях, уперев руки в боки и изогнув брови, стояла Вэлла Маан, вызывавшая в каждом из собравшихся малышей не только безмерную любовь, но и священный трепет.
– Быстро! – ледяным тоном произнесла Маан, и она знала – повторять ей не придётся.
Вмиг зашлёпали босые пятки, заскрипели кроватки, послышалось сопение. Все нарушители порядка улеглись на свои места и, накрывшись с головой, притворились дохлыми варанами.
Но стоило лишь стихнуть шагам на лестнице, как одно из одеял зашевелилось, вынырнула макушка с острыми ушками:
– Эй, что было дальше с Ашри, Зурри?
– Зурри опять шантажом зарабатывал конфеты!
Гаруна Маан возвела свои огромные карие глаза к потолку и плюхнулась в кресло.
– Местный хулиган? – Эша протянула бокал с горячим пряным вином подруге.
– Хуже! – воскликнула аллати и шёпотом, пододвинувшись почти вплотную к элвинг, произнесла: – Сказочник!
Гаруна откинулась на спинку и расхохоталась до слёз.
– Кто сегодня доверчивый олень? – утирая слёзы, обратилась она к элвинг.
– Уна, меня утешает, что я – сегодня, а ты – всегда, – парировала Эша.
– А что? Я этим горжусь! Может, у меня и Белая Лань где-нибудь в роду отметилась.
Маан и правда была родом с Северных земель, имела две маленькие веточки рогов и оленьи ушки. Но вот кроткого нрава ей природа явно недодала. А благодаря трудолюбию, жажде приключений и крутому норову жизнь забросила её так далеко от дома, практически на другой конец света.
– Не скучаешь по Северу? – спросила Эша, делая глоток.
– Если подумать, то изменился лишь цвет: снежных гор на ржавые скалы, белых пустошей на пески. Но не нужно вечно кутаться в шубы, стучать зубами от холода и ждать, пока кончится Долгая ночь. И ещё, тут, в Аббарре, вино гораздо слаще и в большем достатке, – аллати подняла чашу. – В гораздо большем.
Но, подумав, добавила:
– Хотя снег тает, не оставляя следа, а вот песок, он повсюду: и на зубах, и в штанах. И эта ужасная жара, шкуру можно с себя снять. Да, я бы, пожалуй, скучала по Северу, но мои детки не дают расслабиться.
Надежда – это робкое и бессильное чувство, – говорила Маан, раздувая ноздри. – А вера способна менять мир!
Маан многозначительно показала пальцем на потолок – выше над ними располагались учебные комнаты и спальни приюта для совсем маленьких подкидышей и найдёнышей, которым управляла аллати. Существовал приют на деньги неравнодушных тхару и помощь от управляющего совета Аббарра, и носил звучное и вполне подходящее имя – Башня Веры, хотя многие называли его Домом Надежды, что каждый раз раздражало Маан: «Надежда – это робкое и бессильное чувство, – говорила аллати, раздувая ноздри. – А вера способна менять мир!». И она меняла, каждый день делая его чуточку лучше.
– Так вот Зурри, не по годам башковитый малый, опять рассказывал байки об Ашри, – Гаруна подмигнула. – И в самый драматичный момент рассказа, если ему не платят конфетой, он Ашри убивает, причём самым жестоким способом.
– Какой гадкий ребёнок, – улыбнулась Эша. – И как? Много желающих платить?
– Не поверишь! Ты на редкость любима среди малышей. Этот маленький негодник сначала пробовал истории про призраков и орхов, безымянных наёмников и мороков, древних героев и монстров, но никто не платил. Затем он месяц мусолил старую легенду Аббарра про несчастных влюблённых из двух академий: раба-рубаку с арены и жрицу любви, пока она не приелась настолько, что вариантов убийств даже у Сказочника не осталось.
Маан сделала глоток.
– А затем он открыл золотую жилу, вернее, сахарную! Теперь ты, Ашри, его тягловый гвар…
– Эй, полегче в выражениях! – полушутя возмутилась элвинг.
Уна махнула рукой:
– Причём, одна ты шла хуже, но стоило добавить грифона, и малец сорвал куш!
– Хм, может, мне стоит претендовать на долю? За эксплуатацию моего доброго имени.
Маан скривилась так, словно кислую ягоду съела, красноречивее слов выражая всё, что думает о «добром» имени Ашри.
– Это всё лирика. Ты же пришла не за тем, чтобы пить моё вино и слушать про моих детей.
– Уна, вино и дети у тебя городские, но я пришла не только тебя повидать, – сказала элвинг, на что аллати недовольно хмыкнула. – Но и спросить кое о чём. Вот, смотри.
Эша достала из кармана мятый лист и протянула Маан.
– Не могу понять, на каком языке это. Может, что-то северное? Вот, посмотри, этот знак похож на рожки. Я видела почти такие же, когда была в деревне старейшин, а кроме тебя, мне спросить некого. Да и ехать через весь мир нет желания, вдруг записка и дырявого рога не стоит.