Пепел Вавилона
Шрифт:
Стабильность, решил Салис. Большое пространство вроде этого барабана как-то на них влияет. Он и сам это чувствовал — барабан казался слишком большим, чтобы сломаться. На самом деле размер не важен. Сломать можно что угодно. Сломалась даже Земля. Действуя так, словно риск — это пустяки, подвергаешь опасности всех.
Но всё-таки в глубине души он жалел, что охрана станции наказывает летунов. Дети есть дети. У них всегда должно быть место для игр. Оно было у марсиан, у землян. Только астерам потребовалось угробить не одно поколение ради того, чтобы и у их глупых детишек появилась возможность играть.
Он щурился, глядя в яркое небо. Охрана и летуны уже спускались к поверхности, дымные следы скафандровых двигателей становились шире и медленно оборачивались спиралями вокруг сияющего луча солнца.
— Досадно, — сказал он.
Вандеркост фыркнул.
— Слышал про души в секции F? — спросила Робертс. — Опять закрыты.
— Всё проектировалось под полную g, — сказал Вандеркост. — То же и с фермами. Поля не осушаются как положено. Если бы барабан вращался, как рассчитывали мормоны, всё бы работало.
Робертс рассмеялась.
— Может, и работало бы. А вот мы — нет. Нас бы по стенке размазало.
— Надо бы этим заняться, — Вандеркост пожевал киббл.
— Мы много делаем, чтобы всё заработало, — сказал Салис. — С таким-то запасом мощности? Да если не справимся, значит, мы того и не стоим.
Он допил остатки пива, встал, поднял ладонь, чтобы спросить, хотят ли сослуживцы ещё порцию. Вандеркост хотел, Робертс — нет. Салис пошёл к стойке, ступая по грязной земле. Это тоже часть жизни, подумал он. Растения, фальшивое солнце, ветерок, пахнущий листьями, гнилью и свежей травой. Медина — единственное место из всех, в которых он когда-либо жил, где можно ступать по земле. Не просто по грязи и пыли — их-то хватало повсюду — по настоящей почве. Салис сам не знал, в чём тут разница, но это совсем другое.
Бармен сменил грушу Салиса на полную и дал вторую для Вандеркоста. Когда Салис вернулся к столику, разговор перешёл от летунов к колониям. Невелика разница. От тех, кто глупо рискует, к тем, кто рискует бессмысленно.
— Алдо говорит, через Иерусалимские ворота опять пришли угрозы, — рассказывала Робертс. — Либо мы отправляем им ядро реактора, либо они явятся и возьмут сами.
— Если явятся, мы их удивим, — Вандеркост взял у Салиса свежую грушу пива. — Поднимем пушки — и делу конец.
— Возможно, — ответила Робертс, потом покашляла. — А может, лучше отдать?
— С чего это? — нахмурился Вандеркост.
— Они нуждаются, а у нас всё это есть.
Вандеркост пренебрежительно отмахнулся. Кого колышет, в чём там они нуждаются? Но что-то в интонациях Робертс привлекло внимание Салиса. Как будто она сказала нечто большее. Он встретился с взглядом её тёмных глаз, в знак вопроса вздёрнул вверх подбородок. Она заговорила, кивая головой в такт словам:
— Мы ведь можем помочь, если захотим? Вполне можем, почему бы и нет? Нет причины отказывать, ведь мы теперь не те, кем были раньше. — Вандеркост хмурился, но Робертс продолжила: — Мы это сделали. Именно мы. Сегодня.
— Кто это мы? — вставил Вандеркост.
Слова прозвучали грубо, но если Робертс и слышала, прерываться не стала. Глаза блестели, как будто она вот-вот расплачется. Её речь текла, как вода из лопнувшей трубы. Запинаясь, она опять продолжала:
— Мы вечно искали дом. Церера, Паллада, большие станции в точках Лагранжа, которые так и не были построены. Моя тётя вечно твердила про создание станции астеров, столицы космоса. Теперь она есть. Её построили астеры. Астеры здесь живут. Они — её власть и сила. С пушками, которые мы поставили, она наша навек. Сегодня мы сделали это место домом. Не только для нас — для всех. Для астеров. Теперь наша родина здесь. И всё из-за нас троих.
По её щекам катились слёзы — медленно, с одной-то шестой g. Счастье освещало её изнутри, как горящий огонь, и Салиса это смущало. Смотреть на Робертс в таком состоянии было неловко, как случайно наткнуться на кого-то в туалете. Но когда он отвёл взгляд, повсюду над ними раскинулся барабан купола. Растения, почва, земля смотрели сверху, как с неба.
Салис работал на Медине уже около пятнадцати месяцев. Дольше, чем на какой-либо другой станции за всю свою жизнь. Он прибыл сюда потому, что Марко Инаросу и Вольному флоту нужны были люди. Не слишком об этом задумываясь, в душе Салис знал одно: АВП с Вольным флотом — нечто большее, чем просто АВП, и кажется, только сейчас начинал понимать, что за этим стоит. Не война навсегда, а дом.
— Родина, — произнёс он, старательно и осторожно выговаривая слово, как будто оно стеклянное, и если сказать его слишком резко, оно может ранить. — И всё из-за рельсовых пушек.
— Из-за того, что теперь у нас есть что-то своё. — ответила Робертс. — И потому, что теперь никто у нас этого не отнимет.
Что-то поднималось в груди Салиса, и он позволил себе принять это чувство. Да, гордость. Им есть чем гордиться. Он попробовал изобразить улыбку, глядя на Робертс, и она улыбнулась в ответ. Робертс права, теперь это место принадлежит им. Что бы ни происходило дальше, у них есть Медина.
Вандеркост пожал плечами, сделал длинный глоток из груши, рыгнул.
— Ну, значит, слава нам, — сказал он. — И всё для чего? Теперь они её точно никогда обратно не получат.
Глава пятая
— Что-то у меня всё это доверия не вызывает, — сказала Мичо Па.
Джозеф зевнул и приподнялся на локте, глядя на неё сверху вниз. Красивый мужчина, правда, малость потрёпанный. Тёмные волосы длиннее, чем привычный ёжик, но не до плеч, и седина только чуть заметна. С годами кожа огрубела, чернила татуировок на ней рассказывали историю жизни — разомкнутый круг АВП на шее перекрывал изображение поднятого кулака, символ давно рассыпавшейся радикальной группы. Изящный крест, начертанный на плече в момент веры, так и остался там после того, как вера рухнула. Фразы, идущие по рукам от запястий — «С водой покончено, время огня», «Любить — это видеть тебя таким, каким создал Бог» и прочие — напоминали о тех разных людях, которыми он становился на своём пути. О его воплощениях. Отчасти поэтому Па ощущала его таким близким. Она была младше почти на десятилетие, но тоже прошла перевоплощения.
— Что «это»? — спросил он. — Есть немало такого, чему не стоит доверять.
— Инарос созывает кланы.
Она накинула на себя одеяло. Она не чувствовала неловкости и голой, но теперь, после близости, была готова опять вернуться к более формальному тону. Или что-то вроде того. Джозеф понял и без лишних слов перешёл от роли одного из мужей Па к обязанностям её главного инженера. Он скрестил руки и облокотился о стену.
— Собранию не доверяешь или этому типу?
— И тому, и другому, — сказала она. — Тут что-то не так.