Пепел Вавилона
Шрифт:
Тела потяжелели, когда челнок отчалил. Потом зашипели шарниры разворачивающихся амортизаторов — Бастьен запустил маневровые. Они не набрали и четверти g, по и того хватило, чтобы в считаные минуты добраться до «Пеллы». Прошли шлюз — тот самый, что выбрала для самоубийства Наоми, — и вплыли в привычный воздух «Пеллы».
Розенфелд Гаолян их уже ждал.
Всю жизнь, сколько Филип себя помнил, Пояс означал для него Альянс Внешних Планет, а АВП — самых главных людей. Свой народ. Только повзрослев настолько, чтобы присутствовать при разговорах отца с другими взрослыми, он начал понимать, что АВП глубже и богаче
Свободный флот не принадлежал и не собирался принадлежать к АВП. Свободный флот был твердыней нового порядка, сплоченной силой, не зависящей от наличия врага. Он сулил будущее, в котором прежнее ярмо не только сбросят с плеч, но и разобьют.
Что не означало, будто флот свободен от прошлого.
Розенфелд был мелким человечком, даже во флоте умудрившимся остаться разболтанным. Темная, в странных пупырышках кожа, глубоко посаженные глаза. Он носил татуировки с рассеченным кругом АВП и острой, как клинок, V группы Вольтера, легко и светло улыбался и не скрывал постоянной готовности к насилию. Ради него отец Филипа явился на Палладу.
— Марко Инарос, — заговорил, раскрывая объятия, Розенфелд. — Ты смотри, что наделал, койо мис!
Марко бросился на грудь Розенфелду, раскрутился вместе с ним. Оттолкнувшись, оба замедлили вращение. Если Марко питал к Розенфелду недоверие, оно ушло. Нет, не ушло, а перешло к Филипу и Каралу, позволив Марко выразить незамутненную радость встречи.
— Хорошо выглядишь, дружище, — начал Марко.
— Врешь, — отозвался Розенфелд, — но я ценю комплимент.
— Помощь в доставке твоих людей нужна?
— Уже на месте, — сказал Розенфелд, и Филип, покосившись на Карала, заметил, как тот чуть скривил губы. Да, Розенфелд — друг, союзник из внутреннего круга Свободного флота, но это не значит, что ему позволительно без ведома Марко переводить на корабль личную охрану. Что ни говори, «Пелла» — флагман Свободного флота, а соблазн есть соблазн. Марко с Розенфелдом дружно протянули руки, остановив совместное вращение, зацепившись за ручки шкафчика, и, по–прежнему рука об руку, вытолкнулись во внутренний коридор. Филип с Каралом последовали за начальством.
— К Церере погоним во весь дух, иначе не успеть на встречу, — заметил Марко.
— Сам виноват. Я обошелся бы своим кораблем.
— Твой не вооружен.
— Ты всю жизнь обходился прыгунами.
Даже сзади, видя только отцовский затылок, Филип различил в голосе Марко улыбку.
— Это прежде была вся наша жизнь. Теперь играем по–другому. Высшему командованию нельзя без охраны. Даже здесь не все с нами. Пока — не все.
Они добрались до лифта, двигавшегося вдоль корабля, обогнули его и поплыли головами вперед
— Чего мне ждать? — говорил Розенфелд. — Хороший солдатик, ми. Жаль, что Джонсон со Смитом добрались до Луны. Одно попадание из трех?
— Земля была важнее, — ответил Марко. Впереди появилась Сарта, проплыла мимо в сторону рубки, кивнула, разминувшись. — Земля всегда была главной целью.
— Ну, генеральный секретарь Гао отправилась к своим богам и, надеюсь, визжала, умирая. — Розенфелд изобразил плевок. — Но эта Авасарала, что заняла ее место…
— Из чиновников, — процедил Марко, подтягиваясь за поворот, в столовую команды. Привинченные к полу столы и лавки, запах марсианской армейской еды, раскраска в цветах вражеского знамени. Все это плохо совмещалось с занимавшими помещение людьми. Мужчины и женщины — сплошь астеры, но даже среди них Филип отличал сослуживцев из Свободного флота от охраны Розенфелда. Своих от не своих. Как ни изображай единство, все сознавали разницу. Всего здесь насчитывалась дюжина человек, одна смена. По человеку из команды «Пеллы» на каждого из розенфелдовских, так что не одному Каралу пришло в голову, что некоторая осторожность между друзьями не помешает.
Кто–то из охранников бросил Розенфелду грушу. Неизвестно, с чаем, виски или с водой. Розенфелд поймал, не прерывая разговора.
— Похоже, эта чиновница умеет ненавидеть. Думаешь, с ней справишься? Без обид, койо, но есть у тебя такая слабость — недооценивать женщин.
Марко застыл. При виде этой неподвижности Филип ощутил во рту вкус меди. Карал тихо крякнул, и, оглянувшись на него, Филип отметил выставленный вперед подбородок, незаметно сжатые кулаки.
Розенфелд устроился у стены, лицо его изображало примирительное сочувствие.
— Но об этом, пожалуй, здесь говорить не место. Прости, что задел по больному.
— Ничего у меня не болит, — ответил Марко. — Все это пережуем на Церере.
— Собрание племен, — усмехнулся Розенфелд. — Жду не дождусь. Дальнейшее будет любопытно.
— Будет, — согласился Марко. — Карал подберет тебе и твоим подходящие каюты. Держитесь в них. Разгон будет быстрый.
— Слушаюсь, адмирал.
Марко вытолкнулся из столовой, поплыл к мастерской и машинному залу, так и не встретившись глазами с Филипом.
Тот помешкал немного, не зная, сопровождать отца или остаться, свободен ли он или еще на посту. Розенфелд, усмехнувшись, подмигнул ему пупырчатым веком и отвернулся к своим людям. Что–то назревало: ощущалось в воздухе и в осанке Карала. Что–то важное. И судя по тому, как держался отец, это важное касалось Филипа.
Филип тронул Карала за руку.
— Что такое?
— Ничего, — неумело соврал тот. — Зря волнуешься.
— Карал?
Немолодой мужчина сжал губы, вытянул шею. На юношу он не смотрел.
— Карал… мне что, у них спрашивать?
Карал медленно покачал головой. Не надо спрашивать. Он нервно облизал губы, снова мотнул головой, вздохнул и тихо, сдержанно заговорил:
— Недавно пришло сообщение. Данные наблюдения с… э-э… с «Четземоки». О том, как уцелел корабль с Джонсоном и Смитом.
— И?..
— И… — тяжелее свинца обронил Карал.
И стал рассказывать, и так Филип Инарос прямо при Розенфелде и полудюжине его ухмыляющихся охранников узнал, что его мать жива. И что на «Пелле» об этом известно всем, кроме него.