Пепел врага
Шрифт:
– Кури, капитан, – предложил он.
Верещагин, севший с противоположной стороны стола, негромко заметил:
– Может, для начала поздороваемся?
Замечание утомленный по жизни следак воспринял вяло.
– Здравствуй, Верещагин. Не думал, что «десы» такие воспитанные, – скрипучим голосом пробормотал Морозов. – Не любишь ты меня.
– Я йогурт люблю. С удочкой на берегу реки обожаю посидеть. Вот хамства действительно не переношу. Кроме того, вы ведь не дама приятной наружности, чтобы вам симпатию высказывать, – парировал капитан.
Следак, расстегнув верхние пуговицы, помассировал горло с выступающим кадыком. Закончив процедуру,
– Сколько уже беседуем, а контакта не получается. Я же разобраться пытаюсь. Дело ведь серьезное. Колонна уничтожена. Обстоятельства проводки колонны туманны. Из команды уцелели только двое. Ты и сержант Васильев.
Последнее замечание резануло капитана по сердцу. Он даже привстал со стула.
– Виноваты, извините. В следующий раз обязательно лоб под пули подставим. К «грузу 200» вопросов не будет?
Слова капитана задели следователя. Он привстал, опрокинув ногой мусорку. Опираясь руками на жалобно скрипнувший стол, Морозов произнес:
– Сядь, капитан! Никто тебя под пули не гонит. Сейчас не сорок первый год. И я не командир заградительных отрядов. Уцелели, и слава богу. Но в произошедшем разобраться надо. Слишком много неувязок в этом деле. – Смягчив тон, следователь, уже не впервой беседовавший с Верещагиным, попросил. – Ты не гоношись. Мы ведь не в тюремной камере разговариваем…
Опускаясь, десантник буркнул:
– Утешили.
– Но расклад хреновый, – продолжал следак. – На нас «сверху» давят, требуют найти крайнего. Ты же в армии не первый год. Понимаешь, что главное – найти крайнего. Отчитаться перед начальством о выявленных недостатках и наказании виновных.
Верещагин, раздраженный философствованием собеседника, сыпанул пригоршней вопросов:
– Вот «сверху» и начинайте. Кто колонну в экстренном порядке по непроверенному маршруту отправил? Кто без разведки и без прикрытия с воздуха идти приказал? Кто, наконец, нарушил все писаные и неписаные инструкции? Почему в машинах вместо всякой хренотени оказались испытательные образцы самого современного оружия?
Пока капитан задавал вопросы, Морозов загибал на руке пальцы. Сжав ладонь в кулак, он задумчиво посмотрел на образовавшуюся конфигурацию.
– Ты, капитан, предлагаешь решить мне задачку со многими неизвестными. Значит, советуешь пройтись по «верхам»? – с кривой ухмылкой произнес служитель закона.
Верещагин отрубил:
– В самую точку попали.
– Пустой номер! «Наверху» свои расклады. Я уже посылал запросы в штаб. Там концов не найти. Каждый друг на друга кивает, а все вместе списывают на общую нескоординированность действий. Любят у нас мудреными словами суть замутить. Любой бардак оправдать могут. Ты, капитан, пойми меня правильно. Я козла отпущения делать из тебя не собираюсь. Я даже готов поверить, что ты настоящий герой. Но вот «наверху» кто-то хочет по-другому.
Верещагину стало жарко. Он протянул руку к пустому графину, стоявшему на столе. Повертев сосуд перед глазами, десантник поставил его обратно. Заметив это, следователь позвал дежурившего в коридоре прокуратуры солдата.
– Боец, бля, совсем службу забыл! Хочешь из теплого места на блокпост отправиться?! Там тебя мигом жизни научат! Срать без бронежилета не сядешь. Если такая борзота повторится, я позабочусь о твоем переводе, – отчитал нерадивого дневального желчный следак.
Бойцу на передовую не хотелось.
Верещагин наполнил стакан, осушил его одним глотком и тихо спросил:
– Кто же меня за труса держит?
Следак оглянулся на дверь.
– Подполковник Кривонравов в больших претензиях к тебе, – понизив голос, произнес он.
– Кривонравов? Тот, что колонну в наш район привел! – Удивлению десантника не было предела.
Перейдя на заговорщицкий шепот, следователь продолжил:
– Он самый. Я, Верещагин, честно тебе признаюсь. Этот Кривонравов – еще тот фрукт. Пока ты в санчасти плечо врачевал, он полковничьи погоны получил. Подвязки у него в Москве серьезные. Карьеру быстро делает. Но не об этом речь. – Следователь взял тайм-аут, чтобы промочить горло и закурить очередную сигарету. – Этот новоиспеченный «полкан» утверждает, что в машинах никаких образцов нового вооружения не было. Что машины везли обычные «калаши» и амуницию для солдат районного гарнизона. Плюс еще кое-какую мелочовку для чеченских ментов. А ты утверждаешь, что в машинах выставку секретного вооружения видел. Нестыковка получается…
Капитан сжал ладонями виски. Услышанное не укладывалось в голове.
– Но я же видел, – словно в забытьи, пробормотал он. – И сержант Васильев может подтвердить.
– «Видел» к делу не пришьешь, – важно заметил Морозов.
Нервно потирая раненое плечо, капитан воскликнул:
– А осмотр места, где расстреляли колонну, ничего не дал? Могли ведь остаться фрагменты, детали, маркировка на ящиках… Неужели никаких вещественных доказательств?
– Ты детективов на больничной койке перечитался. Какие вещдоки? Так все сгорело к е…ной матери. А что не сгорело, то «чехи» уничтожили. Вместо дороги одни воронки от взрывов, и стреляных гильз вокруг немерено, – разводя руками, зачастил следователь. – Нет. Эксперты с кое-каким материалом работают. Но это скорее для соблюдения формальностей делается. Ничего конкретного пока не вырисовывается.
Следователь встал, обошел вокруг стола и, остановившись возле капитана, заглянул тому в глаза.
– Знаешь, Верещагин, я тебе верю. На этого свеженького «полкана» контрразведчики давненько косо поглядывают. Кривонравов материально-техническим обеспечением занимается в штабе. Так в его ведомстве то склады с амуницией загорятся, то еще какая-нибудь хренотень приключится. Другого давно с должности турнули бы. Или отправили в какой-нибудь Мухосранск военным комиссаром с допризывников бабки снимать. А он звезды на погоны ловит. По штабу, выкатив пузо вперед, рассекает. – Следователь с таинственным видом человека, сказавшего больше, чем надо, замолчал.
Верещагин поднял глаза. Тень сомнения пробежала по лицу десантника. Следователь явно что-то не договаривал, предлагая ему самому сделать выводы. Но капитан не торопился. В этом прокуренном помещении, где сама атмосфера была пропитана подозрениями и недомолвками, каждое слово могло вызвать непредсказуемые последствия.
Верещагина уже неоднократно допрашивали. У каждого, кто с ним разговаривал, был свой подход, своя манера вести разговор. Морозов старался выглядеть предельно откровенным. После его слов капитан впервые взглянул на трагедию, происшедшую в ущелье, по-другому.