Пепел и пыль

nastiel

— Держись рядом и ни с кем не разговаривай, — строго произносит он.

Я киваю, хотя Дмитрий на меня не смотрит.

Дверь закрывается, лифт дёргается и медленно опускается вниз. Я, ради любопытства, считаю про себя. Лифт останавливается, когда я дохожу до десяти.

— Низковато, — тихо произношу я.

— Недостаточно, — отвечает Дмитрий.

И я не понимаю, что он имеет в виду, до тех пор, пока двери лифта не открываются.

Узкий коридор, освещённый такими же маленькими синими лампочками. Я отчётливо различаю камерные решётки, вижу тени разных

размеров: длинные, короткие, большие и маленькие. Некоторые — такой странной формы, что у меня в животе что-то сворачивается в тугой узел.

В месте, где коридор кончается, виднеется развилка в обе стороны. Насколько огромное это помещение на самом деле?

— Знаешь, что такое КПЗ? — спрашивает Дмитрий.

Его голос эхом отражается от стен, и когда раздаётся последний отклик, я слышу другие звуки.

Не могу сказать, что это люди. Не могу сказать, что произносимые ими слоги вообще возможно сложить в слова. Отчётливо слышны завывания. Вместе с ними нечто, напоминающее рык.

По коже рук бегут мурашки.

— Камера предварительного заключения, — тихо говорю я.

— Верно, — отвечает Дмитрий. — Здесь мы держим тех нарушителей, которых потом передаём властям в их родные миры.

— Я думала, вы убиваете монстров.

— Только в том случае, если есть угроза жизни человека. И, Слава, — я вздрагиваю, когда Дмитрий касается моего плеча. — Они не монстры. Они преступники. Есть разница.

Дмитрий шагает вперёд, я следую за ним. Ноги ватные, для того, чтобы передвигать ими, приходится приложить немало усилий. Я не из пугливых, но то, что скрыто за решётками, наверняка сидит здесь не за хорошие поступки.

— Эй, кэп, — говорит кто-то вполне человеческий, когда мы минуем первую решётку. — Может, хотя бы принесёте чего-нибудь перекусить?

Я оборачиваюсь. Ни в лифте, ни возле него никого нет. Значит, голос доносится из камеры.

— Кто это? — спрашиваю я у Дмитрия.

— Это Тай. Он у нас завсегдатай. Парню невдомёк, что мы каждый раз будем ловить его и высылать обратно в Ликаонию, если он не перестанет вести себя неподобающим образом.

Дмитрий сказал, чтобы я ни с кем не разговаривала, но про смотреть он умолчал. А потом я подхожу ближе. Я задерживаю дыхание, ожидая увидеть монстра, но вместо этого из тени выходит парнишка лет пятнадцати. У него ни щупалец, ни хвоста, ни клыков. Единственная странность — рокерский наряд: косуха, рваная футболка, болтающиеся на бёдрах чёрные джинсы, массивные ботинки. На голове у парня бардак из каштановых (как мне кажется в синем освещении) волос.

— Он оборотень, — говорит Дмитрий. — А ещё сын моих старых товарищей, поэтому до сих пор не наказан по-настоящему.

— Тай, — представляется парень и медленно протягивает мне руку между прутьями решётки.

Ни шерсти, ни когтей. Я разочарована.

— Слава, — представляюсь я и пожимаю руку.

В этот момент всё и меняется. Я чувствую, как что-то движется в моей ладони.

А затем вижу.

Человеческая рука, которую я пожимала мгновение назад, теперь напоминает игрушку для Хэллоуина: жёсткая серая шерсть, чёрные когти. Я едва не вскрикиваю.

— Тай, — произносит Дмитрий строго.

— Капитан, я не виноват! — беззаботно отвечает Тай. — Девчонка сама в меня вцепилась!

Я отрываю глаза от его лапы-ладони, и как только наши взгляды пересекаются, вижу, что его собственные горят бледно-голубым сиянием.

— Волк-оборотень, — поясняет Дмитрий. — У лисов глаза оранжевого цвета, у котов — зелёного.

— Но лицо у него человеческое, — говорю я.

— Это вопрос? — уточняет Дмитрий.

Я качаю головой и поспешно выпускаю руку Тая. Лучше этому парню не превращаться сейчас у меня на глазах в оборотня, иначе я либо закричу, либо грохнусь в обморок.

— Если решишь остаться, тебе придётся многое узнать об оборотнях, — Дмитрий делает огромный акцент на слове «если».

Он привёл меня сюда, чтобы я испугалась и сбежала раньше времени?

— Это в случае, если я стану хранителем, — говорю я, доказывая ему, что не пальцем делана. — Ведь это они отвечают за информацию.

— Хранители просто знают больше других. Но есть и универсальные знания, необходимые всем, кто хочет подольше задержаться на этом свете.

Теперь, значит, мы открыто говорим о возможности протянуть ноги? Думаю, Дмитрию стоит почитать несколько книжек по психологии и педагогике, прежде чем общаться с детьми.

Мы идём дальше, но теперь я смотрю только ему в спину, хотя сама чувствую чужие взгляды на себе. А ещё звуки, и это самое страшное. Кто-то воет, кто-то скребётся, кто-то рычит.

Возможно, Тай здесь самый нормальный. И это включая меня и Дмитрия.

— Тебе нечего бояться, половина камер сейчас свободна, — говорит он, разворачиваясь на пятках.

Так неожиданно и резко, что я чуть было не врезаюсь в него всем телом.

— Но вы минуту назад сказали мне, чтобы я ни с кем не разговаривала. Или это тоже был тест?

— Почему тебе кажется, что я хочу тебя проверить?

— Потому что это очевидно, — говорю я. Стараюсь делать это громче, чтобы не обращать внимания на посторонние звуки, но это только усугубляет ситуацию, так как теперь помещение наполняется ещё и эхом моего голоса. — Вы привели меня сюда, чтобы я поверила, но при этом чтобы проверить, не испугаюсь ли я при виде какого-нибудь монстра…

— Я не монстр, — доносится возмущение Тая.

— Извини, — на автомате говорю я, даже не отвлекаясь от собственных рассуждений. — Я в порядке, если вам интересно. Но всё ещё в недоумении.

Дмитрий хмурится (если я правильно отличаю его брови от упавших на лоб теней).

— Я был чертовски прав, — сообщает он, словно разговаривает с самим собой. — Ты очень похожа на своего отца.

— Ну да, — бурчу я. Мне эта тема совсем неинтересна.

Не знаю, зачем Дмитрий привёл меня сюда, с какой целью: убедить в том, что мне есть ради чего вернуться, или наоборот отбить всё желание даже подумать об этом. Так или иначе, пока у него не вышло ни то, ни другое.

— Что дальше? — спрашиваю я.