Пепел Марнейи
Шрифт:
Превратив плащ в суму, он упаковал бесчувственного Ламуса, взвалил на спину и отправился ловить наемный экипаж по другую сторону Мятежного театра. При этом чувствовал себя конченым дураком – почти забытое ощущение. Боги и демоны, что же он вообще делает, куда тащит Хоря, которого надо было добить и оставить под стеной за колоннами, самое здравое решение… Но здравый смысл сказал ему «до свидания» еще несколько дней назад. Он делает то, что делает, и будь что будет.
Его до сих пор не убили, а Тибор выглядел мрачным, как демон, изловленный сумасшедшим магом-экспериментатором. Неувязка с оплатой? Из болтовни
Сегодня показалось, что вот он, конец: освободили от оков, заставили раздеться догола, и тролль-шаман вначале осмотрел его, как лошадь на ярмарке, а после, обмакнув обгрызенную кисточку в едкое зелье, нарисовал на груди какой-то знак. Кожа зудела, вдобавок он весь покрылся мурашками, и зубы унизительно лязгали.
– Не упырь, не оборотень, не демоническое существо, – глубокомысленным тоном сообщил тролль.
– Так я и думал, но проверить стоило, – отозвался Тибор. – Для очистки отсутствующей совести…
И бросил Рису:
– Одевайся, чего ждешь?
Рис торопливо натянул свою худую одежку и, глянув на убийцу сквозь засаленные пряди, свисающие на лицо – между ним и врагом травяные стебли, самая надежная на свете преграда, – с вызовом поинтересовался:
– Что, прогадали, не спешат за меня раскошеливаться?
Все равно он здесь долго не выдержит. Раньше, если ему где-то было плохо, он оттуда уходил, даже от Сарабтенов сбежал, но из этого застенка не убежишь.
– Вот ты у меня уже где! – убийца чиркнул ребром ладони по горлу, в зрачках вспыхнули недобрые волчьи огоньки. – Я тебе ради собственного удовольствия мозги вышибу.
– За просто так? – ухмыльнулся Рис. – И не влом будет?
Он понимал, что таких, как этот, лучше не дразнить, но не мог больше терпеть неволю.
Тибор сгреб его одной рукой за рубашку. Рис не отводил взгляда от прищуренных светло-серых глаз, свирепых, усталых, непреклонных, с затаившейся на самом дне тоской. Это не те глаза, которых ему надо бояться.
Сбоку маячил пузатой громадой тролль-шаман, внимательно наблюдающий за их странным поединком.
Наконец Тибор отбросил его – но не шибанул со всей силы о кирпичную стенку, чтобы затылок вдребезги, а просто швырнул на тюфяк. Молча повернулся и вышел из комнаты.
Ломая голову, кто же из них победил, Рис принял сидячее положение, настороженно косясь из-под волос на троллей – шамана и сторожа. Рубашка порвалась. Грудь все невыносимей зудела, зато можно отдохнуть от цепей… Ага, так и дали отдохнуть. Сторож, бесцеремонно хватая пленника жесткими шершавыми лапами, снова надел на него кандалы, защелкнул замки. После того как он закончил, Рис скривился и потер нестерпимо зудящую кожу.
– Я дам тебе мазь от свербежа, если скажешь, как ты это делаешь, – глуховатым рокочущим голосом произнес шаман.
Он нависал над Рисом, словно чешуйчатая глыба, и тоже уставился в глаза сверху вниз. Охота им всем в гляделки играть… У тролля глаза были слишком маленькие для такой физиономии, с вертикальными зрачками и пурпурной в коричневых прожилках радужкой, под нависающими, как будто вырезанными из грубого камня веками.
– Как я делаю что? – рискнул уточнить Рис.
– Раз ты не понял вопроса – значит, сам не знаешь, тогда и говорить дальше не о чем, – шаркая по полу большими ступнями,
Решив, что мази ему не видать, Рис принялся ожесточенно расчесывать грудь, стараясь не царапать до крови. Тролль повернулся, протянул склянку с желтым, как мед, содержимым.
– На, возьми немного и смажь там, где чешется.
Он зачерпнул пальцами чуть-чуть вязкой золотистой массы, осторожно размазал по коже. Никакого подвоха, зуд и впрямь быстро утих.
– Спасибо, – сказал он негромко.
– Я хочу знать, кто ты по своей сути и что сделал с Тибором, – пророкотал шаман, перед тем как уйти. – Я буду искать ответ.
– Может, по-вашему, это я напал на Тибора?
Вопрос, заданный в спину троллю, ударился, как брошенный вслед камешек, о закрывшуюся дверь.
Рис устроился на тюфяке и вскоре задремал. Теперь он уже не так сильно боялся Хрустального Гроба, и тот не стал ему сниться, зато приснилась Мусорная равнина. Тоже из повторяющихся кошмаров. Жуткое местечко, Рис даже сомневался насчет того, где оно в точности находится: на этом свете или на том. Пространство, до самого окоема заваленное всевозможными отбросами, и он там совершенно один – бредет непонятно куда, спотыкаясь и пошатываясь, в глазах рябит от россыпей пестрого мусора, лишь бы не упасть – можно напороться на что-нибудь острое… Наверное, это все-таки ад, куда он когда-нибудь попадет за грехи. Вряд ли может быть, чтобы такое место существовало в мире живых.
К счастью, его разбудили. За стеной гремели цепями и надрывно ругались: Тибор недавно приволок еще одного пленника – не иначе, опять заказчики затянули с оплатой – и тот протестовал против своей участи на весь околоток.
Королевский дворец напоминал Венусте улжетские настенные ковры. Величавые мифологические сцены и пейзажи, великолепие узоров, блеск золотых и серебряных нитей, а с изнанки – неряшливая путаница свалявшихся концов, клочья паутины, пыльные присохшие леденцы, хитиновые шкурки тараканов, острие забытой булавки. Она не любила бывать при дворе, но на прием в честь двухсотлетия «Хартии об упразднении рабства» пригласили всех известных столичных магов.
Как изволил выразиться один пожилой вельможа из числа ее клиентов, Хартия «спасла Ругарду от экономической задницы и кровавого поноса народных бунтов». На этом настоял герцог Эонхийский, в ту пору королевский советник. Он едва ли не силой напополам с интригами вынудил короля Эверерда согласиться на реформу, дикую с тогдашней точки зрения – и весьма разумную, как выяснилось немногим позже, на примере Баракосы и Малны, изошедших пресловутым «кровавым поносом».
В Ругарде после этого пошла в рост мануфактурная промышленность, и продовольствия стало вдоволь – крестьяне, дорвавшись до собственной землицы, работали втрое усердней, чем в бытность свою подневольниками. Здравомыслящая часть старой аристократии смирилась, поглядев на кавардак в Малне и Баракосе, и начала, скрепя сердце, сдавать остатки своих угодий в аренду новоявленным фермерам. Дело оказалось прибыточным, со временем и другие втянулись, кроме самых неуступчивых, прозябающих в обветшалых замках посреди заросших бурьяном полей. Появлялось все больше зажиточных деревень, и новое дворянство не бедствовало, и города росли, как тесто на дрожжах, и сошла на нет угроза внутренней войны. Ругарда процветала, насколько что-либо может процветать в мире Сонхи, и благодарить за это следовало герцога Эонхийского.