Пепельное небо
Шрифт:
— Милая, милая, — прерывает жену Ингершип, — давай не будем о политике.
Жена смотрит на свои пальцы, плотно обтянутые оболочкой, сжимает их и произносит:
— Да, конечно. Простите.
Она улыбается, качает головой и быстрыми шагами уходит туда, где, должно быть, располагается кухня.
— Подожди, — окликает ее Ингершип. — Прессия же девушка, в конце концов. Ей может понравиться настоящая, прекрасная, отремонтированная кухня! Что скажешь, Прессия?
Прессия колеблется. Честно говоря, ей не хочется покидать Ингершипа. Она же решила полагаться на него как на образец
Испытывая отвращение, она восклицает:
— Да, конечно! Кухня!
Жена Ингершипа выглядит так, словно сильно нервничает. По ее лицу это сложно понять, но видно, как она беспрестанно перебирает кончиками пальцев.
— Да, да, — кивает она, — это будет настоящий праздник.
Прессия встает из-за стола, кладет салфетку на стул и задвигает его. Она проходит вслед за женой Ингершипа через вращающиеся двери. Кухня оказывается просторной. Большая лампа висит над длинным узким столом. Все поверхности блестят, аккуратны и безупречно чисты.
— Вот раковина. Посудомоечная машина, — говорит жена Ингершипа, указывая на большую черную блестящую коробку под столешницей. — Холодильник. — Она указывает на массивный ящик с двумя отделениями: одно большое внизу и одно маленькое наверху.
Прессия подходит к каждому предмету и повторяет одно и то же:
— Очень мило. Прекрасно.
Жена Ингершипа приближается к раковине и поворачивает металлическую ручку с шариком на конце. Льется вода. Затем женщина наклоняется к Прессии и тихо говорит:
— Я не сделаю тебе больно. Не волнуйся. У меня есть план, я сделаю все возможное.
— Мне? Больно?
— Разве тебе не сказали, почему ты здесь?
Прессия качает головой.
— Вот, — говорит жена Ингершипа и протягивает Прессии небольшую белую карточку с красной полосой внизу — ярко-красной, как свежая кровь. — Я могу помочь тебе, но ты должна помочь спасти меня.
— Я не понимаю, — шепчет Прессия, глядя на карточку.
— Держи, — жена Ингершипа сжимает руку Прессии, — сохрани ее у себя.
Прессия берет карточку и кладет ее глубоко в карман. Затем жена Ингершипа опускает кран.
— Вот как это работает! Трубы и все такое!
Прессия смотрит на нее, вконец запутавшись.
— Всегда пожалуйста! — говорит жена Ингершипа.
— Спасибо, — бормочет Прессия с вопросительной интонацией.
Жена Ингершипа ведет Прессию обратно.
— Прекрасная кухня, — сообщает Прессия, до сих пор растерянная.
— Я же говорил! — восклицает Ингершип.
Его жена слегка кивает и исчезает обратно в кухне. Прессия слышит звон посуды.
— Прошу прощения, — говорит Ингершип со смехом, — она знает, что лучше не говорить о политике.
Прессия слышит шум в прихожей и бросает взгляд в том направлении. Она видит там девушку в такой же кожаной оболочке, как и у жены Ингершипа, только не в такой нетронутой и чистой. На ней темно-серое платье и туфли с квадратными носами. В руках она держит ведро и протирает губкой стены, особенно старательно пятно, которое Ингершип назвал «мерзостью».
Ингершип берет половинку яйца и запихивает ее в рот. Прессия сразу же делает то же самое. Она позволяет яйцу побыть немного у нее во рту, проводит по гладкой поверхности языком, а затем начинает жевать. Желток мягкий и соленый. Вкус просто божественный.
— Тебе, конечно, интересно — как? — говорит Ингершип. — Как это все возможно? Дом, сарай, еда.
Он обводит рукой вокруг, указывая на все. Его пальцы выглядят на удивление изящными.
Прессия быстро дожевывает свою половину яйца. Она улыбается, сжав губы, с полными щеками.
— Так и быть, я раскрою тебе маленький секрет, Прессия Бэлз. Вот в чем он: моя жена и я — посредники между Куполом и этими землями. Ты знаешь, что такое посредники? — Он не ждет, пока Прессия ответит. — Мы — связные, мы — мост между Куполом и вами. Ты знаешь, что до Взрыва все уже шло по наклонной. Праведная Красная Волна уж больно старалась, и я глубоко благодарен за Возврат к Цивилизации. Но от чего-то пришлось отказаться. Многим не понравилось то, что получилось, но ты же знаешь, даже Иуда был частью Божьего плана. Понимаешь, о чем я? Были те, кто принял новую цивилизацию, и те, кто не смог этого сделать. Мы верим, что Взрыв был для общего блага. Были те, кто был готов к новой жизни, и те, кто не заслужил пропуск под Купол, а Купол есть благо. Он наблюдает за нами, как доброжелательные глаза Бога, и сейчас он хочет чего-то от нас с тобой. И мы служим ему. — Он бросает резкий взгляд на Прессию. — Я знаю, о чем ты думаешь. Должно быть, я тот, кто в великих планах Господа не заслужил входа в Купол. Я был грешником. Ты была грешницей. Но это не означает, что мы должны продолжать грешить.
Прессия не понимает, на чем стоит сосредоточиться в первую очередь. Ингершип — посредник, который считает, что Взрыв был наказанием за грехи. Это то, во что должны верить выжившие, именно этого хотели под Куполом — что они все это заслужили. Она ненавидит Ингершипа главным образом потому, что у него есть власть. Он имеет дело с опасными идеями, бросаясь кругом словами «Бог» и «грехи», чтобы добиться власти. Брэдвел, вероятно, схватил бы его за горло и вмял бы его металлическое лицо ударами в стену, а затем прочитал бы ему лекцию по истории. Но Прессия так не может. Прессия сидит тихо, уставившись на желтоватый конверт. К чему ведет Ингершип? Вручит ей конверт? Она хочет, чтобы он поскорее покончил с этим. Неужели Купол что-то хочет от нее? И что с ней будет, если она откажется? Она проглатывает последний кусочек яйца и кивает, будто соглашаясь с Ингершипом, но на самом деле она думает о яйцах. Она попробовала каждое, распробовала их все и приобрела новые вкусы для своего желудка.
Ингершип поднимает устрицу, берет ее кончиками пальцев, как крошечную чашку чая, и проглатывает целиком. Затем он смотрит на Прессию, как бы подначивая ее. Или это снова проверка?
— Настоящий деликатес, — говорит он.
Прессия кладет устрицу себе на тарелку. Она чувствует грубые края раковины сначала пальцами, потом нижней губой. Затем девушка наклоняет устрицу, и та соскальзывает ей в горло. Она исчезает так быстро, что Прессия даже не успевает почувствовать ее вкус. На языке остался солоноватый привкус.