Пепел звезд

Гайворонская Елена Михайловна

Гриценко открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал, остановленный толчком ноги Соломатина под столом.

– Да нам-то че, Палыч? Сделаем, как скажешь. Фролов только вот упереться может. Он же у нас принципиальный.

Майор Сухоруков скривился так, точно разжевал пригоршню кислющего винограда.

– Ох, мне этот Фролов! Одна головная боль.

– А представляешь, если бы все такими у нас были? – лукаво осведомился Гриценко.

Юрий Фролов шел по длинному, испещренному кабинетами, коридору. Высокий, атлетического

сложения, он мог бы считаться красивым, если бы не рваный шрам через левую щеку – память о необъявленной войне. Ему было двадцать пять. Огненно-рыжие волосы Фролова, как бы коротко он не стригся топорщились упрямым ежом, а темные глаза за коротким частоколом каштановых ресниц смотрели серьезно, даже строго, будто до сих пор продолжали видеть то, что остальным людям, на их счастье, увидеть не довелось.

– Слышь, Фролов, закурить есть?

У окна стоял понурый Смольский, опер из соседнего отдела, яркий блондин, совершенно не оправдывавший фамилии. В руке он комкал пустую пачку «LM».

– «Прима» подойдет?

– Не графья.

Смольский судорожно затянулся. Пальцы его вздрагивали.

– Говорят, ребята пострадали? – осторожно спросил Фролов.

Он знал, как Смольскому сейчас нелегко. Знал, лучше других, как тяжело терять товарищей по оружию. И менее всего хотел сыпать соль на свежую рану. Все они, опера, в одной упряжке. Только толстые задницы в кожаных кабинетах забыли об этом.

Смольский мрачно кивнул.

– Костя и Саша Вашенкин. В больнице оба. Он их с автомата, сука…

Он снова затянулся, роняя пепел на потертые джинсы.

– Полкан говорит: «Мы вам новый» газон «дали.» Что нам «газон»! У Стрелка на «Мерине» пятилитровый движок… Сам бы попробовал угнаться, старый козел… Хотя я, конечно, виноват… Не нужно было ребят у окна ставить…

– Ничего, образуется…

Что он еще мог сказать?

– Спасибо, Юра. Тебя, вроде, майор искал.

– Иду.

– Слышь, Фролов, – окликнул его слова вслед Смольский, – я сам возьму эту сволочь. Веришь? Лично. И башку ему отстрелю. Как на войне. Как это ТАМ у вас называлось – месть?

– То на войне, – сказал Фролов.

– Так и сейчас война. И тоже – необъявленная. Не согласен?

– Согласен, – тихо проронил Фролов.

– Я возьму этого сраного киллера. Веришь?

– Верю, Коля, – Фролов хлопнул коллегу по плечу и собранной бесшумной походкой направился в свой отдел.

– Где тебя носит?! – взвился при виде Фролова майор Сухоруков. Он все еще пребывал в состоянии возбужденного раздражения. – Едем по делу Крылова. С обыском.

– Я работаю по убийству на Герцена. – Возразил Фролов.

– Отставить Герцена! Подумаешь, важность – хохлы-челноки. Сдай в архив.

– А для меня все покойники равны, – жестко выговорил Фролов.

– Это приказ! – побагровев, заорал Сухоруков. – Отныне занимаемся только делом Крылова! Ясно?!

– Так точно, – усмехнулся Фролов. – Разрешите идти?

В самой глубине ледяных глаз скрывалось презрение. Но майор был слишком занят мыслями об уплывающей «тринадцатой», чтобы это заметить.

– Да ладно

тебе… – сказал он примирительно, – не обижайся.

Глядя вслед уходящему Фролову, он не мог понять, отчего иногда рядом с этим совсем «зеленым» парнем он частенько ощущал неловкость.

Случилось то, чего Юлька менее всего ожидала – ее вызвали на опознание. В тюремный госпиталь.

– Нарвались на спортсменов, те их отделали по первое число, – объяснил немолодой усталый следователь. – Да переборщили – один из бандюг копыта отбросил. Жаль ребят – теперь их могут осудить за превышение самообороны. Но, вроде, адвокат у них дельный. Глядишь, обойдется.

Закрученная в бинты кукла с сине-буро-черной опухолью вместо лица являлась жалкой пародией на человеческое существо, ничем не напоминая циничного бандита. Но в заплывших щелках глаз на миг мелькнул затравленно-злобный болотный огонек. В момент в Юльке все перевернулось. Страх, боль, унижение, ненависть – всколыхнулись с новой силой, заставив ее впиться длиннющими ногтями в собственные ладони, чтобы удержаться от искушения вонзить их в отвратительное месиво морды налетчика.

Он тоже ее узнал. В болотных прорезях застыло пугливое ожидание.

– Он? – спросил следователь.

– Он самый! – Юлька склонилась над коконом. – Ты помнишь меня, мразь? Я станцую рок-н-ролл на могиле твоего дружка!

– И сколько ему дадут? – поинтересовалась Юлька, выйдя из палаты.

– Трудно сказать… Будет суд. Хорошо, если лет десять.

– Всего?! – вскинулась Юлька. – За убийство?!

– Девушка, дорогая, – грустно вздохнул немолодой усталый следователь, – в какой, извините, стране вы живете? Кем наши законы писаны, знаете? А парень этот, если инвалидом останется, вовсе много не получит. Вспомните мое слово. Так-то… – он повертел в руках шариковую ручку. – Величко ваша фамилия? Как у думца одного, горлопана. Все выступает за смягчение законодательства. Не родственник Ваш случайно?

– Нет… – на мгновение серые Юлькины глаза наполнились горечью. – Однофамилец.

Всеми силами стараясь игнорировать возмущенные жесты и взгляды лихачей-водителей, жаждущих быстрой езды, которую, как известно, уважает всякий, и старый, и новый русский, на новехоньком «Мерседесном» джипе Марина ползла по московским дорогам, периодически останавливаясь поглядеть в карту автомобилиста.

– Третья скорость… Знак «уступи дорогу»… – шептала она про себя, словно «отче наш», – перекресток… Стоп.

Загорелся «зеленый».

– Первая скорость, вторая… Твою мать!

Откуда ни возьмись, нарушив все возможные правила, огромный черный джипарь, нагло «подрезав» поток, вылетел прямо перед носом Марины. Растерявшись, вместо тормоза она ударила ногой по «газу». И сразу же за этим последовал страшный толчок и душераздирающий скрежет. Ремень безопасности отбросил Марину назад, девушка в ужасе заслонилась ладонями и, как в тумане, ощутила неприятный удар вылетевшей подушки безопасности.

– Эй, ты там! Открывай, коза, блин!